К счастью, Фреина отличается бережливостью и за многие годы не выбросила ни одной тряпки. Моя привычка, удачно дополняющая ее скупость, позволяет мне донашивать одежду до дыр. Я привык сидеть, где попало, если к тому же упомянуть посещение базаров, мазки свежего навоза, дегтя, сока раздавленных помидор — все это Фреина аккуратно застирывает и раскладывает по углам, вместо того, чтобы раздать нищим или выбросить. Теперь я вытащил весь ворох и изрядно потрудился, чтобы придать себе неузнаваемый вид. С годами моя фигура стала в городе заметной, как башня Давида. На мое счастье, пока я собирался, небо нахмурилось, и я натянул куртку с капюшоном, как пастух или пилигрим. Можно было пускаться в путь. По дороге я наткнулся на мою драгоценную сожительницу, которая торопилась домой, опасаясь дождя. Я миновал Фреину неузнанным и счел это добрым знаком. Уличный сумрак и надвинутый на лоб капюшон оказывали хорошую услугу. Внутри трактира было темно, пара светильников испускала копоти куда больше, чем света. Людей было немного.
Хозяина, которого я представлял по описанию Симеона, не было видно, вино принес кудрявый мальчишка, постоянно утиравший нос. Мне захотелось дать ему по рукам, чтобы он не совал их в кувшин. Но я был намерен держаться незаметно и не привлекать внимание. Уселся удобно, и мог наблюдать за хозяйским местом возле винных бочек. На него падал свет от раскрытой двери. На мою скромную особу никто не обратил внимания, а я разглядывал посетителей. Невероятно, что делает здесь Франсуа. Даже вино, ударившее в голову, не заставило меня примириться. Народа под вечер сошлось немало, но латинян среди них не было — еще один повод для удивления. Захаживали греки, левантийцы и всякий темный люд, прикипающий к любой удаче. Харчевня располагалась близ городских ворот, и народ являлся, хлебнуть вина на дорожку. Наконец, объявился хозяин. Он постоянно вертел головой, будто выискивая, куда направить хитрый глаз, или изобразить сладенькую улыбочку, если гость того заслуживал. Он выдал мальчишке подзатыльник — я остался доволен — и встал на его место. Я допил вино и решил, что впечатлений на сегодня достаточно. Стоит хорошо все обдумать.
Я выбрался наружу как раз вовремя, вино дало себя знать. Я обошел харчевню, ища, где облегчиться, и сделал еще одно открытие. За харчевней находился постоялый двор — неприметный с улицы, но просторный — с коновязями для лошадей и верблюдов и домом, где, понятно, размещалась дешевая гостиница для приезжих. Место, несмотря на внешнюю неприглядность, было основательным, и грек с его разбойничьим видом был, должно быть, богатым человеком. Одно часто сочетается с другим. Пока я размышлял и освобождался от выпитого, мимо меня, едва не задев, проследовал Франсуа. Его рассеянность позволила мне остаться незамеченным. Что до меня, я остолбенел от неожиданности. Франсуа спустился по лестнице, ведущей со второго этажа ночлежки. Я бы не поверил глазам — с годами они теряют остроту, но более ему было неоткуда появиться. Он прошел мимо, а я, казалось, разглядел в окне руку, махнувшую ему вслед. От неожиданности я застыл на месте. Я еще видел глаза Франсуа. В них было то самое выражение, с которым он не раз возвращался домой и которое я приписывал божественному вдохновению.
— Эй, старик, что ты здесь забыл? — Я обернулся и узнал хозяина. Бормоча, я стал уходить, но грек, однако, схватил и развернул меня к себе. К несчастью, это было больное плечо, я взвыл от боли и выругался. Этого было достаточно. Я стряхнул руку. Благо, вечер наступил, и лицо мое было скрыто капюшоном.
— Ты франк? — Удивленно спросил грек. Тут из-за дома вывалила толпа. Я протолкался сквозь нее, не останавливаясь, и поспешил дальше. Никто не преследовал меня, и я спокойно вернулся домой.
Поразмышляв, я понял, что не могу разрешить загадку. Франсуа ни о чем не спрашивал, значит, имел основания для молчания. За многие годы я был причастен к событиям, суть которых пытаются утаить. Но даже одержимый любопытством, я не могу побороть предубеждения против шпионов и соглядатаев — этих торговцев тайнами, расчетливых, лживых и холодных. В моей заботе о Франсуа никто не усмотрит корысти, есть лишь желание способствовать его благу. Потому я остаюсь заинтересованным наблюдателем, пока не уверюсь, что буду более полезен в иной роли.
