Встретив Кривицкого, он спросил:
— Вы точно знаете, это действительно дистанционный переключатель?
Кривицкий поперхнулся, закашлялся, прикрыв рот ладонью. Когда он поднял голову, глаза его были невозмутимо ясны.
— В мои годы недостаток памяти заменяет чутье, — туманно, но внушительно ответил он.
Андрей не скрывал своего недовольства нежданной услугой Кривицкого. Не следовало давать Усольцеву возможность вывернуться. Так из него никогда не выйдет настоящего инженера. Казалось, выбросили соску, — так нет, Кривицкий тряпочку подсунул: на, мол, только не плачь.
Случай с Усольцевым обсуждался на все лады. Лишь один виновник разговоров ничего не замечал, ничего не слышал. Он работал с упоением, к нему вернулась прежняя методичность. Вычищенные смазанные части старого переключателя лежали на его столе в строгом порядке. На выпуклой полированной поверхности кожуха отражались изогнутые оконные переплеты, синее небо, кудрявые облака медленно проплывали, скрываясь в тени жарко сияющего латунного зажима. Весь мир сосредоточился для Усольцева в этом скелете будущего аппарата.
Усольцев торопился дать конструктору точные размеры переключателя. В зависимости от них размещалось остальное оборудование. Круглое его лицо заострилось, движения приобрели четкую угловатость. Инженеры были поражены, когда однажды во время шумного разговора Усольцев хлопнул ладонью по столу так, что все детальки подпрыгнули, и крикнул:
— Товарищи, замолчите ли вы наконец!
Борисову даже нравилось, что Усольцев стал немного рассеянным и забывал прятать в ящик свои знаменитые карандаши.
Однако прежняя неуверенность еще жила в нем. Он принес Лобанову чертежи и сообщил, что конструктор требует ориентировочные размеры, а переключатель еще не кончен. Дашь ему размеры, а потом, случись что, не изменишь.
Андрей успокоил его.
— Конечно, приходится рисковать, — сказал он, весело нажимая на слово «рисковать». — Но что вас, собственно, смущает?
Усольцев замялся:
— В основном мелочи. Не могу раскусить, к чему тут эти два отверстия.
— Вы обошлись без них? — спросил Андрей, не глядя на чертежи.
— Пока да, — осторожно сказал Усольцев. Андрей рассмеялся и шепотом сказал ему на ухо:
— Ну так плюньте на них.
Наблюдая, как создается переключатель, Андрей невольно восхищался способностями Усольцева. Надо было иметь величайшее терпение, чтобы восстановить по остаткам, скорее намекам, прежнюю схему. На ряде участков пунктир догадок обрывался, и Усольцеву приходилось выдумывать самому…
Чтобы приспособить какую-нибудь сохранившуюся часть, Усольцев хитрил, изворачивался, проявляя незаурядную изобретательность. Он действовал подобно палеонтологам, которые по обнаруженной кости восстанавливают скелет и даже внешний облик никогда ими не виданного животного.
Настойчивость Усольцева нравилась Андрею и в то же время вызывала досаду. Было жаль смотреть, сколько блестящей, остроумной выдумки тратится на разгадывание этого ребуса. Порой Андрей порывался крикнуть: «Да бросьте вы держаться за костыли, шагайте сами!»
Но он боялся, что Усольцев опять оробеет. Ну ничего, в следующий раз ему придется начинать без шпаргалки. А вдруг все страхи повторятся?.. «Если ты проявляешь столько терпения, добиваясь нужной характеристики от прибора, — отвечал он себе, — то почему ты считаешь, что человека можно переделать сразу?»
Переключатель был закончен вовремя. На испытаниях Андрей присутствовать не смог, да если бы он и освободился, то все равно не пошел бы. Он не желал показывать Усольцеву, что придает какое-либо значение этой «палеонтологии».
Испытание переключателя прошло незамеченным. Кривицкий мимоходом осведомился о результатах и сказал удовлетворенно и непонятно: «Выгодное и удачное преступление называется добродетелью».
Новиков спросил:
— Отделались? Восхитительно! Поздравляю! Усольцев, миленький, помогите мне доконать усилитель — мне сегодня надо пораньше кончить. — Он всегда куда-нибудь торопился и жаловался на «сумасшедшую загрузку».
Усольцев замкнулся в обиженном молчании. Хвастаться ему было нечем — реставрировал старый переключатель, эка невидаль. А все же обидно. Ведь это была необычная для Усольцева работа. Никто не знает, сколько страхов он натерпелся с этим переключателем. И, наверно, не узнает. Переключатель пустили в работу, и все сразу о нем забыли.
