и других прогрессивных западных мыслителей, он учитывает политический опыт Соединенных Штатов и некоторых западноевропейских государств. Но это отнюдь не плод космополитического умозрения: Пестель кроил свое конституционное платье для России и с помощью множества важных деталей подгонял его на российский лад.
Принцип гражданского равенства людей проводится безусловно: «Весь российский народ составляет одно сословие гражданское, все нынешние сословия уничтожаются и сливаются в одно сословие гражданское…»[152] Конкретно о крепостном праве сказано: «Рабство должно быть решительно уничтожено, и дворянство должно непременно навеки отречься от гнусного преимущества обладать другими людьми»[153].
Пестель и Южное общество твердо стояли за освобождение крестьян с землей, но конкретные формы такого освобождения они оставляли на усмотрение временного революционного правительства, а возможно, и на усмотрение Народного веча. Дворянские революционеры, как бы радикальны они ни были, не могли согласиться с идеей полной ликвидации помещичьего землевладения и экономических привилегий дворянства. Условия освобождения должны быть разработаны с участием самих дворян, причем в «Русской Правде» указаны три главных принципа, которыми надо руководствоваться: «1. Освобождение крестьян от рабства не должно лишить дворян дохода, ими от поместий своих получаемого. 2. Освобождение сие не должно произвести волнений и беспорядков в государстве, для чего и обязывается верховное правление беспощадную строгость употреблять против всяких нарушителей общественного спокойствия. 3. Освобождение сие должно крестьянам доставить лучшее положение противу теперешнего, а не мнимую свободу им даровать».
Как видим, автор хочет, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. К тому же, как он считает, с русским народом нельзя без строгости. С одной стороны, провозглашается замечательный принцип: крестьяне должны получить реальную свободу, т. е. возможность работать на своей земле. С другой – дворяне должны сохранить свои доходы. В нескольких местах «Русской Правды» говорится о выкупе крестьянами земли, а для дворовых – даже личной свободы. Дворовый человек может заплатить за свою свободу либо несколькими годами труда на барина, либо деньгами. Под это подводится даже некоторое экономическое основание: платить дворовые крепостные должны за «разные ремесла, коим господа людей своих обучали».
По-видимому, взгляды Пестеля и других руководителей Южного общества эволюционировали в 1822–1825 гг. влево, в сторону более демократического решения вопроса об освобождении крестьян с землей и об ослаблении экономических позиций помещиков, но эти сдвиги не успели полностью отразиться в сохранившихся документах.
«Русская Правда» содержит несколько прямых ссылок на истины смитианской политической экономии и идеи экономической свободы. Например: «Из политической экономии известно, что те только изделия полезны, которые заводимы быть могут без всяких насильственных или принудительных мероприятий и которые, следовательно, собственным своим избытком себя поддерживать могут». Отсюда делается вывод, что вся промышленность должна работать на вольнонаемном труде, своими доходами естественным путем покрывать затраты и приносить прибыль.
Политической экономией «неоспоримо доказано», что ремесленные цехи, стесняющие частную инициативу и создающие препоны «свободному ходу и действию промышленности», приносят только вред национальной экономике. Цехи подлежат в новом государстве уничтожению, и вводится полная свобода предпринимательства.
Вообще, «свобода есть главная необходимость для народной промышленности». Что касается роли государства, то она сводится к распространению просвещения, всякого рода познаний и сведений, полезных для промышленности. Впрочем, как уже говорилось, Пестель не исключал использования таможенного тарифа для содействия развитию национальной промышленности.
Эти программные требования направлены на создание максимально благоприятных условий для развития капитализма. Оно отождествляется с «процветанием народного богатства». Подобного взгляда придерживалось большинство декабристов. У Пестеля он только более четко выражен и последовательно развит для условий России.
В чем Пестель пошел дальше своих единомышленников, так это в том, что он видел в известной мере и опасные тенденции развития капитализма. Он ощущал, что плодами революции может воспользоваться крупная буржуазия, которая скует для народа новые цепи. Так и произошло в некоторых странах Западной Европы. Вместо прежнего феодального деления общества на сословия возникает новое деление – на капиталистов и наемных работников. Если предоставить дело естественному ходу, то число «бедных и нищих» умножится до чрезвычайности, а богатые образуют новый господствующий класс.
Нельзя не привести примечательные слова из «Русской Правды», которые, кстати говоря, Пестель на память повторил с небольшими отступлениями в своих показаниях следствию: «Отличительная черта нынешнего столетия ознаменовывается явною борьбою между народами и феодальною аристокрациею, во время коей начинает возникать аристокрация богатств, гораздо вреднейшая аристокрации феодальной, ибо сия последняя общим мнением всегда потрясена быть может и, следовательно, некоторым образом от общего мнения зависит, между тем как аристокрация богатств, владея богатствами, находит в них орудие для своих видов, против коих общее мнение совершенно бессильно и посредством коих она приводит весь народ, как уже сказано, в совершенную от себя зависимость. А потому обязано всякое благомыслящее правительство не только такового распределения народа не допускать, но даже и все меры принимать, дабы таковые сословия отдельным от массы народной составлением сами собою бы не устанавливались и не образовывались. А тем более обязано их уничтожать, ежели они где-нибудь существуют».
Таким образом, перед будущим республиканским правительством России ставится не только задача доведения до конца антифеодальной революции, но и принятие каких-то мер против отрицательных сторон капитализма. Какие именно меры рекомендовать, он не знал. Но Пестель мучительно думал о том, как противопоставить новому буржуазному варварству нечто социально справедливое и благотворное для человека.
Через 30–40 лет подобная проблема встала перед Герценом. Он знал об «антибуржуазных» исканиях Пестеля и высоко ценил за это вождя южных декабристов. Герцен отмечал, что даже среди декабристов Пестель был одинок, его не понимали, так как его взгляды «не опровергали только что усвоенные принципы политической экономии». Иначе говоря, политическая экономия выражала взгляды буржуазии, а Пестель пытался преодолеть их ограниченность. Несколько преувеличивая эти мотивы в деятельности Пестеля (ведь Герцен не мог читать ни «Русской Правды», ни показаний Пестеля на процессе!), Герцен писал, что Пестель «был социалистом прежде, чем появился социализм»[154]. При этом он имел в виду аграрный проект Пестеля, о котором мог узнать из книги Николая Тургенева «Россия и русские», из разговоров с М. Ф. Орловым и из каких-то других источников.
Аграрный проект
Аграрный проект, содержащийся в «Русской правде», представляет собой важнейший вклад Пестеля в русскую социально-экономическую мысль. Это плод глубоких размышлений и высокого гражданского чувства. Аграрный проект логически вытекает из тех антикапиталистических мотивов во взглядах Пестеля, о которых только что была речь. Конечно, идеи Пестеля были утопичны. Но иными они и не могли объективно быть в
