умным”, но и отрешенным от мира, оторванным от реальности, одиноким в своей двойной игре. Они быстро сошлись.
По словам Урсулы, Фукс не знал, что “девушка из Банбери” (как он впоследствии называл ее) – сестра товарища Юргена Кучински. Он не спрашивал ни о ее настоящем имени, ни о том, где она живет. Хотя Юрген их свел, о Фуксе брат с сестрой никогда не говорили. “Мы с братом прекрасно ладили, но я всегда строго придерживалась правил”. Урсула еще не понимала исторической значимости тех сведений, которые она передавала в Центр. Однако по реакции Москвы – полной энтузиазма, благодарности и все более настойчивой – она могла не сомневаться, что ей в руки попал главный козырь всей ее карьеры. Советская военная разведка не была щедра на похвалы, но столь бурных оценок в ответ на свои сообщения Урсула еще никогда не получала: “Важно”, “Весьма ценно”.
Научные тайны, переданные Фуксом Советскому Союзу в период с 1941 по 1943 год, составляли один из крупнейших шпионских трофеев за всю историю, куда входило около 570 копий отчетов, вычислений, чертежей, формул, диаграмм, проектов по обогащению урана – целое пошаговое руководство по стремительно разрабатывавшемуся производству атомного оружия. Значительная часть этого материала изобиловала техническими подробностями и была чересчур сложна, чтобы его можно было зашифровать, поэтому Урсула передавала документы “Сергею” при “моментальном контакте” – это была мгновенная передача документов, незаметная обычному наблюдателю. Если Урсуле требовалось передать срочную или объемную информацию, она предупреждала Аптекаря при помощи условного сигнала в оговоренном месте: “Я отправлялась в Лондон и в определенное время, в определенном месте роняла кусочек мела и наступала на него”. Через два дня она добиралась на велосипеде до места встречи – проселочной дороги в шести милях от пересечения трасс А40 и А34 на пути из Оксфорда в Челтнем; Аптекарь подъезжал туда в назначенное время на автомобиле военного атташе и быстро забирал посылку. На одной из таких встреч советский офицер передал Урсуле новую камеру “Минокс” для микроснимков и копирования документов и маленький, но мощный передатчик размером всего шесть на восемь дюймов, который был в шесть раз компактнее ее самодельного приемника, а значит, и прятать его было намного проще. Свое оборудование она разобрала, но сохранила – “на всякий случай”.
Фукс обладал доступом к самым секретным разработкам по атомному проекту и не утаил ничего. В первый год они с Пайерлсом написали вместе ни много ни мало одиннадцать совместных докладов, в том числе фундаментальные статьи по разделению изотопов и расчетам разрушительной силы бомбы. По словам его последнего биографа, “фактически все научные данные, полученные проектом «Тьюб эллойз» за год, поступили в Москву от Фукса и Сони”. ГРУ не сразу по достоинству оценило Фукса; когда его куратором стала Соня, дело стало набирать бешеные обороты, в Москве проекту по производству ядерного оружия было присвоено кодовое имя, отражавшее возрастающий энтузиазм Москвы, – “Энормоз”[10]. Просьба Фукса передать информацию непосредственно Сталину оказалась в полной мере осуществлена. Советский лидер теперь не упускал Фукса и Соню из своего поля зрения, чему, исходя из свидетельств любого, кто был приближен к этому своенравному убийце, вряд ли стоило радоваться.
В апреле 1942 года министр иностранных дел СССР Молотов составил досье из донесений разведки (преимущественно из Великобритании), где рассказывалось о новом супероружии, и передал его министру химической промышленности с указанием от Сталина определить дальнейший ход действий. По мнению ученых, Советскому Союзу следовало как можно скорее учредить собственную программу по производству атомной бомбы. К концу года КГБ распорядился об учреждении лаборатории по разработке урановой бомбы под руководством Игоря Курчатова, главного специалиста по ядерной физике в Ленинградском физико-техническом институте. В феврале 1943 года советские ученые-ядерщики вплотную приступили к поставленной задаче, которая отчасти уже была решена за них благодаря поступавшему от Клауса Фукса и Урсулы Кучински потоку секретных материалов.
Открытия в области ядерной науки попадали также в США – более законным и официальным, но не менее секретным способом. Еще в октябре 1941 года президент Рузвельт отправил Уинстону Черчиллю предложение о сотрудничестве в области ядерных исследований. Вступление Америки в войну двумя месяцами ранее придало этому сотрудничеству новый стимул. Однако очень скоро стало очевидно, что Америка выбивается в лидеры в гонке по созданию бомбы, и центр тяжести (и финансовых инвестиций) в исследованиях атомного оружия переместился по ту сторону Атлантики. Американский проект “Манхэттен”, где партнерами США выступали Британия и Канада, в дальнейшем поглотит “Тьюб эллойз”, в нем будет задействовано 130 000 человек и появится первая атомная бомба в мире.
Америка и Британия вместе работали над созданием бомбы с умопомрачительной для науки скоростью и в условиях абсолютной секретности. Ни одна из сторон не помогала другому своему основному союзнику, СССР, – и не ставила его в известность. Однако Москва все равно тайно получала эту помощь благодаря своим шпионам. Сталин не только знал о бомбе все, он также знал, что Британия и Америка ничего об этом не подозревают (а в разведке это на вес золота). И требовал еще больше подробностей от своих шпионов.
Осенью 1942 года Урсула, Лен и дети вновь переехали и поселились в доме, принадлежавшем одному из самых высокопоставленных лиц в судебной системе Великобритании, столпу английской еврейской общины, человеку, которого в последнюю очередь можно было заподозрить в том, что он приютил у себя на заднем дворе советскую шпионку. Судья Невилл Ласки, который недавно вышел на пенсию с поста председателя Совета британских евреев, жил в большом поместье в стиле регентства в Саммертауне, тенистом северном предместье Оксфорда. Ласки был непоколебимым патриотом. После Мюнхенского соглашения он заявил: “Превыше всего основной долг британских евреев – строгое и неукоснительное исполнение их гражданских обязанностей”. Брат Ласки Гарольд был политологом левых взглядов, профессором политологии в Лондонской школе экономики и другом Роберта Кучински. Невилл Ласки и его жена Фина, которую называли Сисси, услышав, что у Урсулы вот-вот истечет срок аренды в Кидлингтоне, предложили ей снять Придорожный коттедж, стоящий за особняком очаровательный четырехкомнатный каретник с винтовой лестницей и отдельным входом по адресу: Джордж-стрит, 50 (ныне Мидл-уэй). “Это был забавный старый домик, – писала Урсула, – с заросшим травой задним двориком и множеством старых сараев”.
В день переезда Урсула заглянула поздним утром к миссис Ласки: Сисси возлежала в постели “в кружевной сорочке и ела завтрак с серебряного подноса, как богачи в фильмах”. Несколько обескураженная представшим ее взгляду зрелищем, Урсула спросила у хозяйки разрешения “установить антенну, протянув провода от нашей крыши к одной
