числились в центре?.. Кем?
— Командиром разведывательно-диверсионной группы. Но официально я проходил по отряду Збанацкого, а подчинялся фактически Киму. Збанацкий понимал все… Нет меня — он знает: значит, Ким послал на задание. В основном я действовал в районе Прилуки — Бахмач — Нежин… Дело известное — минировали дороги, мосты… Потом идешь в центр, докладываешь… Первое дело — покушать дадут. Это уж обязательно… Вон Мария и еще сестра ее Шура — они хозяйством центра ведали. И готовили… Если с мороза — стопку поднесут…
После того как я взорвал бензосклад под Остром, ко мне подошел Тиссовский и говорит: «Молодой человек, вы отличились. Отныне вам открыт доступ к Киму в любой час». Что вы думаете? Это самая большая честь была… Центр был при отряде Науменко, но тот ему беспрекословно… Признавал! А когда Таращук взял власть, он сразу вызвал меня. Я не знал еще новых порядков, только с задания вернулся… Говорят: тебя вызывает командующий.
«Ким?» — спрашиваю.
«Нет, Таращук», — говорят.
Ладно, думаю, чего спешить. Успею. Собралась братва, шутим, смеемся. Снова связной бежит: «Срочно к командующему… Под трибунал хочешь?» А я: «Что?! Меня под трибунал?» У нас гордость была, мы себя кимовцами считали. Я лично три эшелона пустил под откос — и в трибунал? Не вяжется. А мне говорят: «Иди, у нас сейчас новые порядки. И верно, под трибунал попадешь. Шпокнут, как Павлова».
Иду. А уже настроение не то. Что, думаю, за порядки? Зачем? Вхожу в землянку. Таращук лежит на койке. Так лежа и разговаривал. Его я раньше видел, как он около Кима ходил… Сейчас совсем другой. Сурово так посмотрел, но воля в нем чувствовалась… Командир он был боевой, если б не… ну, как бы это сказать, тщеславие, стремление все себе подчинить.
— Но если он был избран командующим? — вставил я.
— Да, конечно… У него своя правда была… искоренить партизанщину. Но ведь он же должен был понимать…
Ну, я доложился по форме. Стою по стойке «смирно».
«Почему сразу не явился?» — спрашивает.
Я молчу. Он рукой голову подпер и смотрит.
«Ладно, говорит, как у тебя есть заслуги, прощается в первый раз. Но знай: командующий — я. Приказ мой — закон. Вот так. С сегодняшнего дня назначаю тебя моим помощником по разведке. Ясно?»
Дивлюсь я… Думаю, как же так? Или, может, с Кимом уже согласовано? Разные мысли… А он:
«Иди, принимай дела…»
Тут меня вдруг осенило:
«Не могу, товарищ командир, на линию должен идти, спецпоезд встречать».
«Без тебя встретят. Передашь по команде».
«Никак нельзя, говорю. Потому я один систему их охраны знаю. Где какие посты стоят. Иначе к дороге не подберешься. Там на каждый километр пост».
Посмотрел на меня хмуро.
«Решил у Кима остаться?»
«Так точно», — говорю.
«Подумай, говорит, до утра. Утром явишься. Предлагаю немало».
Вышел я от него и к Киму в лес. У себя был. Вижу, настроение невеселое. Я доложил ему про спецпоезд, свой план подрыва. Он одобрил. Тут я ему и рассказал про вызов к Таращуку и что утром явиться велел.
«Что ж, думай», — сказал Ким.
«Надумал, говорю, хочу с вами остаться».
«Так и скажи ему… Он поймет. Все уладится».
Наутро я так ему и ответил.
«Ладно, говорит, смотри сам».
На том и кончилось.
— А где в то время была Клара? — спросил я.
— Ее не было. Она к Бакуну ходила под Нежин, потом в Кадыщанские леса. С ней был резидент Кима в Чернигове Саша Михайленко. Они по рации информацию в центр давали об обстановке в тех районах.
— А Михайленко жив?
— Да… По-моему, он в Чернигове и живет.
Мария Хомяк отделилась от кружка и подошла к нам.
— Кажется, завелись ребятки, — заметил Валюшкевич, кивая на соратников.
— Можно! Когда-то еще вновь соберемся, — отвечала Мария.
…Я решил, что сейчас подходящий момент, и, обратившись к Марии, спросил, не вспомнила ли она, как было с Павловым.
— Что рассказывать? Сказ — он короткий. Мы в казарме сидели, Кима не было, ушел куда-то. А Юрий Павлов здесь был. Про что уж говорили, не помню. И тут приходит старшина комендантского взвода с автоматом. Старшина подходит к Павлову и говорит: «Командир приказал немедля вам в штаб явиться». А Павлов — мужик с норовом: «Ладно, скажи, приду». — «Приказано доставить». — «Доставить? Меня?!» — Павлов встал во весь свой рост, руку к автомату протянул — он на стене висел. Старшина раз — и прошил его… Но он еще стоял… Потом начал валиться. Я к нему кинулась — мертв. Шесть пуль всадил… А после уже нам приказ зачитали…
— Но приказ исходил от Таращука? — спросил я.
— От него, Таращука. Командовал он, правда, недолго, может месяц. Заместителем был Темнюк… этого мы совсем мало знали. Да… Надо было Киму командующим быть. Ему предлагали… Отказался. Збанацкий с Науменко колебались… и двинули Таращука. Бывает…
— Да, но все-таки как же с Павловым? Причины расстрела его?
— Неподчинение приказу. В боевых условиях. Предпринял попытку… — сказал Валюшкевич.
— Но ведь…
— Неподчинение, — вздохнул Валюшкевич. — А как же? Нет, тут подкопаться трудно: Павлов схватился за автомат.
— Или просто хотел взять его с собой? — продолжил я.
— Так или иначе, все было предусмотрено… Учтите, на нем все же было пятно службы в карательных войсках… Правда, он недолго служил… Что поделаешь — война. Был приказ — укрепить дисциплину, покончить с партизанщиной. Вот он и попал под горячую руку.
