просто старшим опером. Периодически Петрушин показывал приличные результаты раскрытия преступлений по своей линии, а временами — холостил. Как рыба в воде чувствовал себя в среде маргиналов, основной клиентуры их подразделения. Сослуживцы никогда не видели его в милицейской форме — в погонах, в кителе мышиного цвета и брюках с красным кантом. Ражего, цыганистого, с запущенными чёрными усами и отёкшим лицом его гораздо легче было представить сутулящимся у шаткого столика пивной перед двумя-тремя кружками «жигулёвского» и разобранным на мятой газетке вяленым лещом.
Убийство Зябликова и Калинина было совершено на обслуживаемой Валерой «северной» зоне города, поэтому оперативно-поисковое дело пришлось заводить ему. Обычно заведение ОПД откладывалось оперативниками до десятого, последнего по ведомственному приказу дня после совершения преступления, когда становилось ясным, что раскрыть его по горячим следам не удается. Но сейчас дожидаться крайнего срока не стали, потому как предпосылок поднять двойной огнестрел в короткие сроки не имелось, да и начальство теребило, обоснованно отнеся преступление к категории резонансных. В оперативно-поисковом деле, аккумулировавшем все результаты работы, пока преобладали справки и рапорты участковых и оперов, составленные по результатам проведённых поквартирных и подворных обходов. До сих пор в деле отсутствовали копии необходимых следственных документов, в частности Петрушин так и не сумел выбить из Бори Винниченко копию протокола осмотра места происшествия, Боря до настоящего времени не собрал подписи всех участников процессуального действия и каждый раз зло огрызался, когда Валера спрашивал с него протокол. Под грифом «секретно» в ОПД, кроме собственно постановления о его заведении и плана ОРМ[108], имелись пока только две агентурных записки. Одну составил начальник РУБОПа Давыдов, вторую высосал из пальца сам Петрушин, оперативных позиций в бандитской среде не имевший. Его агентура была другого пошиба: уголовное отребье, дешёвые проститутки, полубомжи. Из рубоповской информации следовало, что убийство организовано лидером одной из территориальных ОПГ, ранее неоднократно судимым Калачёвым В. Д. из-за раздела сфер экономического влияния. Впрочем, конкретики документ не содержал, Давыдов попросту не доверял профессионалам МРО, считая, что имеет для этого достаточные основания.
На предпраздничный день шестого января Валера запланировал работу с документами, нужно было привести бумаги в порядок. Птицын десять раз на дню требовал от него проанализировать кипу разношёрстного справочного материал, написанного неразборчивыми почерками, и составить внятную справку-меморандум по результатам первоначальных оперативно-следственных действий. Работа по заказному убийству предполагала большой объем документирования, чего Петрушин, как и большинство розыскников, не выносил.
Приближаясь по сложному лабиринту коридора старой части здания УВД к сорок девятому кабинету, занимаемому МРО, Валера с тоской подумал, что прежде чем попасть на рабочее место, ему предстоит повозиться с неисправным дверным замком. Новый замок, малеевский «секрет», они достали на заводе месяца три назад, и с тех пор не могли выкроить времени, чтобы его врезать.
Однако, подойдя к кабинету, Петрушин к своему вящему удовлетворению обнаружил его открытым. Задачу по проникновению в помещение решил Володя Сутулов, пришедший сегодня на службу раньше напарника. Майор находился в кабинете не один, из приоткрытой двери, кроме его резкой, спотыкающейся речи, доносился игривый женский голосок.
— Приветствую, — заходя из предбанника в кабинет, сумрачно сказал Валера корреспондентке «Уездного обозрения» Голянкиной, отхлебывавшей кофе из кружки за его столом.
— Здравствуйте, Валерий Гербертович, — остроносая тощенькая журналистка встретила усача самой лучезарной из своих улыбок.
