Думаю, от всего этого я двинулся бы мозгами, если бы не начал серьезно курить и не превратился в заядлого курильщика.
Сначала это был «Дорал». Наверное, в память о Бренде. Но в «Дорале» было слишком мало смол и никотина. Эти сигареты были недостаточно крепкими и не могли заглушить чувство вины, порожденное ужасным осознанием: мои действия привели к тому, что выживший из ума умерший родственникдобился «исчезновения» юной, красивой и полной жизни девушки.
Я перешел на «Мальборо».
«Кэмел» без фильтра.
Сигареты способны заглушить боль. Стереть мучительные переживания. Они помогают затолкать куда поглубже любое чувство вины, а также стыд и раскаяние. Наверное поэтому, когда я был ребенком, все священники и монахини курили. Мы, католики, очень нуждаемся в помощи и пытаемся получить ее, где только это возможно.
К Хэллоуину 1975 года я напрочь позабыл о Бренде Наррамор. Возможно, я покажусь вам бесчувственным, но я просто решил, что офицер был прав. Она была беглянкой. Да, весь первый месяц после возвращения домой я каждый день тайком садился на велосипед и ехал в аптеку на углу, чтобы просмотреть газеты из Филадельфии и других городов, расположенных ниже по побережью. Я высматривал жуткую историю с заголовком наподобие «Обнаружено тело девушки. Обезумевшее животное сорвало с ее прекрасного тела всю плоть» или «Чудовище напало на девушку из Джерси». Но мне не удалось найти никакой информации о Бренде Наррамор. Даже в таблоидах, пишущих об Элвисе и пришельцах.
Скорее всего, демон в дюнах был именно тем, за что я его вначале и принял, — плодом моего разыгравшегося воображения. Судите сами: работа художника комиксов как раз и заключается в том, чтобы видеть злобные сущности, затаившиеся в белом пространстве чистого листа.
Просто я начал видеть своих мифических мучителей раньше большинства моих коллег.
Как бы то ни было, но после того, как я вместе с Брендой Наррамор прокатился по «Тоннелю любви», я уже никогда не видел явившееся мне там привидение. Я вытеснил его из своих мыслей и воспоминаний. Я позволял его образу пробраться в мое подсознание только тогда, когда мне было необходимо населить густые тени очередного комикса особенно жуткими созданиями. Так было с моим первым бестселлером «Нью-Йорк таймс», одной из первых историй о Белинде Найтингейл под названием «Ссохшийся дух Вестморленда».
Я не могу понять только одного: почему я думаю обо всем этом именно сейчас? Почему сейчас?
Почему сегодня?
Почему мои мысли постоянно возвращаются в Сисайд-Хайтс лета 1975 года? Неужели в моей жизни нет более важных мест и дат, о которых я мог бы подумать? В особенности сейчас.
Я слышу стук в дверь.
Вспоминаю, где я нахожусь.
Моя жена выбирается из больничной постели.
Я приоткрываю один глаз. Наверное, это пришел врач. Или, возможно, медсестра.
На пороге стоит средних лет женщина с коротко остриженными вьющимися седыми волосами.
— Вы что-то хотели? — негромко спрашивает моя жена.
— Простите, — отвечает гостья. — Я старая знакомая Дэвида. Когда я прочитала в газетах о том, что он…
Гостья поднимает руку, и я вижу, что она держит старую книгу в бумажной обложке. В бордовой обложке. «Над пропастью во ржи».
Она открывает книгу и показывает моей жене рисунок на чистой странице внутри. Бейсбольный кетчер с бутылкой ржаного виски в ловушке. Жена кивает. Она узнает мою подпись.
Демон в дюнах не убил Бренду Наррамор. Она стала старой и утратила всю свою привлекательность.
Я пытаюсь заговорить. Простонать ее имя. Ничего не выходит. Я слишком слаб.
Проклятье! Почему я вспоминаю тот вечер, когда мы познакомились?
Суббота. Шестнадцатое августа 1975 года.
Я закрываю глаза. Спешу обратно. Прокручиваю все еще раз.
Юная, полуобнаженная Бренда Наррамор возится с молнией моих джинсов.
— Тс-с… Ты просто нервничаешь.
Я киваю. Я и в самом деле очень нервничаю.
— Вот… — Она сует руку в свою пляжную сумку. Находит смятую пачку «Дорала». — Покури. Это тебя успокоит.
— Я думал, что обычно курят… ну… после всего.
Она прикуривает две сигареты сразу.
И вот тут за спиной Бренды Наррамор появляется призрак. В десяти футах от нее.
Он стоит, затаившись в тени дюны. Скелет древнего, дряхлого старика. Острые кости выпирают из-под туго обтянувшей их кожи.
