принял вид человека, невероятно увлеченного чисткой трубки. Он начал ковырять чубук пальцем, а Нандо вернула ладонь на плечо Рунд. Якоб наблюдал за ней исподлобья, и взгляд его преисполнился злорадства. Высокий и тощий, ворон походил на долговязую цаплю чрезвычайно некрасивого вида. Огромные глаза смотрелись чудно на узком лице. Ноздри загнутого носа хищно раздувались, как будто Якоб постоянно вынюхивал своих врагов.
С такой постной высокомерной рожей только нужники чистить, а не править княжеством. «Королевством», – поправила саму себя Рунд. Сместив Абнера, Якоб получит две короны вместо одной. Вот только скорее она сама спляшет голышом, чем это случится.
– Мы встретились недавно. Тит притащил свой железный зад в деревню, собираясь спасти людей от моего меча. Жалкое зрелище. Я возненавидел молодого и сильного воеводу, а мстить пришлось слабому старому лорду. Пьяный, и воняло от него блевотиной. – Якоб медленно скривил губы в улыбке. На впалых щеках проступили красные пятна. – Узнал, что ты у меня в плену. Страшно огорчился, заплакал, встал на колени. Бормотал какую-то ересь, просил прощения. – Издав короткий смешок, Якоб добавил: – Просил обменять свою жизнь на твою.
Сердце Рунд забилось медленнее, как будто желало остановиться. Тит вынырнул из глубин памяти – несчастный человек, уничтоженный самим собою. В ее видении он выезжал из ворот Горта – одинокий, побитый временем и невзгодами. Похожий больше на бездомного скитальца, чем на самого себя много лет назад. Крепко сдружившийся с вином, Тит утратил вслед за честью силу и красоту. Он ехал в западню – вряд ли их с Якобом встреча оказалась простым совпадением. Нет. Рунд был знаком взгляд Якоба: точно так же на нее из зеркала смотрело собственное отражение. Из года в год, мучаясь в Паучьей крепости, Рунд мечтала о мести и представляла ее свершенной.
Того же жаждал и Якоб, лишившийся дома и семьи.
– И… – Рунд сжала кулаки, и отросшие ногти впились в кожу. – Что ты ему ответил?
Якоб некоторое время молча буравил ее своими глазищами. После поднялся, отряхнул длинный плащ и, подойдя, присел на корточки напротив. От него пахло смолисто-дымным можжевельником и хвоей. Он сам как будто был костром – жертвенником, поглощавшим человеческие жизни.
Ледяное, опасное прикосновение его пальцев заставило Рунд оцепенеть. Она сомневалась в богах даже после того, как они говорили с ней. Но сейчас, глядя в колдовские глаза Якоба, понимала, что не может двинуться с места. От него исходила сила – не магия, нет. Власть. Власть – вот настоящий бог этого мира. И он был в крови Якоба, в его словах, в его взгляде. Тьма, которая надвигалась, не бушевала – неумолимая, как течение времени, она поглощала все, чего касалась. И после нее ветер кружился, разнося пепел над сгоревшими остовами.
Станет ли мир при Якобе хуже? Вряд ли. Но и лучше тоже не будет.
– Ты права. Я убил тех людей. – Якоб улыбнулся и обвел слепую глазницу кончиками пальцев. Осторожно, как будто боялся потревожить давно зажившие раны. – Но кто сказал, что я спаситель? Я убью всех, если это поможет вернуть то, что у меня отняли. Большая цена за большую награду. Все мы платим. И идем разными дорогами, но на любой из них встречаем трех противников – Неведомого врага, Неведомую опасность, Неведомую боль. Такова участь. Всех нас, не только моя. За все надо платить, девочка.
– Что ты ответил Титу? – Голос Рунд осип, ей хотелось ударить Якоба по лицу, вцепиться в него голыми руками и сдавливать хлипкую шею до тех пор, пока не хрустнут позвонки. Она умела это делать, пусть и не так хорошо, как другие тахери. – Что ты ему сказал?
С ужасом Рунд поняла, что боится услышать ответ. Ее месть, тяжелая, опасная, ярая, тягучая, словно расплавленный металл, – с шипением остыла. Она кипела внутри Рунд и казалась вечным огнем. Но на деле выяснилось, что жар ее ненависти погасить так же просто, как свечу.
По костяным стенам расползались уродливые тени, и они наблюдали за Рунд, упивались ее страхом.
– А разве непонятно? – Якоб улыбнулся еще шире, показав кривой верхний ряд зубов. И похлопал Рунд по голове, как несмышленого ребенка. – Ты же до сих пор жива. А теперь, будь добра, расскажи все сама, пока я не позвал сюда Костолома. Можешь поверить, он заслужил это прозвище – на его счету столько развязанных языков, ты и представить себе не можешь.
✦✦✦✦
Когда Рунд снова очутилась в камере, то поняла, что успела соскучиться по вонючей соломе, ведру с дерьмом и влажному холодному прикосновению стен. Последнее было очень кстати: спина горела, и пальцы переставали ныть, лишь когда Рунд прижимала их к ледяному камню. Кряхтя, словно древняя старуха, она уселась у входа и втянула носом мерзкий запах.
Смешно сказать, но сейчас зловоние радовало подобно запаху родного дома.
Решетка захлопнулась с протяжным визгом старых петель. Загремел тяжелый замок. Цепь волочилась за Рунд, дребезжа по каменному полу, но боль от ошейника уже не казалась такой сильной.
Всегда бывает хуже – этот урок она усвоила в империи самым первым.
– Возможно, тишина и отдых пойдут тебе на пользу.
Прижав к груди раненую руку, Рунд ощерилась. Она не помнила, как потеряла во младенчестве свой глаз. Но была уверена: с той болью могла поспорить только боль от сорванных Костоломом ногтей. Палач, огромный горец с тупым лицом и бычьей шеей, оказался милосерден. И оставил ей по три ногтя на каждой руке.
Рунд подумала, что он просто решил сберечь самые сладкие страдания на потом. Костолом наслаждался ее болью, как изысканным блюдом. Его тяжелое смердящее дыхание касалось щеки, а под конец бесполезного допроса на его лбу выступили капли пота.
Якоб все время был рядом, но бесстрастное лицо его ни разу не исказилось.
Кровь испачкала одежду, но Рунд знала и худшие муки. С трудом разлепив распухшие от встречи с кулаком Костолома губы, она улыбнулась Якобу. Ворон привел ее сам, потому что бояться ему было нечего. Уже нечего.
– В следующий раз он переломает тебе ноги. Нам не нужен мертвый оракул, но ведь безногие как-то живут на этом свете, – и Якоб усмехнулся, довольный своими мыслями. – По лицу больше бить не станет. Это было лишним, согласен. Язык тебе нужен, чтобы разбалтывать мне послания богов.
Рунд всхлипнула – не от слез, а от смеха. Сложно было поверить, что именно эту мразь так сильно ждали там, по ту сторону Великаньего хребта. Люди мечтали, что многолетние страдания окупятся – и великий прекрасный освободитель изгонит с их земель
