— Человечество разрозненно, лидеры побольше и лидеры поменьше борются за жалкие квадратные километры для производственных областей, а мы — Конклав — находимся на грани распада! Третья Мировая показала наши слабости. Европейский конфликт продемонстрировал некомпетентность наших союзников. И тем не менее, я хочу дать им шанс примкнуть к нам. Добрым словом и честным делом добиться их расположения у меня не вышло… Поэтому мне нужен враг. Яркий. Жестокий. Страшный. Человечеству! Человечеству нужен враг, Джон!
— Я думал, ты отличаешься от Кардинала, — прорычал я, понимая, насколько же прогнили мозги у человека номер один в этом мире. — Но похоже, вы сводные братишки.
— Не сравнивай желание власти любой ценой и разумные идеи, — упёр руки в бока Президент. — Победив фиктивную угрозу, мы вступим в золотой век. Больше никаких войн! Все встанут под единые знамёна демократии и меритократии! Страны получат землю, старые конфликты забудутся, а новые будут быстро решаться при помощи совершенного ИИ Тёмных.
— Вроде молодой человек, а такой бред несёт, словно у него деменция, — присвистнула Барбара, хотя взгляд её разноцветных глаз не выражал ничего, кроме чистой злобы. — Эй, Президентик, или как там тебя по матушке-батюшке… Завались, короче. Твоя шизофрения и маниакальная жажда всевластия никому здесь и задаром не сдались.
— Вы не оставляете мне выбора, — тяжело вздохнул Президент, вытянув в мою сторону ладонь. Блестящий металл без единого признака синтетической кожи дёрнулся, принимая сигнал. — Семь, девять, альфа, три, семь, чарли. Агент Джон "Виселица" Баррет. За нарушение первой статьи международного договора между Конклавом и Европейским парламентом вы приговариваетесь к обнулению. Но сперва… Я имею право немного тебя поиспользовать. Даже сломанная игрушка может развлечь ребёнка при нужном желании и воображении…
Я согнулся, пытаясь справиться с параличом, пронзившим конечности. Кровь целым потоком рванула изо рта, а перед глазами встали электронные помехи, будто рядом кто-то включил мощную электромагнитную глушилку. Рябило так, что я потерял ощущение земли под ногами, и рухнул, что-то пытаясь прошептать. Голос Президента теперь раздался прямо в голове.
— Ты, может, позабыл в своих побегушках по столице, мой дорогой Джон… — с отчётливой насмешкой произнёс он. — Но ты принадлежишь мне. Твоё биологически выращенное тело, идеальное для затяжных боёв. Твои импланты, сканеры, анализаторы боя, связь с интернетом, коммуникации… Твои мысли, твоё сознание. Можно смело сказать, что и душа твоя с самого рождения — моя.
— Джон! — закричала где-то рядом Эмма, опускаясь рядом со мной. — Что происходит?!
— Возврат собственности, — пожал плечами Президент, чей силуэт встал передо мной. Всего пара метров, надо только дотянуться до пистолета… — Пока он следовал приказам, я не затягивал поводок так сильно, но сейчас, к сожалению, пора. Встань, Джон. Не вынуждай меня вскрывать твою черепушку.
— Пошёл ты… — выплюнул я эти слова вместе с очередными сгустками крови. В свете прожекторов транспортников алая жидкость оказалсь неожиданно яркой.
— Джони, что он с тобой сделал?! — вскрикнул возле меня Ник.
— Неужели он вам не сказал? — притворно удивился мужчина, в очередной раз всплеснув руками. — Какая жалость. Понимаете, Джон — он не совсем человек. Когда он только был рождён, его родители были выбраны среди прочих как подопытная пара для эксперимента. Младенца поместили в лабораторный комплекс у нас, на Урале, а родственников обнулили, чтобы не возникло лишних помех.