Петрушин выложил на стол одна на другую две пачки «Есаульских»: нераспечатанную и полупустую, сверху пристроил зажигалку. Молча сняв верхнюю одежду, убрал ее во встроенный шкаф. Он не выносил, когда люди лыбились без причины, демонстрируя показные приязнь и жизнерадостность.
«Чего ты, галка, с утра зубы тут сушишь? С понтом, рада мою похмельную морду видеть?» — Валера закурил, пришло время.
— В…в-вот, В-валерий Г-гербертович, у н-нас гл…г-главный по э-этому у-убийству, он т-тебе в-все и ра…ра…расскажет, — переведя стрелки на напарника, Сутулов свалил на утреннюю сходку к начальству.
Он считался в отделении за старшего, хотя они с Петрушиным и состояли в равных должностях. Межрегиональное отделение лишилось ставки начальника в девяносто четвёртом году, когда угорел на трёх эпизодах мошенничества хороший парень Ваня Пшеничный. Сутулову, выпестовавшему у себя под носом коррупционера, едва не дали под жопу коленом. Отделавшись понижением, он сначала радовался, но потом, когда испуг прошёл, поддав, начинал нудеть, что зря согласился написать рапорт о переводе на нижестоящую должность, теперь ему сроду не получить «подполковника». Валера признавал над собой номинальное начальство Сутулова. Как-никак, тот имел за плечами Горьковскую высшую школу МВД и пятнадцать лет оперативной работы.
— Разрешите? — Валера выметающим жестом обозначил Голянкиной намерение занять своё законное рабочее место.
— Конечно, конечно, — журналистка выскользнула из-за стола.
Усевшись, Петрушин оторвал листок от перекидного календаря, вытер им сырой полумесяц, оставшийся от кружки Голянкиной на оргстекле, покрывавшем столешницу. Затолкал листок в переполненную мусором пластмассовую корзину. Туда же вытряхнул пепельницу.
— Валерий Гербертович, — корреспондентка пристроилась сбоку на стуле для чистых посетителей.
Пьяной урле и прочим бродягам, частым гостям сорок девятого кабинета, предназначался стоявший в углу низкий из-за отсутствия ножек диванчик, обтянутый вытертым кожзамом непонятного цвета.
— Валерий Гербертович, — Голянкина смотрела умильно, — а мне Владимир Борисович сказал, что вы можете сообщить несколько слов по поводу динамики раскрытия двойного убийства.
Петрушин очень медленно повернул крупную голову в сторону журналистки. Выражение лица его оставалось непроницаемо-мрачным. Он поднес к усам сигаретку, затянулся и равнодушно переспросил:
— А чего Владимир Борисович сам не рассказал про эту, как ее… динамику?
— Так вы же работаете по этому преступлению!
— По нему много кто работает, — Валера придвинул к себе пепельницу, сплюнул в неё, после чего макнул в слюну окурок, который коротко прошипел.
— Тогда хотя бы подтвердите или опровергните информацию о причастности к этому убийству авторитета по кличке Клыч? — Голянкина впилась глазами-буравчиками в лицо опера, пытаясь не пропустить его реакцию на услышанное.
Но с Валерой Петрушиным такие дешёвые номера не проходили, он остался погружённым в природную флегму. Можно даже было предположить, что он задремал, причем надолго. У непоседы журналистки не нашлось контрманипуляции против толстокожего Валеры, она вскочила, стала закручивать вокруг шеи длинный вязаный шарф с бахромой.
— Спасибо, капитан, вы очень любезны! Вот вам свежий номер нашей газеты с программой. Ещё вот чайку можете попить или кофейку, я принесла вам тут, не побрезгуйте… До свидания! Пойду к вашему начальству… А что делать?
— Попутного ветра, — Валера остался сумрачен.
Но как только за Голянкиной стукнули двери, сначала — кабинета, потом — тамбура, он поднялся, прошел к тумбочке, втиснутой между столом Сутулова и диваном для жуликов, и воткнул в розетку вилку электрочайника. Вынул из нарядной коробочки пакетик
