все украли у нас!» – бросил он коллегам в гневе.
У Саймонса вряд ли был шанс переварить это событие, прежде чем он столкнулся с настоящей трагедией.
Николас Саймонс унаследовал любовь отца к приключениям. В 2002 году, через год после окончания колледжа, молодой человек, третий сын Саймона, устроился на работу в Катманду, столицу Непала. Там он трудился на гидроэлектростанции для непальского правительства в качестве подрядчика американской консалтинговой компании. Ник влюбился в этот город, известный как ворота в захватывающие Гималаи и рай для горных путешественников.
Вернувшись на Лонг-Айленд, Ник, имевший сходство с отцом и разделявший его страсть к походам, сказал своим родителям, что хочет работать в стране третьего мира, и возможно, откроет медицинскую клинику в Непале, чтобы помочь местным беднякам. Ник отправится в кругосветное приключение с другом, а затем вернется, чтобы изучать органическую химию и поступить на медицинский факультет.
За неделю до возвращения домой он остановился в Амеде, длинной прибрежной полосе рыбацких деревень на востоке Бали. Это был центр для фридайвинга – захватывающего подводного спорта, в котором дайверы задерживают дыхание до выхода на поверхность, отказываясь от снаряжения для подводного плавания. В один из теплых июльских дней Ник и его друг поочередно ныряли на 100 футов вниз, наслаждаясь чистой водой. Друзья контролировали друг друга, – один выше, другой ниже, – протокол безопасности фридайвинга, призванный минимизировать опасность изменения давления и других серьезных угроз на глубине.
В какой-то момент маска партнера Ника запотела, и он выплыл на берег, чтобы отрегулировать снаряжение. Спустя всего 5 минут он вернулся, но не смог найти Ника. Вскоре его нашли на дне моря. Когда тело Ника было поднято на поверхность, его уже нельзя было реанимировать. Посреди ночи Джим и Мэрилин Саймонсы были разбужены звонком от друга их сына.
«Ник утонул», – произнес тот на другом конце провода.
На похоронах Джим и Мэрилин были безутешны, они выглядели бледными и опустошенными. Толпа скорбящих стояла под сильным дождем, сопровождавшимся громом и молниями, которые друг Ника назвал «апокалиптическими».
Саймонс твердо верил в логику, рациональность и науку. Он делал ставку на трейдинг, ведя ежедневную битву со случайностью и обычно выходя из нее победителем.
Теперь Саймонс пережил два трагических, непредсказуемых происшествия. События были неожиданными и почти немыслимыми. Саймонса свалила случайность.
Саймонс изо всех сил пытался понять, как у него могло быть столько удачи в профессиональной жизни и столько несчастий на личном фронте. Когда он сидел в позе Шивы в своем доме в Нью-Йорке, Роберт Фрей, руководитель Renaissance притянул Саймона к себе и обнял его.
«Роберт, моя жизнь состоит или из тузов, или из двоек, – признался ему Саймонс, – я не понимаю, почему».
Семь лет назад внезапная смерть Пола стала сокрушительным ударом. Смерть Ника была такой же болезненной. Однако теперь, по словам друзей, горе Саймонса смешалось с гневом – эмоцией, которую они редко видели в нем. Саймонс стал резким, даже злобным по отношению к коллегам и другим людям.
«Он отнесся к смерти, как к предательству», – заметил один из его друзей.
Столкнувшись с сильной болью, Джим и Мэрилин рассказали о покупке значительной части острова Сент-Джон, переезде и изоляции. К счастью, они вышли из затяжной депрессии. В сентябре Джим, Мэрилин и другие члены семьи впервые отправились в Непал, присоединившись к некоторым друзьям Ника в поисках возможности продолжить то, что делал их сын. Ник был очарован Катманду и интересовался медициной, поэтому они оплатили строительство родильного отделения в местной городской больнице. Позже Джим и Мэрилин откроют Институт Ника Саймонса, который предлагает медицинскую помощь тем, кто живет в сельских районах Непала, большинство из которых не имеет базовых служб неотложной помощи.
В офисе Саймонс оставался настороженным. Некоторое время он планировал уйти на пенсию и, чтобы отвлечься, проводил время, работая над математическими исследованиями со своим другом Деннисом Салливаном.
«Это было моим убежищем. Тихим местом в моей голове», – сказал Саймонс. (9)
Руководители Renaissance не смогли привлечь его внимание, из-за чего в руководстве создавался вакуум по мере роста разногласий в фирме. Нарастающее напряжение должно было выйти на поверхность.
Браун и Мерсер вошли через парадную дверь дома Саймонса, который попросил их сесть с одной стороны длинного обеденного стола. Магерман, Уитни и другие присоединились к ним немного позже и заняли свои места. Саймонс был во главе стола.
Была весна 2004 года. Тринадцать руководителей Renaissance собрались на ужин в поместье Саймонса в Ист-Сетокет, Лонг-Айленд. В тот вечер никто из группы не хотел находиться там, но они должны были решить, что делать с Алексеем Кононенко.
К тому времени поведение Кононенко стало неприемлемым. Он регулярно игнорировал задания Брауна и Мерсера. Когда они запланировали встречу, чтобы обсудить непрофессиональное поведение Кононенко, тот не пришел. (Кто-то из близких ему коллег оспаривал то, как действия Кононенко описывали другие люди, работавшие с ним.)
Тем не менее Саймонс и другие были в затруднительном положении. В случае увольнения или выговора Кононенко и полудюжине его коллег, коллектив мог встать и уйти, как ранее сделали Белопольский и Вольфбейн. Их соглашения о неразглашении было трудно соблюсти, а пункт о неконкурентности в договорах мог помешать им заниматься трейдингом в США. Но в таком случае Кононенко и другие могли бы вернуться домой в Восточную Европу, оказавшись вне зоны досягаемости законов США.
Столовыми приборами из полированного серебра руководители разрезали сочные стейки, запивая восхитительным красным вином. Светские разговоры стихли, когда Саймонс резко стал серьезным.
«Нам нужно принять решение», – вдруг заявил он. По мнению коллег, с его стороны это был призыв к решению вопроса о «нежелании сотрудничать» с Кононенко.
Браун был взволнован и непреклонен, утверждая, что им нужно оставить Кононенко и его группу. Это были около трети исследователей, которые анализировали акции и были слишком важны, чтобы их потерять. Кроме того, столько времени было потрачено на обучение группы, что было бы досадно, если бы все они ушли.
«Он добавляет ценность, – уверенно сказал Браун, – группа продуктивна».
Взгляды Брауна отражали настроения некоторых сотрудников Renaissance: они чувствовали, что хоть Кононенко и раздувал перья и мог быть необычайно тупым, его поведение, вероятно, отражало культуру, к которой он привык в России. Конечно, Мерсер почти ничего не сказал, но он, казалось, был согласен с Брауном и прочими гостями за столом, которые проголосовали за то, чтобы проигнорировать нарушения Кононенко. Саймонс также предпочитал сохранить команду.
«Мы можем уволить этих парней, – произнес Саймонс, –