Среди других событий хочу отметить приход в город византийского посольства. Византийцы задабривают всех подряд. Даже к моему дому явился их человек с огромным ковром. Они догадываются о моей роли в качестве советника и пытаются задобрить. Я остаюсь при своем мнении держаться подальше от Константинополя, и, тем не менее, не без удовольствия смотрю на переполох среди наших церковных. Для них визит византийцев — сущая напасть.
Король уже распорядился о диспуте, он должен состояться спустя несколько дней. На счастье, Папа еще раньше прислал своих епископов, местные не столь искушены в теологических тонкостях. Говорят только о диспуте. Сейчас готовят трибуны близ королевского дворца. Будут спорить два дня, меняя участников местами. Король намерен судить строго и честно, хоть, я уверен, проигравшие найдут повод обвинить его в предвзятости. Можно усмотреть за такими расчетами нечто, недостойное самого замысла. Но на пути к истине нельзя пренебрегать кропотливой и трудной работой, совершая ее ежечасно. Бог помогает тому, кто не жалеет усилий.
__ __
Стоило вернуться домой, как появился Раймунд. Он задержал Саломона — приметного человека в городе. Этот иудей принял христианство и приносит немало пользы. Саломон отличается большим умом и изобретательностью, страх, витающий над богатыми людьми, ему, как кажется, неведом. Передвигается он пешком, в скромной одежде, всегда спешит. Его богатство остается загадкой, он не ведет крупных дел. Наши ценят его за честность, но подозревают, что он занимается ростовщичеством. В должниках никто не объявился, и обвинить Саломона стараются церковные. Они готовы видеть тайного иудея даже в Христе. Справедливо, однако, признать, такие есть. За это полагается строгое наказание с лишением прав, изгнанием из города и, конечно, изъятием имущества.
Сейчас подозрение пало на Саломона. Раймунд задержал его возле стены иудейского храма, которая является для евреев местом молитвенного почитания. Положение Саломона защищает его от недоказанных обвинений, а сам он отрицает злокозненный умысел. Раймунд раздосадован, он не желает зла Саломону, но чувствует обман и не может доказать свою правоту. Ночью, лежа с закрытыми глазами, я баюкал ноющее плечо и коротал бессонницу. Вспомнил разговоры со старым евреем из Франции, собравшимся здесь умирать. Возможность общения на одном языке помогла мне узнать больше об этом народе. На следующий день просил Раймунда проводить меня на место. И там я догадался. Оттуда направились в тюрьму, пользуясь правом Раймунда свободно посещать ее даже ночью. Так я хотел скрыть посещение от Жискара. Беседовали в полумраке, заспанный страж оставил нам единственный светильник.
— Скажи, у тебя болят ноги? — Спросил я. Саломон пожал плечами. — Ходишь ты быстро. И повел дальней дорогой, вместо того, чтобы дойти за пять минут.
Купец молчал.
— Ты хорошо знал дорогу. Скажи, почему. Должна быть причина. Не скажешь? Тогда я скажу тебе. Ты боялся ступить на то место. Так или нет?
— Какое место? — Спросил удивленный Раймунд.
— Он знает. — Я смотрел Саломону прямо в глаза и понял, что не ошибся. Раймунду я пояснил. — Много столетий назад святыней иудеев был Ковчег, ради него был выстроен Храм, в Ковчеге иудеи хранили закон, данный им Господом. Потом персы разрушили Храм, и Ковчег исчез. Он где-то там, но где именно, не знает никто. Потому ни один иудей не смеет разгуливать в тех местах, чтобы не осквернить святыню.
— И что из того?
— То, что Саломон — тайный иудей, оскверняющий Христа ложной молитвой. Потому отказался пройти сквозь храм, он боялся ступить ногой на то место. Представь. Сначала тайной молитвой взывает к Богу, а потом попирает Его обитель. Мало того, еще стражу христианскую ведет за собой. Что скажешь?
Саломон молчал.
— Признай, у епископа есть основания подвергнуть тебя допросу и даже пытке.
Саломон глянул на меня презрительно. — Мы в таком возрасте, что не боимся допроса.
— Подумай. Они приведут твою жену и дочь. Ты ведь и о них молился.
— Я думал, что знаю тебя. Ты не похож на человека, жаждущего крови.
— Ты задал загадку, я отгадал.
— Чего добиваешься, кроме моей смерти?
— Мы зададим тебе несколько вопросов. Если ответишь, выйдешь на свободу. Подскажу королю, чтобы он поторопил епископа. Тот успокоит людей. Согласен?
— Спрашивай. — Сказал Саломон после паузы.
