выходя из зоны запрета жизни. Смерть в круге над его головой качнулась вместе с ним.
Больше всего мне хотелось потянуться к этой печати и стереть её как можно быстрей, но я сдержал себя. Карай из тех, кто мог преодолевать два цвета в моих Указах, что ему один.
Но удивительный, необычный цвет печати его Указа я отметил про себя.
Как отметил и то, что Карай безо всяких амулетов и без моей помощи заставил эту белую печать над собой выцвести и исчезнуть.
Я вгляделся в него пристальней и не обнаружил ни осколков, ни выцветшего следа от только что исчезнувшей печати смерти, какой оставался после наших с ним тренировок.
Очень интересно, похоже, это слабость именно данной формации Древних. Или, вообще, формации Указов, потому что в ином случае я должен был видеть над орденцами десятки, если не сотни следов от действия их формаций Указов. В том же Ордене Второго пояса некоторые орденцы по три раза на дню проходили через формации, которые стирали все Указы и заново навешивали верность Ордену. Впрочем, это плохой пример. Там формации же и стирали старые бесследно. Здесь точно другое.
Седой тем временем кивнул Караю и дал общую команду:
— Двинули.
И подал пример, сделав шаг вперёд. Над ним соткалась печать и тут же развалилась. Это было неудивительно с его Возвышением. Через вдох печать снова появилась над его головой, но Седой уже сорвался на лёгкий бег.
Я тоже сделал вперёд четыре шага, входя в зону действия печати. На мне она так же разрушилась уже через вдох, и я поспешил за Седым.
Он на бегу пояснил, повторяя свои лекции:
— Если ты проверил свои силы и выяснил, что эта зона тебе по плечу, то стоит экономить именно сопротивляемость души, а не выносливость тела. Иных ловушек в зонах запрета жизни ни разу обнаружено не было, поэтому здесь можно отбросить осторожность и передвигаться бегом. Главное, не пропустить границу, если стоит задача быстро преодолеть зону или её сердце, если нужно разрушить её, чтобы открыть дорогу более слабым. Ты видишь обелиск, младший глава?
— Нет.
— Платформа, — нравоучительно заметил Седой, — вторая по популярности форма якоря и одна из самых нелюбимых у искателей. Здесь нам везёт, что мы в горах. Нет ни земли, ни песка, которые за столько лет укрыли бы якорь толстым слоем. Молодой глава, где центр?
Мне не составило никакого труда ткнуть в его сторону, а вот о том, как обычный идущий ищет его, нужно будет спросить на привале.
Глава 12
Карай шагнул вперёд и тут же вздрогнул всем телом, дёрнулся, заваливаясь назад, и заставляя моё сердце буквально зайтись в безумном ритме. Это для остальных ничего не происходило, я-то видел, как его буквально заглотила яркая белая печать, в один миг сгустившаяся над головой.
Я вскинул руку, этим жестом облегчая себе разрушение печати, направляя мысленное усилие чтобы…
Седой подбил мне руку, сбивая её влево и вниз.
— Он сам!
Я злым, ненавидящим взглядом ожёг его, шагнул в сторону, чтобы снова своими глазами, а не восприятием видеть Карая. Успел вовремя: печать смерти над его головой выцвела и растворилась в воздухе. Бесследно.
Я тихо выдохнул сквозь зубы, снова смерил Седого злым взглядом. Он равнодушно отвернулся от меня и буркнул:
— Мы уже говорили об этом, молодой глава. Тренировки по закалке души — это хорошо, это важно и это нужно. Они закладывают основу и вселяют уверенность в младших. Но нет ничего важней настоящей опасности и преодоления себя на грани возможностей. Ты должен вмешиваться только в крайнем случае, молодой глава. В самом-самом крайнем случае. Сколько ещё раз я должен это напоминать?
Вероятно, Седой прав. Скорее всего, он прав. Но мне это даётся сложно. Не после того, как мы потеряли столько людей. Смотреть, как всего лишь Предводитель заступает в столь яркую для меня зону запрета, в этот поток искр… Невыносимо.
Я ядовито уточнил:
— Но теперь ты убедился, что уже я прав? Да, он сбросил «Смерть», но потратил на это слишком много времени и сил, — надавил. — Им эта зона не по плечу.
— Это ничего не меняет, молодой глава, ничего, — Седой обернулся, и мы опять встретились с ним взглядами. — Я снова повторю — твоей вины в случившемся нет. В случившемся нет и моей вины, как нет и вины Рутгоша. Но в спасении нет нашей заслуги, а твоя есть. У тебя самого путь Возвышения — это путь преодоления непосильных преград. Почему ты отказываешь другим в этом пути? Мы обсуждали с тобой будущее семьи, неужели теперь ты передумаешь насчёт испытаний и экзаменов? А насчёт своего экзамена?
Я тяжело вздохнул и отвёл взгляд:
— Прости, Аранви, ты прав, и нет, не передумал.
— Мы можем продолжать?
Я заставил себя дать прямой ответ:
— Да, продолжайте.
Седой кивнул и, не отводя от меня взгляда, приказал:
— Следующий.
Рядом с нами раздался резкий, короткий выдох и вперёд шагнул следующий по силе искатель.
Все они делали короткий, резкий шаг, заступая в зону запрета жизни, все они ловили на себя печать смерти, и все отшатывались назад, начиная бороться с ней. Но больше я не вскидывал руку, не рвался к ним мыслью, пытаясь помочь и рассечь Указ Древних.
Я стоял на месте, глядя исподлобья, как мои люди, мои собратья по Сломанному Клинку делают себя сильней в смертельной тренировке. Я понимал, что Седой прав, и сейчас лишь пытался заставить себя принять это.
Кажется, сумел. Немалая заслуга в этом была от понимания того, что со мной рядом это намного безопасней, чем без меня. А ведь и без меня орденцы занимались этим много лет подряд в клане Кунг.
И всё же, всё же, я не мог не отметить, что безопасней было бы просто протягивать руку вперёд. Одного пальца хватило бы, чтобы поймать на свою душу клеймо смерти. Но одновременно я понимал и то, что вытянутый палец и рядом не лежал с добровольным шагом в объятия смерти.
Мои собратья всё делали правильно. Я… горжусь ими.
Все Предводители и молодые Властелины уже сделали свой шаг и признали, что им эта зона не по зубам. Остались только Рутгош, Зеленорукий и Седой. Сильнейшие из идущих семьи Сломанного Клинка.
Вперёд шагнул Седой. Замер, не спеша ни отшатываться назад, ни продолжать путь. Над ним ярко горела
