следует соблюдать тишину, правда? — подбирая слова, стараясь подражать старой ведьме, тихо проговорила я.
Бонни прерывисто выдохнула, и лёгкие струйки воздуха коснулись кожи запястья.
Она дёрнулась, попытавшись вырваться. Но куда тягаться такой древней рухляди против разъярённой молодости. Старуха сверлила меня взглядом, явно посылая всевозможные проклятия, но мне было откровенно наплевать.
Она рванулась, ударив по сломанной руке, и всё же освободилась из моих объятий.
Я застонала, а Бонни, глубоко вдохнув, явно собиралась закричать.
И тут у меня было два пути: поддаться всепоглощающей боли, позволить ей закричать и сдаться без боя, либо пройти через агонию и победить.
Я выбрала второе.
Снова набросившись на неё, наплевав на больную руку, я обхватила старуху за талию, и зажала ладонью ей рот.
Семьдесят четыре.
Семьдесят пять.
Семьдесят шесть.
Так же изящно, как и лепестки её грёбаных цветов, Бонни повалилась на пол. Я не стала противиться, поддавшись инерции, ринулась навстречу агонии.
Я упала вместе с ней.
Боль, которой, казалось, я не испытывала прежде, прошла через всё тело, прошив даже кости.
Навалившись на её старческое тело, я вдавила каргу в ковёр. Тяжело дыша, заставила себя продолжить:
— Не в этот раз, Бонни. В этот раз тебе не повезёт. В этот раз… мой черёд. Всё закончится здесь и сейчас. Только ты и я.
И я лучше всего этого. Лучше её и лучше всех Хоуков вместе взятых.
Я с наслаждением заберу жизнь этой бабушки.
Пусть она слабая и древняя, но глава помешанного на власти и влиятельного дома. Теперь же просто человек. Такой же, как я, как Джетро, как любой другой на этой планете.
Она не страшила. И уж тем более не была бессмертной.
Она почти покойник.
Она пыталась отбиться, но сила в её морщинистых руках быстро гасла.
— Ты заслужила смерть, Бонни, — прошипела я, сильнее вдавливая старуху в ковёр. — Когда я зашла в эту комнату, ты спросила, что я думаю при виде тебя? Теперь твой черёд отвечать. — Ведьма извивалась, но я удерживала её, тяжело дыша. — Что ты видишь, когда смотришь на меня?
Своего убийцу?
Свою кончину?
Не дав ей ответить, я прорычала:
— Я скажу, что ты должна видеть. Женщину, доведённую до предела. Женщину, которая убьёт, не моргнув даже глазом. Женщину, которая намерена, выжив в этой бойне, похоронить всё твоё чёртово наследие.
Её глаза наполнились страхом.
Она билась — на удивление сильно, но невозможно было побороть ту ледяную ярость, что ядом растекалась по моим венам. Я эволюционировала во что-то дикое и неразумное.
— Хочешь, расскажу секрет? — уставившись в её испуганные глаза, спросила я.
Она шумно дышала, жадно хватая носом воздух.
— Мне известно кое-что. — Я собиралась убить её быстро, но возможность поиграть была слишком заманчива. Хотелось сделать с ней тоже, что она делала со мной и моей семьёй.
Пусть попробует собственную пилюлю.
Я должна поведать ей свой секрет про Дэниеля. Кому как не его бабуле, с которой они совсем скоро воссоединятся.
Взгляд её светло-карих глаз явно говорил: «Тебе не жить».
Хихикнув, я сильнее нависла над ней.
— Мне всё равно не жить, так какая разница, если я смогу прихватить тебя с собой.
Воля оставила её, сменившись жутким спокойствием. Она явно хотела поговорить, и мне стало безумно любопытно.
Чёрт.
Несмотря на жажду покончить с ней, мне невыносимо захотелось услышать её последние слова.
— Если не закричишь, я позволю говорить.
Старуха кивнула.
Было ли это глупостью или совершенным безумием доверять ей? Возможно, но я убрала руку.
Отвернувшись, она жадно вдохнула. Шиньён её растрепался о ковёр и стал похож на дохлое животное.
Нависнув над ней чёрной смертной тенью, я зажала её хрупкое тело коленями.
Сто четыре.
Сто пять.
Сто шесть.
— Ты же не глупа, дитя, и понимаешь, что заплатишь за это, как только вернётся Клэрити. И это хуже, чем смерть. Неужели ты ещё этого не усвоила?
— Усвоила.
— Тогда слезь с меня, и я прослежу, чтобы тебя не покалечили слишком сильно, — жутко улыбнувшись, заверила старуха. — Но можешь подождать ещё немного, и я лично разорву тебя на части. — Угроза легко слетела с её ярко накрашенных губ.
— Я, пожалуй, подожду, — улыбнувшись и склонив голову набок, ответила ей. — Сначала я хочу получить ответы.
— Я дала тебе их достаточно.
— Нет, то была скорее запутанная история, искажённая твоим ви́дением.
Она фыркнула.
— Я хочу знать, почему ты такая. Почему не закончила эту древнюю вендетту? Может ты свихнулась и передала эту болезнь сыну, или ты просто стала такой?
— Ты глупая, глупая девочка. Я помогла сохранить вместе эту семью. Нет ничего плохого в том, чтобы любить своих близких больше остальных.
— Ничего плохого даже в убийстве?
Она усмехнулась, обдав меня неприятным предсмертным дыханием.
— Особенно в убийстве. — Ведьма приподняла голову с ковра, сблизившись со мной взглядом. — Особенно в убийстве твоих кровных родственников. Вы нам задолжали.
— И чем же мы заслужили такие бесчеловечные пытки?
— Ты сама знаешь чем!
— Нет, не знаю. И никогда не пойму, ибо понять это невозможно. Ты больна. С этим нужно покончить.
Старуха закашлялась.
— Ты не знаешь обо мне ничего, — наконец прохрипела она.
— Так расскажи мне. Я даю тебе такую возможность, — в упор уставившись на неё, ответила я. — Я хочу знать. Это твой последний шанс. — И криво улыбнулась. — Будем считать это твоей последней исповедью. Отпусти свои грехи, Бонни, ибо я отправлю тебя в могилу.
На её лице я не видела страха, только вызов.
— Мне не в чем исповедаться.
— Глупость.
У меня нет на это времени.
Я хотела услышать историю Бонни. Я хотела хотя бы попытаться понять, почему кто-то переступает черту.
