твои чувства и эмоции, – спокойным тоном ответил на это Грейсон. – Я буду получать удовольствие. А что будешь получать ты, зависит от тебя. Если ты будешь покорна…
– В твоих мечтах! – воскликнула я.
– Все свои мечты я превращу в реальность. Скоро, Вайпер, совсем скоро.
– Ты настоящий психопат. Маньяк! Тебе нужно обратиться к психиатру!
Но на мои оскорбления он только рассмеялся.
Я была разочарована его реакцией – я хотела хоть чем-то зацепить его гордость, чтобы сделать ему больно, но Грейсон – эта прекрасная ледяная статуя, был пуленепробиваем.
– Хорошо! Прекрасно! Увози меня к себе! Слабак! Ты не смог справиться со своим бредом и проиграл сам себе! Надо же, как я сумела растоптать твою вампирскую гордость, раз ты согласен добровольно опуститься до секса с какой-то грязной смертной! – насмешливо сказала я.
– Я справлюсь с этим, – ледяным тоном ответил он, обращая на меня свои сверкающие голубые глаза, похожие на куски льда.
– Ты и тогда это говорил! И что же? Ты приехал за мной в эту глушь! Ты разыскивал меня, мечтал обо мне! И чем ты лучше Седрика?
– Хочешь вывести меня из себя?
– Нет, что ты! Я просто констатирую факт! Как же сильно я влияю на тебя! Мое тело так сводит тебя с ума, что ты готов насиловать ту, что презираешь! Брэндон Грейсон хочет трахать смертную девчонку! Вот умора! – весело воскликнула я.
– Замолчи, – мрачным тоном сказал вампир.
– Ты делаешь все, чтобы я была с тобой, а я не хочу этого! Мне отвратительно все, что с тобой связано! И ты можешь насиловать меня, сколько тебе угодно, потому что в эти моменты я буду представлять, что занимаюсь любовью с Седриком…
– Закрой свой рот! – угрожающе сказал Грейсон, и я заметила, как задрожали его руки, лежащие на руле.
Но я не испытывала ни капли страха: пусть лучше он убьет меня, чем вновь закроет в своем поместье и будет воплощать со мной свои отвратительные эротические фантазии.
– И я даже буду целовать тебя и позволять тебе ласкать меня! – еще более сладким голосом сказала я, видя, как мои слова действовали на него.
Грейсон так сильно сжал руками руль, что оставил на нем глубокие вмятины.
Его лицо было словно высечено из камня, и я ликовала, видя, как сильно смогла разгневать его.
– И все эти ночи, когда ты будешь целовать меня, шептать мое имя и гладить мои волосы, я буду представлять моего Седрика. Ты будешь заниматься любовью со мной, а я с ним…
Вдруг Грейсон схватил меня за горло, перекрыв мне доступ к воздуху. Я вскрикнула от неожиданности, но только рассмеялась, понимая, что выиграла эту битву.
– Ты будешь ревновать меня к нему, а я буду наслаждаться… Но не с тобой, Грейсон, а с ним! – из последних сил прохрипела я.
Он все сильнее сдавливал мое горло.
– Маленькая сучонка! Если ты не будешь со мной, то не будешь ни с кем! Даже в мечтах! Так умирай здесь! – крикнул он и, разорвав на мне ремень безопасности, открыл дверцу машины и вытолкнул меня в нее.
Я помню только, как вылетела из машины и почувствовала боль. А потом была темнота.
Придя в себя, я увидела перед собой обеспокоенные и перепуганные лица моих сестер-монахинь. Они увидели, что я открыла глаза и перекрестились. Я до сих пор не знаю, как вновь оказалась в монастыре, потому что никто ничего мне не рассказывал и не разговаривал со мной. Но, вероятно, меня, бесчувственную и окровавленную, нашел на дороге какой-то добрый человек и, увидев мои связанные руки и монашеское одеяние, отвез в монастырь.
Мои голова и тело были покрыты ранами и царапинами, и я даже удивилась тому, как смогла выжить после того, как Грейсон вытолкнул меня из машины, мчащейся на сумасшедшей скорости. Но я была безумна рада тому, что он не увез меня. Я горячо поблагодарила Бога за то, что он помог мне избежать участи, которую уготовил мне этот садист. Я плакала от радости того, что вновь вернулась в свою каменную сырую тюрьму. Вампир сказал, что хотел освободить меня от нее. Но жить с ним, продавать ему свое тело, лишь бы сбежать отсюда? Нет: моя тюрьма была мне намного дороже, чем свобода рядом с ним. Да и какая бы это была свобода? Это было бы насилие, бесконечное насилие над моим бедным телом.
После того дня я стала бояться, что вампир приедет снова и в следующий раз уже точно заберет меня. Каждый день я проживала в тревоге и не могла обрести покой.
***
Меня преследовал кошмар. Резко открыв глаза, я с изумлением увидела надо мной высокий белый потолок с красивым орнаментом. Я уже где-то видела подобный. Мой мозг пронзили смутные воспоминания того, что когда-то я видела этот потолок очень часто. Да, точно: я видела его в замке Грейсона.
Я чувствовала ладонями простыни. Холодный шелк. В моей келье не было простыней и никакого шелка, а лишь грубое домотканое шерстяное одеяло.
– Проснулась? Прекрасно. А я уже подумал, что переборщил с эфиром.
Моя кожа покрылась мурашками. Я смотрела в потолок и слышала этот голос. Голос Грейсона. Медленно и робко, боясь увидеть вампира, я заставила себя взглянуть туда, откуда доносился ненавистный мне голос.
Вампир лежал рядом со мной на кровати, в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Грейсон вольготно лежал на спине, закинув руки за голову, и с усмешкой смотрел на меня.
Мой мозг вдруг пронзило понимание того, что на мне было одето голубое платье, в котором я рассказывала вампиру о жуках и розах. Я окинула взглядом комнату, и мое сердце екнуло – это была та самая комната, в которой я жила в заточении у Грейсона.
«Нет, это невозможно! Я не могу быть в его замке! Я в монастыре!» – лихорадочно подумала я, с ужасом смотря на вампира, лежащего рядом со мной.
– Как я здесь оказалась? Нет, это какой-то бред! – воскликнула я, пытаясь вскочить с кровати, но Грейсон схватил меня, притянул к себе, уложил на спину и навис надо мной.
– Куда это ты собралась? – усмехнулся он и провел указательным пальцем по моим губам. Я попыталась отвернуть от него лицо, но он вцепился в мой подбородок своей мертвой хваткой. – Не нравится? Привыкай!
Нет, это бред! Самый настоящий кошмар моего воспаленного разума! Но, если я находилась в замке Грейсона, значит, мое возвращение в монастырь было всего лишь сладким сном? Ведь сейчас я не чувствовала боли от того, что он выбросил меня из машины. На мне не было ни одной царапины.
– Но я помню, что ты кричал на меня, а потом… – Мой голос дрожал от волнения и страха. Я не понимала, что происходит. Как я