— Когда вы спите? — спрашиваю я как-то у него.
— Я могу сутки спать не просыпаясь и могу трое суток работать, не зная сна...
И действительно, счастливая организация Скобелева позволяла это. Когда было решено заградить минами течение Дуная у Парапана, тогда он совсем уже ушёл в работу И день и ночь его встречали то там то сям. Уже в самом начале войны обнаружилась в нём черта характера, с таким блеском выделившаяся впоследствии. Он не верил никому, всегда сам изучая местность. Никакими в этом отношении кроки нельзя было заставить его сделать то или другое распоряжение. Он непременно ехал сам, вглядывался и находил много деталей, упущенных офицерами... Малейшая неровность местности, жалкий ручей, пригорок, всё это было слагаемыми для его комбинаций, выигрывавших ему бой, Так и в деле при Парапане. Ещё не успели определённо назначить день для минных заграждений, как Скобелев уже изучил местность так, что бывшим тут же офицерам генерального штаба пришлось только удивляться ему. Для прикрытия смелой атаки миноноски «Шутка» назначен был 15-й батальон из знаменитой впоследствии 4-й стрелковой бригады, которую Скобелев прозвал «железной»... Когда батальон выстроили, командир, теперь уже не помню кто, обратился к солдатам:
— Охотники — вперёд!
Весь батальон как по команде шагнул вперёд.
— Это лучше! — заметил Скобелев. — По-моему, никаких охотников не должно быть… Каждый должен быть охотником! — И впоследствии Михаил Дмитриевич очень редко, в самых исключительных случаях прибегал к этому приёму. Он всегда старался доводить солдат до того, чтобы среди них все были «охотниками».
— Дело должно быть праздником для военного... Какие же тут охотники…
Было выбрано 120 солдат, к ним командировано трое офицеров. Вместе с сотней уральских казаков и полевой батареей это составило небольшой отряд прикрытия минных работ. Офицеры было повели их, когда Скобелев остановил пехоту.
— Постойте... Так нельзя... Солдат должен всегда знать, куда и зачем он идёт... Сознательный солдат в тысячу раз дороже бессознательного исполнителя... Уральцам я уже объяснил...
— Здорово, молодцы!
Те ему ответили.
— Знаете ли, куда вы теперь идёте...
Солдаты стали мяться...
— В Барабан, ваше-ство!
— Ну всё равно, Парапан или Барабан... А зачем?
— Турку бить!..
— Турка бить всегда следует... Как твоя фамилия?
— Егоров, ваше-ство!
— Видно, что удалой... Скоро Георгиевским кавалером будешь... А только мы теперь вовсе не турку бить идём... Нам, брат, нужно другое дело обработать... Скоро мы на ту сторону Дуная перебросимся, поняли?..
— Поняли, ваше-ство!
— Ну, то-то... Сидеть-то у молдаван надоело... Всё на одном месте... Здесь без галагана[67] никуда не пустят... Да и работы солдату мало...
— Это точно...
— Ну вот... Мы воевать пришли, а неприятель на той стороне, он к нам не придёт — ему у себя чудесно, нам нужно его выбить оттуда... Выбьем ведь, орлы?..
— Рады стараться!.. — повеселели солдаты.
— А чтобы выбить, нам нужно перейти через Дунай... Тут-то нам и достанется... Станем мы перебираться туда — турок-то ведь тоже не дурак, он на наши плоты да лодки мониторы свои пустит. Видели вы, какие мониторы, вон, что пыхтят у берега...
— Видели, ваше-ство!
— Они нас и перетопят... Ну, а мы хитрее турка... Мы в воду такие мины погрузим, что ему сквозь них и не проплыть, только он на них наткнётся, тут его и взорвёт. Мы-то у него перед носом и перейдём реку...
— Рады стараться!.. — сами уже отозвались солдаты, понявшие в чём дело.
— Это совсем не такой, как другие! — толковали потом они между собой. — Этот умный... Понятный!.. — Так на первых порах имя «понятного» генерала и осталось за Скобелевым.
Парапан, деревня по прямому направлению от Журжева в пятнадцати, а по дороге — в двадцати верстах. Сады его сползают почти к самому берегу, на возвышении стоит отдельно большой помещичий дом, который на 7 июня был занят штабом Скобелева. Ночь была ясная, тёплая, такая, какие знает только благословенный юг с его мечтательным сумраком, с волнами благоуханий, льющихся по ветру, с задумчивым шелестом деревьев и словно теплющимися страстными звёздами. Луна светила ярко-ярко, обливая трепетным сиянием раины садов, расстилая по неподвижному Дунаю точно серебряные сети... Именно казалось, что это не блеск месяца зыблется на его водах, — а всплыли наверх и мерещатся влюблённому взгляду северянина серебряные сети какого-то сказочного рыболова... Едва-едва слышный, сонно бился прибой в отмелях... У противоположного берега чудилось словно заколдованное царство, заповедное, недоступное... Среди поэтического молчания этой ночи едва-едва слышались вёсла восьми лодок, в которых перебирались к острову Мечику, накануне исследованному Скобелевым, пятьдесят человек стрелков и тридцать уральцев...
