они хотят найти своё последнее пристанище, то ему нужно назначить хранителя традиций, который в этом понимает. Седой отлично подходит на эту должность, лучшей кандидатуры, наверное, и не сыскать.
Чуть ниже по тропе к нам присоединился Рутгош, Зеленорукий и остальные, кто был здесь, даже те, кто до этого медитировал, созерцая Сердца Стихий. Дальше мы просто шли по отмеченной тропе, на которой не осталось ни одной ловушки. Или же обходили их. Искатели всё это время не сидели на месте.
По-хорошему нам бы всем бежать по этой безопасной тропе, используя техники усиления, но я был на это не способен, поэтому мы лишь неспешно шли. Сначала вниз, затем вверх, затем круто вверх и снова вниз, следуя тропой, которая повторяла рельеф хребта, и всё сильней уводила нас от статуи, которую я запомню навсегда.
Слева к небу поднимались острые заснеженные вершины, справа до горизонта простирались невысокие серые, безжизненные скалы, тут и там расколотые глубокими ущельями, а впереди маячили развалины города.
Я ступал осторожно, не очень доверяя своим ногам на неверных камнях, среди которых собратья проложили дорогу. Мы начали спуск, и серые, словно выцветшие, скалы теперь вздымались по обе стороны от нас, их вершины тонули в набежавших облаках. Я беспокоился о ногах, но скоро обнаружил, что словно не получается вдохнуть полной грудью, хотелось вдохнуть ещё сильней, но не выходило. Мы, вроде как, начали спускаться, отдаляясь от снежных вершин, но ощутимо похолодало, и дыхание теперь вырывалось изо рта облачками пара.
Тропа сузилась ещё сильней, сдавливая нас скалами, налетел внезапный порыв ветра, который ощутимо меня качнул. Я напомнил себе, что использовать Опору нельзя, что лучше уж ухватиться за Зеленорукого, а затем поражённо замер: впереди, на горе, что открылась после изгиба тропы, насколько хватало глаз, простирался по его склону ледник, уходя вверх, едва ли не к самой вершине.
Я прикрыл глаза, ощущая, что даже так горы давят на меня своим размером. В чём-то это было сравнимо с морем, в чём-то это было сильней, чем море. Наверное, всем, у кого стихия земля, для познания предела, сути мощи своей стихии, нужно было уходить сюда, в горы. Здесь, среди этих древних камней и льдов, которые были гораздо старше Древних, они могли бы постичь свою стихию и создать средоточие. Тишина звенела в ушах, нарушаемая лишь редким шорохом осыпающихся камней и завыванием ветра в расселинах. Потрясающе, воет почти так же, как…
— Молодой глава?
Я раскрыл глаза, скрывая досаду, отмахнулся от Седого и снова зашагал по тропе.
Она нырнула вниз и влево, огибая здоровенную скалу, которая в любом другом месте могла бы назваться горой, вновь начала подниматься вверх, скрывая от наших взглядов ледник, и в итоге вывела нас к огромной расщелине, через которую был перекинут не менее огромный мост.
И не просто мост, а мост, который держали на своих руках ещё два каменных идущих. Их ноги твёрдо стояли на дне ущелья, глубоко уходя там в бурный поток реки, их головы были на уровне той самой горы, что осталась позади нас.
Слева был мужчина. Широкие плечи, почти перегородившие ущелье от края до края, могучие руки, суровый взгляд исподлобья. Ему было бы впору выдавать испытания для тех, кто вступил на его мост.
Справа была женщина. На полголовы ниже и гораздо уже в плечах. Взгляд её был теплей, а на губах безвестный создатель оставил улыбку.
В отличие от прошлой статуи, той, что была основанием для ловушки, эти две не были изъедены, а прошли через все эти долгие сотни лет без единого следа для себя. Да, в них не было безупречности големов или совершенства духов, но гладкий камень оставлял ощущение, что они были вырублены только вчера. Зримое воплощение величия и возможностей Древних, которые пусть и были гораздо младше здешних гор, всё равно создавали творения, сравнимые размером с самыми младшими из вершин.
Когда мы спустились ниже по склону и добрались до самого моста, очарование статуй, Древними и самим местом немного померкло, очернённое действительностью.
Здесь, на этой стороне моста давным давно была большая полукруглая площадка, огороженная по краям изящными колоннами, которые, вероятно, держали когда-то на себе крышу. Почти четыре сотни лет назад все они были разрушены в битве, а сама площадка перепахана техниками.
Камень смешался с железом и костями. Сектантам дорого дался пропуск на мост. Искатели, которые уже не раз ходили этой дорогой, и не подумали убрать с дороги хоть что-то: под ногой то и дело хрустела очередная кость, ставшая хрупкой за столько лет.
Сам мост был чист. То ли на нём не сражались, то ли все следы битвы ветер и дожди сбросили в ущелье. Я прошёл по мосту, задирая голову и вглядываясь в нависшие над нами лица статуй. Кого они изображали? На кого смотрели те, кто прилетал сюда? Для чего было создано это место и этот мост?
На той стороне моста я увидел то же самое: каменные обломки, давно проржавевшую сталь и хрупкие кости. Разве что здесь отчётливо были видны два огромных, разбитых голема, которые не рассыпались в песок за все эти годы. Снова что-то больше всего похожее на медведей. Если у хозяев этих мест было своё кольцо, то на нём точно была голова медведя.
Пусть я знал, что в деле поиска трофеев на Полях Битв мои люди дадут мне фору, но всё же внимательно оглядывался по сторонам, пытаясь заметить хоть что-то стоящее внимания. Но ничего не находил. Как и думал. Какой силы и качества должны были бы быть артефакты и оружие сектантов, чтобы сохраниться до сегодняшнего дня в достойном состоянии под открытым небом, где их обдувал влажный и холодный ветер? Интересно, выпадает ли здесь зимой снег? Скорее всего, выпадает.
Увлёкшись мыслями, я упустил момент, когда Седой остановился, и едва не впечатался в спину Зеленорукого.
— Привал, молодой глава, — тут же послышалось разъяснение. — Дальше долгий затяжной подъём. Очень неудобный. Вся эта площадка проверена на ловушки, здесь везде безопасно.
Я не стал спорить, что не устал, что мне не нужен отдых и прочее, что расходился и могу идти и идти. К чему? Вместо этого сделал пять шагов в сторону, к обломку колонны. На ходу нагнулся, подхватив один из ржавых клинков под ногами. Кажется, это было тяжёлое дао. Время изрядно откусило от его края, но общий изгиб ещё угадывался. Неясно только, какое это было дао, с кольцом-рукоятью или, может быть,
