- Подожди, увидишь, какой там кладезь уникумов, тебе ведь этого и подавай.
В первой же скупке, притаившейся в старом японском доме, выставлен в витрине штопор с корявой ручкой. "Цена 0,1 коп." - значится на клочке в косую линейку.
- Заверните нам десяток, пожалуйста.
- Он у нас в одном экземпляре.
- Тогда на оставшуюся сумму приложите ценник.
- Не могу, это государственная бумага.
- Хорошо, берём так, сдачи не надо.
В другой скупке по такой же цене нам удалось накупить целую гирлянду "менингиток" - шляпок из краше- ных в ядовитые цвета куричьих перьев. На улице Эм раздаривал их прохожим, приплетая затейливые истории. Никто не отказался, а кто и поспешил поведать, как он обойдётся с подарком, состав семьи, краткую биографию и вообще взгляды на жизнь
- Ну вот видишь, как же ты "не любишь людей"? Да они готовы бежать за тобой.
- Чур меня, чур!..
Мы заходим в кафе. Во всю стену плакат:
"У нас всегда кофе с коньяком!"
- Пожалуйста, два коньяка, кофе можно совсем не давать.
- Без кофе не подаём.
- Хорошо, два кофе, коньяк отдельно.
Через десять минут:
- Повторите пожалуйста.
Через десять минут:
- Два кофе с коньяком, пожалуйста.
Через десять минут:
- Два ко...
- Возьмите хотя бы булочки, только что испекли.
- Хорошо, и два кофе с коньяком.
На столе у нас теснятся чашки с кофе, булочки, уже какие-то пирожные, ..., а разговор длится, длится...
- Видишь, вон зашла краля, сама себя боится, а ведь всех презирает.
- Эм, но ведь это с испугу. Девушка, можно Вас пригласить за наш столик?
Выяснилось, что девушка Валя - из села, привезла какие-то отчёты по животноводству, в первый раз, трусит, конечно. А ещё у неё сегодня день рождения, но поехать было некому...
Мы дарим ей книжку стихов.
- Три кофе с коньяком, пожалуйста. А для Вас, хорошая девушка Валя, все эти именинные постряпушки. Поздравляем!
В общем, кафе досрочно закрылось на обед, и персонал присоединился к празднику.
- Нет, послушайте, я ему говорю, - коньяк без кофе не подаём. А он, главное, - хорошо, два кофе, пожалуйста... Ха-ха-ха! И так три часа к ряду.
- А я, - булочки, говорю, свежие, а он...!
День ли, ночь, мы бродим по городу, уходим в сопки, сидим у костра, спускаемся к морю. Там, на отливе корейцы собирают водоросли, ловят креветок. Мы тоже собираем всякую всячину: поплавки от сетей, японские игрушки, башмаки, бутылки,..., гоняемся за крабиками, - они так смешно затаиваются среди камней,...
Незаметно оказываемся мы в беседе с корейцами, и уже у кого-то в хижине, а родня его осталась в Японии, сам бежал...; а у другого - угнали всех в Казахстан...; но вот у них есть свой писатель известный, Ким, отсюда, да ..., всю правду пишет...
День ли, скорее ночь... Из темноты выходит девица, просит закурить.
- Парнишки, вас двое, а я одна. Пойдёмте со мной!
Эм считывает с моей пылающей физиономии острейший интерес и всё тот же всеобъятный восторг:
- Что ж, веди. Как величать то?
- Маринка.
Таких множество в Корсакове старых брошенных японских домов, двухэтажные с галерейками, обшарпанные, стёкла выбиты, обрывки толя хлопают на ветру, но там-сям окно завешено тряпкой, или мерцает свеча.
В таком вот доме нас и встретили отчаянным визгом, объятиями. В полумраке, в кромешном дыму маячат тени девиц и матросов, там, в глубине кровать..., - Батюшки святы! Так ведь это притон! А ты будто другого чего ожидала? - отвечает мне бесовское сверканье в Эминых глазах, его облепили девицы:
- Девушки, не всё сразу, будем дружить, вот у меня тут гостинец для вас....
- Ах, какой молоденький, без усов! - это, оказывается, ко мне, Красавчик, наливай, выпьем на брудершафт.
На второе колено мне плюхается ещё одна Маринка, они все здесь почему-то Маринки, целует меня:
- Выбирай скорее, красюк, сейчас ложе освободится, а может втроём попробуем?...
Я что-то несу несусветное, совсем обалдели бабы, не признают, подливаю им, разыгрывая бедового парня, ну а дальше-то как быть?...
Эм вовремя стряхивает с меня девок:
- Всё, Маринессочки, побаловались и хватит. Море зовёт. В следующий раз.
- А ты говоришь, Вселенная дна не имеет. Полюбопытствовала? - Это уже мне, на улице.
Мы бродим по городу, по берегу моря, кругами, кругами. Те три дня, что оставались Эму до отъезда, спрессовались, будто это один непрерывный рассказ, и мы в нём сразу участвуем, всё, что было, срослось с тем, что есть, судьбы чужих людей вплавились в нашу нераздельную тоже сейчас жизнь, и только музыка беспрерывного разговора льётся, течёт и никуда не приводит.