— Увидят их турки... — волновался генерал, когда среди лунного блеска показались на ярком зеркале Дуная чёрные с чёрными силуэтами гребцов и солдат лодки, вырезанные точно из агата... Но там, в этом заколдованном царстве «того» берега было всё тихо и вполголоса раздававшаяся команда замирала в тёплом воздухе южной ночи...
Остров был залит водой...
Генерал приказал закрепить лодки за стволы каштанов. Солдаты и казаки, сняв сапоги, засели на деревья и будто водяные птицы сбились на немногие сухие клочки земли и на болотины, только что освободившиеся от разлива. Всё это — в полном молчании... Даже участвовавшие слышали только шорох ветвей да шелест раздвигаемой листвы. С нашего берега остров казался совсем безлюдным. От Молодежоса двинулось перед тем восемь паровых шлюпок, из них две миноноски... На пути всюду им встречались мели, и вместо двух шлюпки явились сюда только к четырём часам, когда уже рассвело. Турецкий берег был залит так называемым «тыльным» светом солнца, так что Скобелев только с трудом и то в туманных очерках мог различать, что у них делается. Всё дрожало там от этого блеска, контуры изменялись, расплывались, точно какая-то яркая дымка висела над этим красивым и зеленеющим гребнём…
— Ну сейчас начнётся! — обернулся Скобелев к своим.
— Что начнётся?
— Наших заметили!..
Потом оказалось, что зоркий глаз генерала действительно отличил на том берегу прискакавший туда турецкий отряд.
— Вот и пифпафочка!.. — улыбнулся Скобелев, когда те открыли огонь по лодкам, уже начавшим погружать торпеды.
— ...Молодцы! — восхищался Михаил Дмитриевич... — Ишь, у самого берега работают... У меня всегда к морякам сердце лежало.
Действительно, наши катера заработали под носом у турок... Послышался сухой треск беглого ружейного огня с берега, всё усиливавшийся и усиливавшийся. Можно было бояться больших потерь.
— Пора и нам!.. — И не ожидая приказания отца, молодой Скобелев, официально только начальник его штаба, а в сущности командир всего отряда, приказал береговой батарее тяжёлых орудий открыть огонь по этому, состоявшему из двухсот человек скопищу Расстояние оказывалось очень велико, но первый выстрел был случайно удачен, гранату разорвало в кучке турок, которые рассыпались во все стороны.
Только через час явился турецкий военный вестовой пароход. Его тоже приветствовали выстрелами. Ответные снаряды не долетали до нас. Первый упал за версту до нашего берега, а второй разорвался у самого дула выпустившего его орудия... После одного из таких выстрелов пароход, очевидно, получил повреждение и стал отступать... Раз он было приостановился, но два паровых катера, служившие для обороны и вооружённые минами, направились на него... Выждав их на двести сажен, громадное пароходище это постыдно повернуло назад и поспешно ударилось в бегство. Вдали в это время наши заметили скрывавшийся до тех пор монитор. Он уже открыл огонь... Тогда начальник шлюпки Наследника Цесаревича «Шутка» подошёл к заведывавшему заграждением Новикову, которого все моряки дунайской нашей флотилии называли «дедушкой». Этого Новикова душевно любил и высоко ценил Скобелев. Впрочем, и вся армия уже в Плоэштах знала «дедушку».
— Прикажете идти в атаку?
Новиков послал поцелуй вместо приказания.
— Кусните-ка его! — крикнул в свою очередь Скобелев. — Маленькая собачка, а зубы вострые!.. За хвост его!
Я не стану описывать здесь эту замечательную атаку маленькой шлюпки, этой собачки с острыми зубами, по меткому выражению генерала. Бою при Парапане отведено несколько страниц моего «Года Войны» (III том, стр. 79 — 91). Дело в том, что когда «раненая» «Шутка» со своим раненым командиром отступала от монитора, то сей последний в паническом страхе улепётывал от неё... Только в три часа пополудни он опять стал подбираться к месту заграждений. В это же время на берегу показались дымки скрытно стоящих турецких полевых орудий, только что подвезённых сюда с ближайших рущукских батарей... Но монитор оказался очень благоразумным. Скобелев встретил его огнём из наших орудий, и тот поспешил поскорей опять уйти из сферы огня. Зато турецкие стрелки, засевшие в кустах, стали было выбивать наших довольно метким огнём. Таким образом они повредили три минные барки...