Чем старше он становился, тем лучше стало видно результаты трудов и денег, вложенных в него. Идеальная тактическая машина, способная ориентироваться в абсолютно любой боевой ситуации, вне зависимости от обстоятельств. Первый и последний удачный экземпляр проекта "Демон", начатого и организованного лично мной. Мы были так рады, что даже дали ему то, чего так не хватало остальным — конкретное прошлое, воспоминания о родителях и об их совместном времени. Часть данных была взята из существующих записей, поэтому Джон вырос в полной уверенности в том, что он был обычным солдатом на войне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Жаль, что он быстро обо всём узнал. Первое поколение вообще самое смышлёное, чего уж таить. То, что Джон был демоном, не страшило его. Ему, скажу вам, было плевать. Он делал то, что умел лучше всего. Воевал. И тем не менее, проблемой стали эти его моральные терзания… Знаете, как говорят? Когда солдат начинает задаваться вопросами, он перестаёт быть солдатом. Вот Джон и сумел ослушаться приказа. Дважды, кажется? Когда пересёк линию фронта во время Третьей Мировой, чтобы добраться до Марсиля, и когда снова ушёл в самоволку в один из городов Федерации в поисках всё того же Кардинала, но то был уже Европейский, если не ошибаюсь, конфликт. Я не стал устранять его после столь грубого непослушания, всё-таки все мы люди.
А потом демоны стали повсеместным явлением, и никакие лаборатории нам стали не нужны. Дети сами становились гениями, пополняя ряды наших специалистов, профессиональных киллеров и бойцов. Но Джон… О, Джон продолжал быть лучшим из лучших. Пёс на цепи. Страж своего города. Бесстрашный, справедливый и честный. Прости, Джон. Пришла пора вернуться. Ну-ка, к ноге!
— Нет! — дёрнула меня Эмма, а в мозгу будто разорвалась ядерная боеголовка — и он послал импульсы по телу, заставляя то побежать вперёд и упасть перед Президентом. Благодаря девушке у меня получилось сдержаться, но соображать целостно я перестал. Сознание разделилось — часть была тёмной, механической, исполняющей приказы. Другая — билась запертой в клетке птицей, пытаясь поднять меня с колен.
— Это не значит, что он твоя игрушка, — протянул Ник. В его голосе был слышен металл — удивительно, что я не слышал его раньше. Глава Белых Лилий был зол. Очень, очень зол. — Война прошла. Демоны больше не нужны. Поэтому он не обязан исполнять твои приказы, ублюдок!
— Правильно говоришь, Никуся, — хмыкнула Барбара. — Он не твой, Президент. Ты можешь отнять у человека деньги, семью, друзей, родных, любимых… Но воля тебе неподвластна. Ты можешь думать иначе, конечно. Но мне как-то плевать, чертила ты эдакая.
— Свобода — лучшее, что мы имели, — вышли вперёд андроиды, закрывая меня своими стальными спинами. — Никто и ни при каких обстоятельствах не имеет права отнимать её у других.
— Глупые вы, — с обидой в голосе сказал Президент, опуская ладонь. — Эй, там. Джон? Хочешь я тебе скажу кое-что, так сказать, напоследок?
— Пошёл ты… — повторил я, изо всех сил пытаясь подняться.
— Всё это время ты был связан со мной при помощи проводника, — не отреагировав на грубость, произнёс мужчина. Его руки вынули аккуратный портсигар, из которого вынырнула длинная сигара. Щёлкнула дорогая позолоченная зажигалка, и Президент затянулся, выпуская в чёрное небо серый дым. — Именно он даёт мне возможность тебя контролировать. Может, вспомнишь? Семь, три, дельта, девять, семь, браво…
— Код… Охотника… — прохрипел я. — Ч-чёрт…
— Браво! О! Браво! О! — хохотнул он, дважды хлопнув ладонями. — Старый пердун, зато какой полезный! Он ведь вместе с тобой Третью Мировую прошёл, хотя вы и редко пересекались, только когда я этого желал… Его нейроинтерфейс выступал передатчиком, а сознание, загруженное уже в твой нейроинтерфейс — ядром. Пока Охотник был жив, он мог попытаться что-то с тобой сделать… Но не успел. Ведь…
Ведь ты его убил, Джон. Своими руками по моему приказу, исполняя четвёртую директиву.
— Нет… — голова окончательно съехала с катушек. Охотник был пультом управления Президента, контролировавшим меня? Но я не убивал его. Там, на крыше, показалось, что мне просто привиделось. Так где был настоящий старикан, а где — загруженная в меня матрица личности? Был ли он на самом деле мёртв, когда мы говорили на парковке небоскрёба? — Нет, этого не может быть…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я уверяю тебя, может, ещё как, — ухмыльнулся мужчина. — Ладно, исповедь я закончил. А теперь время умирать, мой такой дорогой и такой сильный пёсик.
