Немного отойдя от шока, Виктория поспешила подняться с места.
– Тебе нужна помощь?
– Нет, – это был весь его ответ.
Нет! Будто ничего и не произошло! Так же медленно Антар поднялся на следующий этаж, не думая поделиться с ней какими-нибудь подробностями.
– Не обращай внимания, Виктория, я видел его таким много раз. Скоро придет в норму.
Она поджала губы. Антар не считал нужным советоваться с ней, не делился информацией, даже о самочувствии не хотел говорить. Строил из себя такого независимого бугая. Похоже, он считал, что с мнением Виктории можно вообще не считаться, что она будет следовать за ним, как хвостик. А вот не дождется.
– Если хочет решать проблемы один – пусть будет один.
«С меня хватит. Лучше справляться одной, чем с таким помощником. Кем он вообще себя возомнил? Я никому не позволю с собой так обращаться».
– Ты куда?
– Он занимается своими делами, а я буду заниматься своими.
– Постой, возьми хотя бы накидку. На улице холодно.
Гуго протянул знакомую красную ткань, и Виктория с благодарностью кивнула. Хоть кто-то в этом доме умел думать о других, а не только о себе.
Оказавшись на улице, она сразу ощутила пронизывающий ветер. Изо рта пошел пар, и она плотнее закуталась. По правде сказать, у нее не было никаких дел. Она с трудом представляла, куда может пойти и что делать. Она бывала несколько раз в Фанрайте, но не могла вспомнить никаких знакомых, к кому могла обратиться. Все воспоминания были в тумане. В голову ничего не приходило. Возможно, она просто погуляет, попробует найти Имву. А этот чурбан потом спустится и увидит, что ее нет. Поймет, что у нее, оказывается, есть собственные воля и чувства. И что теперь он один, без ее поддержки.
Виктория довольно улыбнулась, пытаясь представить лицо Антара и что он будет чувствовать. Досаду? Испуг? Равнодушие? Виктория искренне надеялась, что не последнее, что она успела занять какое-то место в его жизни, пусть и символическое, как и он – в ее. Она по-прежнему не могла оценить свою жизнь просто потому, что части воспоминаний не было, но оставались ощущения. Идя по скользкой мостовой, она была уверена, что в ее жизни не было никого близкого. Она занималась чем-то важным, значительным, но со времен смерти деда в мире не осталось тех, кого она могла назвать близкими людьми. Были какие-то знакомые, но с ними она не чувствовала себя собой. Не могла довериться, не могла поделиться сокровенным, даже не чувствовала, что у них есть что-то общее.
Виктория кем-то трудилась, неустанно, даже фанатично. Хотела помогать другим, приносить пользу окружающим, хотя самым близким помочь так и не смогла. Сначала ушла мать, затем отец, который и без того был слишком строг и не подпускал к себе. Лишь дед старался о ней заботиться как мог. Защищал от опасностей, в которые она иногда вляпывалась, наставлял и, самое главное, дарил теплоту, которой так не хватало. Виктория плотнее закуталась в накидку.
Ни Антар, ни Имва, ни Гуго не были похожи на тех, кто мог о ней заботиться и поддерживать, но они были теми, кто был рядом, кто давал ей понимание, кто она и зачем что-то делает, и она пыталась ответить им тем же. Имва нуждался в поддержке, растерянный и ослабленный, напоминая ее саму. Антар делал вид, что ему никто не нужен, но за этой мрачной стеной она ощущала хрупкость, будто ему пришлось закрыться в панцирь после того, как ему навредили. Временами Виктории казалось, что этот панцирь можно разрушить. Что к стене можно прикоснуться и она рассыпется. Возможно, Антар тоже это чувствовал, поэтому и держал со всеми дистанцию. Видимо, считает Викторию глупой девчонкой. Но она не глупая и уж точно не девочка. Вот если сейчас она найдет Имву и вернет его, то Антар совсем по-другому посмотрит на нее. Не как на равную, не все сразу, но с большим уважением. Он поймет, что не единственный, у кого в их компании есть сила.
