если узнает, и парни будут строго наказаны. А они вовсе не зверье.
— Зверье, Даша! Лютое зверье. Я таких очень хорошо знаю! Сунул бы я руку за пазуху, оба из меня решето бы сделали в ту же секунду!
— Ты, Максим, не знаком с их должностной инструкцией. Для начала они бы стреляли тебе под ноги.
— А потом случайно бы промахнулись? И пуля попала бы в лоб? Тоже бывало, Даша. Наплевать. Но они с тобой в ванную не ходят? Спинку тебе не трут мочалкой?
— Стоят у дверей, — улыбнулась Даша.
— Значит, ты можешь оставить их за оградой участка моего дома? Пусть там ждут.
— Это допустимо. Но сначала, я предполагаю, как тебе это ни будет неприятно, они войдут в дом и осмотрят его.
— Ну и жизнь у тебя, черт побери! — искренне расстроился Максим. — Да ведь эдак ты не можешь завести себе ни одной подруги, я уж про любовников и не говорю!
— Так оно и есть.
— Скудная жизнь. Тебе ведь лет двадцать пять?
— Двадцать седьмой.
— Ага. Поздняя молодость все-таки молодость. На взгляд человека неопытного и не хирурга, ты выглядишь лет на двадцать.
— Оставь дешевые комплименты. Как выгляжу, так оно и есть.
— Ладно, я согласен на обыск в моем доме. Только приезжай. Оставим твоих цепных псов за калиткой, и пообщаешься с простыми и доброжелательными людьми.
— Я тебе позвоню. Если суббота у меня будет свободной.
Когда время за необязательной болтовней истекло и Максим шагнул к дверям, Даша окликнула его:
— Возьми с собой водку, мне она не нужна.
— Водка всегда нужна всем. — Он отрицательно покачал головой. — Но я у тебя ее не возьму. Я не альфонс и не нищий, мне подарки с барского стола не нужны.
— Но и хамить не надо! — рассердилась Даша. — Не приеду я в твою Малаховку. И не жди, не надейся, если в ты так выстраиваешь наши отношения!
Он вернулся к столу, сунул початую бутылку водки за, пазуху, усмехнулся в лицо Даши, подмигнул и покинул кабинет, бросив у порога:
— До субботы.
После обеда объявился Аркадий Седых, игриво сообщил с порога:
— Сотоцкая и Артемьев ходят как в воду опущенные! Вы их крепко поколотили, как я предполагаю!
Даша тут же Почувствовала раздражение от этой фривольности, ответила неприязненно:
— У вас есть какое-то дело ко мне?
— Нет, — потерялся красавец. — Я просто так, отметиться заскочил.
— В чем отметиться?
— Что я существую на свете. И всегда к вашим услугам. К тому же я принес хорошие новости!
Мне стукачи и доносчики не нужны.
— Но я хотел просто на вас посмотреть!
Идите работайте. — Даша демонстративно села к компьютеру, и возомнивший о себе нахрапистый красавчик, словно побитый пес, покинул кабинет.
Сотоцкая дождалась, пока официант расставит на столе заказанные блюда и уйдет.
— Кто нас продал, Глеб?
Артемьев пожал плечами:
— Почему ты думаешь, что нас кто-то продал?
— Да потому что у этой стервы Дарьи слишком много информации. Глеб, она словно рядом с нами в постели лежала! Это что, работа Сергеева Кальки?
— Какое там! — безмятежно отмахнулся Артемьев. — Хуже. Нас продал Аркадий Седых. Меня, во всяком случае. Да и тебя заодно.
— Ты думаешь, это Аркадий? — недоверчиво спросила Сотоцкая.
— Не думаю, а знаю. Он нас на корню продал. Но он свое получит. Этот хлыщ у меня попомнит! Как минимум еще раз морду ему набью и портрет ему слегка изменю, исправлю ошибку природы. Основного своего капитала лишится.
— С ума сошел? — возмутилась Сотоцкая. — Мы же за спиной отца Аркадия как за каменной стеной!
Артемьев высокомерно усмехнулся:
— Недостаток информации порождает невежество, Лида.
Она насторожилась:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что папаша Аркадия, функционер старой школы, весьма и весьма закачался вместе со своим руководящим креслом.
— Это правда?!
— А зачем мне тебя пугать?
Сотоцкая потерянно примолкла.
— Пойдем потанцуем? — предложил Артемьев.
— Подожди. Потом. Надо осмыслить новую ситуацию.
— А я ее уже осмыслил.
— К какому пришел выводу?
— Точнее — решению. Я лягу под Дашку Муратову. И буду ей служить верой и правдой.
— Что?!
— То. У меня нет другого выхода.
— Глеб! О чем ты лопочешь?! С твоим международным именем?! С твоими званиями и заслугами?!
— Лада, — уныло ответил Артемьев, — ты никак не можешь понять, что времена построения коммунистического общества миновали десять лет назад. Прошлые заслуги не ценятся. Надо гнать и гнать вперед. Каждый день и каждый час производить что-то новое. А если Дарья вышибет меня из холдинга, где я получу такую первоклассную лабораторию? Кто мне обеспечит научные исследования?
— Да где угодно! В институтах, академии!
— Опять ошибаешься. Там все места давно заняты. Да и платят они по-нищенски. А сваливать за границу я не желаю. Ни в коем разе.
— Почему? — осела Сотоцкая.
— Кажется, на Западной Украине говорят, что «родина — это земля и могилы». Здесь моя земля и могилы моих предков, с прадедушки начиная. Какой бы я ни был, но я русский ученый. С этим и умру.
— Глеб, я найду тебе достойное место. Наука, ученые всегда ценились!
— Лида, со времен Михайла Ломоносова наука стелилась перед деньгами и властью. И так во всем мире, кстати. Дарья не худший вариант. И Екатерина Муратова, если она примет через семь-десять лет бразды правления холдингом, тоже нехудший случай.
— Глеб, — застонала Сотоцкая, — ты меня предал!
Артемьев разозлился:
— До чего женщины любят пустые слова! «Предал»! В чем я тебя предал?! В твоих малоосмысленных интригах? Так я к ним и не приспособлен.
— Так зачем ими занимался?
— Да черт его знает. Из-за тебя, наверное. Люблю я тебя, похоже, вот в чем моя неизбывная скорбь.
Сотоцкая улыбнулась сквозь слезы:
— Ты серьезно, Глеб?
— Да уж так получается.
— Может, я разведусь с Дубовым?
— Этого не надо. Жениться на тебе я не обещаю. Просто не хочу приобрести хомут на шею.
— Я не буду тебе хомутом!
— Перестань. При твоей натуре ты бессознательно, автоматически начнешь командовать и управлять нашей микросемейкой. Не надо резких поступков. Проживем как есть. Под сенью глупостей господина Дубова.
— Глеб, я постарею, и ты меня бросишь, — жалобно сказала Сотоцкая.
— А я не постарею?
Сотоцкая печально улыбнулась:
— Ты мужчина. Еще долго будешь прыгать козликом. А я…
— При твоей натуре и неуемном темпераменте, — засмеялся Артемьев, — ты и в гроб не ляжешь без мужчины.
— Да уж постараюсь, — засмеялась и Сотоцкая. — Я тебя с собой прихвачу, чтоб ты без меня блудом не увлекался. Пойдем, милый, потанцуем?
— Пошли.
Муза превзошла сама себя. В пятницу вечером на первом канале телевидения прошел ее первый клип. Во