Эм приезжал на Сахалин в отпуск, просто потому, что ещё не бывал здесь, ну и поработал заодно. Перед отъездом он препоручил меня некоему Игорю Галкину, застёгнутому в костюм до строгого воротничка:
- Сбереги девчонку, Дядька, чтоб не захлестнулась.
Он мне не очень понравился, - вот ещё, Дядька!
Потом, когда нужно было что-нибудь выяснить по работе, постучишь к нему в комнату, а оттуда:
- Простите, я не одет.
То есть, это он, значит, без галстука.
С Наташкой Лившиц мы бегаем по утрам в порт, купаемся в ковше, потом непременно выпиваем на базарчике, на "Пяти углах", а базар и есть пятый угол, выпиваем по стакану варенца; занимаемся своими практикантскими делами; помогаем камеральным дамам обрабатывать материал, те нас слегка осуждают, но с удовольствием пьют хороший кофе, который присылает Эм; ночами мы уже болтаем во весь голос, никто не мешает, и я впервые узнаю о Полине Георгиевне и Кузьме.
Однажды утром мы слышим, как Галкин мечется по казарме и причитает:
- Никого нет, Боже мой, где все? Нужно принимать взрыв, а я один!
- Ну не совсем уж один..., - выходим мы с Наташкой, и ещё Ермачиха.
А действительно, сигналы идут через семь минут, тут только поспевай.
И поспели, и всё мы чётко отработали, и вечером Игорь Галкин пригласил нас в кафе, и сделались мы замечатель-ными друзьями, читали стихи, пели.
Потом ходили с моим ружьём в походы, встречали Нинку Фицу, познакомились с Кирой Смирновой, и ещё много раз встречались в Москве. А Игорь стал любимым гостем у нас в Новосибирске. Ну, с ним вообще получилась необъятная дружба, вместе с множеством его родственников и знакомых, но об этом своя история.
"Прошли годы", - как принято выдержать паузу в романе. Я снова попала на Сахалин.
Иду по Корсакову. Вот здесь мы спотыкались об резиновую перчатку, асфальт сделали новый, а казармы наши снесли, матросский клуб сохранился, нет "Пяти углов", забавно, тут и всегда-то был просто перекрёсток, но вот базарчика больше нет,...,
Иду по берегу, на отливе корейцы собирают водоросли..., заливы, мысы, заливчики... За этим мысом мы с Эмом чуть не утонули. Попали в зону прибоя, вроде и близко к берегу, а никак не выберешься, уже выбиваемся из сил. Я вижу, какие у него глаза, будто ему в общем-то всё равно, и вдруг сверкнул в них, как опомнился, этот его шалый огонёк:
- Танька, не смей тонуть, а то мир не узнает о твоей непобедимой любви! Держись за плечо.
- Вот ещё, сама выплыву. Держись ты за моё плечо.
А за дальним мысом хижина была, развалилась, помер, наверное, рыбак, как его звали?..
Казалось бы, никуда не девались те приключенческие слова: остров, корабли, пирс, деньги советские,..., ресторация, притон, отлив, креветки, прибой,..., море, небо, земля, и мы на ней..., и над всем этим ещё словно марево - флёр влюблённости...
Но события вокруг них отодвинулись, разредились в давности, забавные и в общем-то не особенно замечательные. Калейдоскоп эпизодов, ткань возможного повествования, фабула. Были, как полагается, герои, даже чуть не умерли в один день. Были товарищи, - о! это уж непременный элемент жанра, были нечётко обозначенные враги. Но что ещё необходимо приключенческому роману?
Подвиг. Преодоление.
Вот, может, потому и не получилось завершённого произведения.
Герои распределились по частным, но собственным своим романам.
Товарищество осталось. Не зря наши с Наташкой раскладушки поместились когда-то рядом, - они густо обросли новыми героями.
Подвиги, верно, тоже были, как же без подвигов?
Одно только постоянное преодоление себя чего стоит....
С Эмом мы как-то редко теперь встречаемся. Недавно мы с Игорем Галкиным и Наташкой навестили его в больнице. Обнялись. Совсем не изменился, ну чуть больше стало седины в его свирепой бороде, так же глядят на меня с окаянным лукавством, печальные его, библейские глаза, его незрячие теперь глаза.
- Танька, повторю тебе свой страшный секрет: я тебя люблю.
- Конечно, Эм. И я тебя люблю.
48. Колодец
Свои приключения необходимо бывает пересказать потом, что мы и делаем, живописуя их всем и каждому, а то и развлекаем целую компанию на светском рауте. Но есть особенный слушатель, длительный. Он может просидеть с тобой и ночь, и две, сколько потребует повествование доскональных подробностей. Он проживает их эпизод за эпизодом, ведь это его собственные приключения, только приключились они по случайности не с ним, а с тобой. Это может быть, например, школьная подружка Светка, с которой когда-то мы совершили массу подвигов, потом нас развело по разным городам, однако запас дружбы не был исчерпан.