К сожалению, довольно скоро Виктория поняла, что с этим возникнут проблемы. Во-первых, она сама немного заплутала в городе с его однообразными серыми зданиями, арками и небольшими мостами над каналами. Во-вторых, у нее совсем не было денег, а погода начала портиться. Надо было прихватить что-нибудь с собой, но она взбесилась, ушла, а теперь придется возвращаться. Первый снег уже растаял, а с неба срывало ледяные капли, ноги начали скользить по замерзшей земле, а поздний осенний ветер трепал накидку. Прохожие норовили уйти с улицы поскорее или скрывались под козырьками крылец, над которыми возвышались статуи. Парадные, обрамленные лозой, сейчас они представляли жалкое зрелище.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Шмыгая носом, Виктория решила вернуться на знакомую площадь, оттуда постаралась быстрее пойти вдоль канала. Нужно было поскорее укрыться от непогоды. Впереди виднелась церковь с открытыми вратами, но ее чуть не потянуло в другую сторону. Нечто в глубине ее души ненавидело церкви и их обитателей. Все они были проходимцы и обманщики. Это была не ее мысль, нечто, как обычно, просто всплыло в голове. Сальная улыбка морщинистого лица и узловатые пальцы. Виктория забила это воспоминание как можно глубже, чтобы не высовывалось, и побыстрее ушла в сторону, где как раз была таверна.
* * *
Рантар скинул испачканную одежду, все тело болело от ран и ушибов, но в этом не было ничего нового. Он взял одну из тряпок Гуго и принялся монотонно оттирать лезвия топоров. Правая рука двигалась хуже, и только тут он вспомнил, что забыл вытащить наконечник обломленной стрелы из плеча. Слегка скривившись, Рантар вырвал его и бросил в подготовленный таз с водой. Из раны текли тонкие струйки крови, а он продолжал рассматривать топоры.
Смерть Бартеса и его людей должна была принести успокоение, возможно, даже удовлетворение, но для Рантара ничего не изменилось. Ни радости, ни избавления он не получил. Пустота в груди как была безгранична, так и осталась, смерть врага не изменила ровным счетом ничего, разве что избавила от возможных неприятностей в ближайшие дни.
Перед тем как зайти в бани Бартеса, Рантар представлял сражение, как он крушит вражеские тела, как хватает этого тупого Бартеса за голову и начинает бить о стол до тех пор, пока хрупкая гоблинская голова не лопается подобно спелому фрукту. Он предвкушал, жаждал этого момента до дрожи. Бартес и его люди должны были заплатить справедливую цену за предательство. И что в итоге? Обычное разочарование. Как будто ничего и не было. Какой в сражении вообще был смысл?
Черные клейма тюльпанов приковывали взгляд Рантара. Когда-то очень давно Антар давал клятвы, надеясь на удивительную жизнь.
«Даешь ли клятву охранять заветы богов? Соблюдать законы силы, кротости и усердия?»
«Даешь ли клятву отказаться от прежней жизни и посвятить свою новую жизнь королевству и его заботам?»
«Даешь ли клятву быть милосердным даже к врагам?»
Рантар предал их все и даже не помнил, когда это случилось. Было ли это до войны, во время или уже после того, как он стал рабом Доротеи? И была ли какая-то разница? В далекие времена он верил в каждое слово, что произносил. Чтил клятвы и следовал им, как и полагается черному тюльпану. Но было нечто важнее: Антар дал обещание своему отцу, принимая эти топоры, обещание, которое так и не смог выполнить.
Когда Рантар наконец-то встретит Фило, сможет ли сделать хоть что-то хорошее для него? Рантару нечего было предложить, а Антар в нём давно умер. Рантар был клятвопреступником, человеком, не умеющим чтить обещания. Люди ненавидели и проклинали его. Что он мог дать сыну, кроме слабости и дурной славы?
Руки начали дрожать, судорога не позволяла сделать и движения, даже разогнуть палец. Рантар весь дрожал. Дрожь рождалась там, в пустоте, а дальше прокатывалась по всему телу из глубины, не давая даже вздохнуть. В простой битве избавиться от нее не удавалось, это Рантар уже понял. Он постарался закрыть глаза, подумать о чем-то или о ком-то другом. Но перед глазами плавали только цветные круги. Рантар засопел, сжимая зубы, и открыл глаза. Топоры вибрировали в руках, но с каждой секундой все меньше и меньше, пока, через целую вечность, он не смог разжать пальцы. Топоры упали с глухим звуком, и он устало вздохнул.
