Нарышкина (любезно). Как вы себя чувствуете на императорской охоте, Михайло Васильевич?
Ломоносов. Как юноша. Полон мечтаний, надежд, жажды правосудия.
Нарышкина. Да, я слышала, вы отважны. Мечты, соединяясь с отвагой, создают великих людей. (Слышна песня.) Поют? Лосей отгонят!
Ломоносов. Лоси далеко, а поют они чуть ли не шепотом.
Нарышкина. А кто поет?
Ломоносов. Ходоки за вашей милостью.
Нарышкина. В чем милость?
Ломоносов. Они жаждут.
Нарышкина. Чего?
Ломоносов. Быть великими.
Нарышкина (посмотрев в сторону песни). Мужики?
Ломоносов. А разве мужики не имеют мечтаний, надежд, отваги, — и жажды правосудия?.. Государыня, сказывают, после хорошего поля добры?
Нарышкина. Бывает.
Ломоносов. Катерина Ивановна! А ежели бы вам поставить сих калужских ходоков с челобитной у царского ковра?
Нарышкина. Калужских? Но они — разбойники, бунтовщики!
Ломоносов. Тогда и я, пришедший по приглашению Ивана Ивановича Шувалова показать государыне выплавленный мною «золотой рубин» и просить об открытии в Москве университета и заступившийся за калужских ходоков, тоже разбойник и бунтовщик? Помилуйте, Катерина Ивановна!
Нарышкина смеется.
Нарышкина. Покажите ваш «золотой рубин».
Ломоносов подает футляр, где лежит алый камень. Нарышкина сравнивает его со своим рубином на браслете.
Ваш рубин бледнее.
Ломоносов. Знать, золота мало положил в сплав.
Нарышкина. Дворецкий! (Вбегает дворецкий.) Скажи Теплову, я позволила калужским встать у ковра с челобитной. (Дворецкий уходит.)
Ломоносов. Спасибо, Катерина Ивановна!
Нарышкин а. Уж ежели кого будете благодарить, то — лосей. Гонят?
Ломоносов. Ведут, но где-то еще далеко.
Смена караула. Нарышкина рассматривает «золотой рубин».
Нарышкина. Он горит ярче, чем настоящий, хотя это лишь стекло?
Ломоносов. Да, сплав стекла, золота…
Нарышкина. И крови?
Ломоносов. Народ говорит: «кровью и потом, иначе и не работам».
Нарышкина (возвращая «золотой рубин»). Но этот камень для государыни. А мне, Михайло Васильевич, вы ведь выплавите другой? Совсем, совсем темно-алый, как этот закат?.. Но, быть может, у вас для нового сплава нет золота? Ваше золото — стихи. А стихи не всегда удается переплавить в золотую монету. (Снимает было золотой браслет.)
Ломоносов (отстраняя браслет). Стихотворство моя утеха. Физика, химия — мои упражнения. Сими упражнениями авось и сам, Катерина Ивановна, добуду золото для новых сплавов.
Они останавливаются возле купидона.
Нарышкина. Что сей купидон значит?
Ломоносов. Нерадение царских слуг! Купидона, бога любви, забыли на зиму в сарай убрать.
Нарышкина. А что есть истинная любовь, Михайло Васильевич?
Ломоносов. Сказать правду?
Нарышкина. А что есть любовь без правды?
Ломоносов. Истинная любовь к женщине, к поэзии, к науке, к отечеству должна быть великой.
Нарышкина. И середины нет?
Ломоносов. Середины в любви нет.
Нарышкина (читает)…
Внезапно постучалсяУ двери Купидон,Приятный перервалсяВ начале самом сон…
Ломоносов. А дальше читайте сердитей, понеже автор никак не хочет поддаваться оному шутливому купидону.
«Кто там стучится смело?» —Со гневом я вскричал…
Нарышкина. Забыл? Ха-ха! Ай-я-ай, господин сочинитель!
Ломоносов. Давно написано.
Нарышкина.
Тогда мне жалко стало,Я свечку засветил…
Она вдруг прерывает чтение, точно ее пронзило стрелой, смотрит в поле…
Лоси?.. Почудилось…
Ломоносов. И мне почудилось.
Шум, крики мужиков.
Голоса: — Батюшки, да не бейте же, родимые…
— Батюшки, родимые, милостивцы…
— Ой, родные мои!
Ломоносов. Безжалостные, что делаете?
Нарышкина (оборачиваясь на шаги дворецкого). Дворецкий, что там такое?
Дворецкий. Калуцких, госпожа фрейлина, измайловцы, солдаты гонят.
Нарышкина. Кто приказал?
Дворецкий. Теплов.
Нарышкина. Позвать его сюда!
Дворецкий. Они идут вместе с иноземцами, академиками, что ль…
Нарышкина. Академики еще сюда зачем?
Ломоносов. Зачем? Либо продавать, либо покупать. Сии «академики», чуя, что быть войне между Англией и Францией из-за колоний, ну — товары у нас закупать. Кожи, лес, железо, зерно за границу везут во множестве. Кафтаны академиков, а лапы торгашей! Что с ними толковать? Нельзя ли вот калужских вернуть? (Уходит.)
Входит Теплов. За ним — академики и адъюнкты в парадных кафтанах, при шпагах. Позади — генерал Иконников с адъютантом.
Теплов. Пожалуйте, господа академики. Отсюда выстрелы государыни хорошо будут видны.
Нарышкина (Теплову, гневно). Чьим приказом пропущены академики?
Теплов (спокойно). Приказом полковника, чей полк несет караул.
Нарышкина. Почему арестовали калужских ходоков?
Теплов. О том извольте спросить того же графа Разумовского.
Входит К. Г. Разумовский, брат фаворита императрицы, мужчина видный собой и, как писали о нем, «пылкий умом». Современному читателю последующие события, описываемые нами, могут показаться чрезмерно сгущенными. Поэтому позволю себе привести выдержку из старинной книги Бантыш-Каменского «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов», рассказывающую о стремительности биографии Кирилла Разумовского. «В 1744 году возведен он в достоинство графа Российской империи; в 1745 получил камергерский ключ и орден св. Анны; в 1746 (мая 21) звание Президента Академии наук, на девятнадцатом году своего возраста! и вслед за тем (июня 29) орден св. Ал. Невского; в 1748 году польскую ленту Белого Орла и чин подполковника лейб-гвардии Измайловского полка, сенатора и генерал-адъютанта, и, наконец, в 1750 году (24 апреля) достоинство малороссийского гетмана с представлением в торжествах иметь место с генерал-фельдмаршалами, считаясь с ними по старшинству; с пожалованием всех гетманских доходов, собранных с 1734 года. Таким образом, граф Разумовский, будучи только двадцати двух лет, возведен в степень гетмана и генерал-фельдмаршала». Добавим к этому, что этот фельдмаршал никогда не был не только на войне, но и не проходил никакого военного обучения. Для рода Нарышкиных брак Екатерины Ивановны с К. Разумовским был результатом холодного расчета, а не каких-либо любовных чувств, что признает даже автор панегирической книги «Род Разумовских». Брак этот не был счастливым. К. Разумовский вел распущенный образ жизни; Екатерина Ивановна умерла рано.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