В течение нескольких минут Кривицкий о чем-то рассказывал, но ни одна фраза не доходила до сознания Андрея. Перескакивая с абзаца на абзац, он с бьющимся сердцем читал статью одного ленинградца о методах локации. Андрей мчался по строчкам, повторяя про себя: «Неужели это мое, неужели меня опередили?» На каком-то повороте автор свернул в сторону, не дойдя до идеи, составлявшей главное в методе Андрея. Андрей вздохнул, отпуская сведенное мускулы лица. И вдруг, поймав себя на этой радости, возмутился. «Сколько же во мне гаденького!» — со стыдом подумал он.
— Андрей Николаевич, — настойчиво и удивленно повторил Кривицкий.
Андрей извинился и начал слушать. Кривицкий как раз к этому времени покончил с вопросами этики и переходил к принципам воспитания по Макаренко.
Длинное, не свойственное Кривицкому предисловие насторожило Андрея.
— Перейдем к делу, — предложил он.
Кривицкий поправил чернильницу на столе у Андрея и с напряженной улыбкой сказал:
— Помните, Андрей Николаевич, когда вы усомнились в переключателе, был ли такой, я пошел на склад проверить. Мало ли что бывает в нашей жизни кипучей! Оказалось, что там напутали: коробка, которую я дал Усольцеву, никогда не была переключателем. Усольцеву достался футляр от старого, довоенного немецкого реле. Теперь я хочу посоветоваться с вами — педагогично ли будет сообщить ему правду?
Андрей не верил ни единому слову Кривицкого. Разумеется, это была заранее подстроенная шутка.
— С одной стороны, он должен взыграть, — рассуждал Кривицкий, — с другой, как человек мнительный, он подумает, что все были в заговоре против него.
Андрей позвал Борисова, и они досыта посмеялись над всей этой историей и над Кривицким с его воспитательными приемами.
— При любом исходе предпочитаю правду, — сказал наконец Андрей. Он встал и вместе с Кривицким и Борисовым направился к дверям.
Кривицкий предпочел бы отсидеться в кабинете, но Борисов оглянулся на него с таким видом, что пришлось подняться.
— Иди, иди, комбинатор-воспитатель.
Усольцеву рассказывали наперебой все трое, и он долго ничего не мог понять. Тогда Кривицкий принес ему целое реле в пластмассовой коробке.
Усольцев перевел глаза на смонтированный переключатель. Сомнений быть не могло. Усольцев взял отвертку, долго не мог попасть острием в борозду.
— Что это? — беспомощно спросил он, сняв крышку и рассматривая незнакомые детали. — Так это же не переключатель.
Он все еще не понимал. Андрей заглянул через плечо Усольцева. На открытой панели поблескивали коромысло и целенькая катушка; тут они действовали совсем иначе, чем представлял себе Усольцев. Коромысло опускалось на катушку и передвигало какую-то защелку…
Усольцев смотрел на двигающийся рот Кривицкого, на его запавшую верхнюю губу. Не дослушав, он повернулся, нажал кнопку переключателя. Послышался характерный ритмичный перестук. Усольцев склонился над переключателем, крепко стиснув край стола. Коромысло, его коромысло мелькало неразличимо быстрыми взмахами, слитыми в серебристое дрожание, освещаемое короткими лиловыми искрами. И катушка и отверстия в панели — все было использовано не так.
— Андрей Николаевич, как же… он работает? — хрипло, срывающимся голосом спросил Усольцев.
Андрей сказал:
— Как же он может не работать, ведь это ваш переключатель. Оглушенный, не уяснив себе до конца, что произошло, Усольцев пожимал руки, выслушивал поздравления. Шутил Новиков, Рейнгольд говорил о каких-то молодых липках на бульваре, у которых выдернули подпорки. Усольцев кивал ему, не понимая, при чем тут липки; но ему было хорошо, и он боялся спрашивать и говорить, чтобы не расчувствоваться. Его заставляли снова включать переключатель, сравнивали переключатель с реле, принесенным Кривицким, удивлялись, позабыв, что этот самый переключатель работал здесь уже неделю и никто не обращал на него внимания. Но стоило переключателю прослыть новым, как он получил особую привлекательность. Такова уж, видно, притягивающая сила нового. Новый — значит, такого еще никогда не было, никто та кого не видел, ну как тут не подойти, не посмотреть, не потрогать.
Вечером Усольцев положил перед собою реле и последовательно, провод за проводом, дырочка за дырочкой, сравнил его со своим прибором. Покачав головой, он сгреб все детали реле и бросил их в корзину. В лаборатории никого не было. От шума и волнения минувшего дня у него ломило в висках. Он открыл окно, подставил голову, ловя струю влажного вечернего воздуха. Так он стоял долго, ни о чем не думая. Потом подошел к стенду, поднял руку, неуверенно тронул лакированную крышку переключателя. Нажал кнопку. В тишине пустой лаборатории переключатель застучал громко и весело. «Вот так, — отщелкивал он. — Вот так, вот так, вот так…»