Этот мужчина, в общем, не так уж и стар. Ему едва исполнилось пятьдесят. Он похож на ходячий безволосый труп только потому, что получает сеансы облучения и химиотерапии. Он страдает раком легких.
Демон делает неуверенный шаг вперед. Теперь он стоит совсем близко, и, когда из-за набежавшего облачка выходит луна, я вижу его глаза.
Его светло-карие с прозеленью глаза.
Мои глаза.
— Остановись! — сипит он. — Сейчас же!
Теперь мне все понятно.
Это мой призрак.
Призрак человека, находящегося на пороге смерти, отправившийся в прошлое, чтобы предостеречь себя же.
Он — это я.
Мне шестнадцать лет, и я смотрю на собственную умирающую душу, окутанную белым вязаным одеялом Мемориального ракового центра Слоан-Кеттеринг в Нью-Йорке, куда Бренда Наррамор пришла, чтобы попрощаться со своей давней летней любовью и где несет неусыпную вахту моя жена. Она спит рядом со мной на больничной кровати, прощает меня, когда я подкупаю санитара, чтобы он пронес мне пачку «Мальборо», и мне удается спуститься вниз, на тротуар, волоча за собой переносной штатив с капельницей, ради последних в моей жизни затяжек. Моя жена, которая сейчас плачет, потому что я умираю, вспоминая самые важные события своей жизни, проносящиеся перед плотно закрытыми глазами.
Я вынуждаю свой дух вернуться в прошлое, чтобы исправить свои же ошибки.
— Остановись! — сиплю я себе юному и здоровому. Себе, такому, каким я был и каким мне предстояло стать. — Сейчас же!
К счастью, в эти последние мгновения своей жизни я получаю возможность вернуться и предупредить себя самого.
На пляже.
На аттракционе.
Моя первая сигарета и та, которая навсегда сделала меня курильщиком. Та, от которой я так и не смог отказаться.
Или смог?
Я слышу, как шелестят мои высохшие легкие. У меня в груди все чешется и печет огнем.
Прислушался ли я к предостережению собственного духа?
Я этого никогда не узнаю.
Но если бы прислушался, я бы сейчас не умирал, лежа на больничной койке и вспоминая 1975 год и демона в дюнах.
Шэрон Ньюман
ДОМОЙ ИЗ АМЕРИКИ
Шэрон Ньюман — историк. Ее специализация — Средние Века. Это в ее жизни неизменно. Тем не менее она также является писателем. Из-под ее пера вышел роман-фэнтези (трилогия о Гиневере), одиннадцать исторических детективов (серия книг о Кэтрин ЛеВендер), три публицистические книги, а также ряд статей и коротких рассказов в самых различных жанрах, включая рассказ, попавший в один из выпусков журнала «Фэнтези и научная фантастика».
В своей последней книге «Настоящая история конца света» (Беркли, 2010) ей удалось соединить все эти жанры, чтобы проследить, как людям представлялся конец времен на протяжении всей истории человечества. Она живет в Орегоне, в доме, расположенном на склоне горы.
У Патрика Энтони О’Рейли были темные вьющиеся волосы, темно-синие глаза и улыбка, способная очаровать любую женщину в возрасте от восьми до восьмидесяти лет и старше. Он был необыкновенно говорлив, пел приятным тенором, умел пить, не пьянея, портер и ирландский самогон и с радостью ввязывался в любую драку. Каждый год на день Святого Пэдди его можно было обнаружить в пабе Бидди МакГроу, где он рыдал от ностальгии по Голуэю и проклинал англичан. Одним словом, он был истинным сыном Ирландии, какого только мог породить Кливленд.
Когда друзья напоминали ему о том, что его семья переселилась в Америку в 1880 году, Патрик отметал этот факт как малозначимый.
— Я все равно остаюсь ирландцем, — распинался он. — За четыре поколения в Америке все браки в моей семье заключались только между ее членами.
— А кому вы еще нужны? — не вытерпел однажды его друг Кевин. — Возможно, если бы это было иначе, вы бы только выиграли. Ваш клан плодит гномов.
Это был удар ниже пояса. После этого Патрик не разговаривал с Кевином целый месяц. А чего еще от него можно было ожидать? Кевин был типичной американской дворняжкой, в жилах которой текла польская, итальянская и ирландская кровь. Единственное, что можно было сказать в пользу его родственников, так это то, что все они были католиками. Но Патрика глубоко уязвила насмешка над его размерами. В нем было всего пять футов два дюйма[34] росту, и то вместе с гелем для волос. Его родители были еще меньше. К примеру, в его матушке не было и пяти футов. Патрику пришлось обзавестись незаурядным обаянием, чтобы привлекать к себе внимание в этом мире мощных футболистов и длинноногих женщин.
