– Танкодесантный корабль, – пояснил я.
– Да, точно, танковоз, нам лейтенант что-то объяснял… И вот иду я мимо танков, бетон под ногами дрожит, и говорю себе: «Феликс, посмотри на Солнце. На нашу добрую, незлобивую, заурядную звездочку среднего спектрального класса. Ты видишь ее последний раз в жизни. Сейчас ты отправишься в чужой, страшный, неприютный мир…»
– Как я вас понимаю. – Таня прочувствованно вздохнула.
– И что же вы думаете? – повеселевшим голосом спросил Локшин. – Да, мы погрузились! На «Емельянов»! А через полчаса прибежал незнакомый офицер в синей форме, поругался с нашим полковником и всех выгнал! Снова нас отменили! И вот выхожу я обратно на летное поле, вдыхаю воздух полной грудью, смотрю на Солнце… А душа моя поет: шоколадно-то так!
– И вы никуда не полетели?
– В тот раз – никуда. Только через неделю «Емельянов» вернулся, забрал нас и выгрузил в Городе Полковников. Оказалось, нам очень повезло: там какое-то сражение было гигантское. Очень много людей, говорят, погибло.
Мы с Таней переглянулись. Я нехотя подтвердил:
– Да, известное количество…
– А вы в нем участвовали, Саша? – спросил химик Филимонов.
– В чем?
– В сражении.
– А… Участвовал.
Кажется, я сказал это не самым светским тоном, потому как Филимонов обиженно заметил:
– Я вижу, из вас слова клещами не вытянешь.
– Извините, меня эта гора нервирует. Все время отвлекаюсь.
– А чем плохая гора? – беспечно спросил Локшин, глянув направо. – Вполне шоколадная гора.
При этих словах семасиолог Терен поднял свою кудлатую голову и заскрипел фирменным академическим голосом завсегдатая научных симпозиумов:
– Вы знаете, Феликс, вот я размышляю, уже не первый час, почему вы по сто раз на дню повторяете «шоколадно», «шоколад». И вот к чему я пришел. Фонематически фамилия Локшин по сути и есть «шоколад», поскольку налицо тождественные наборы опорных звуков: «ш», «к» и «л». Однако же есть и отличие: в фамилии Локшин эти звуки расположены в обратном порядке: «л», «к», «ш». Таким образом, можно сказать, что «шоколад» дополняет «Локшина» до полностью симметричной фонематической фигуры. Ну а поскольку каждый из нас стремится воссоединиться со своей половинкой, то…
– Я женат! – поспешно вставил Локшин.
– О, бесспорно, мой друг, бесспорно, – смиренно согласился Терен, но в глазах его блеснули мефистофелевы огоньки. – Однако же как бы это вам объяснить… В том пространстве, где разлита некая метафизическая субстанция… назовем ее семантой… вам, Татьяна, нравится слово «семанта»?
– Нет, ужасное.
– Хорошо же, оставим ее безымянной. Пралогемой, нихилемой, если угодно… В этом пространстве, бесценный Феликс Лазаревич, ваша фонематическая фигура, вполне возможно и даже, не побоюсь предположить, скорее всего неполна. А полна она была бы в том случае, если бы вы носили фамилию… ну, Радар, предположим.
– Бертольд, вы меня уморите. Что это за фамилия такая – Радар?
– А вы поставьте ударение на первый слог и сразу поймете, что вполне конвенциональная венгерская фамилия…
– Саша, это Свасьян.
Я от неожиданности вздрогнул. Нельзя же так! Тут, на броне, ученые дурачатся, слева воздух как-то подозрительно дрожит, справа «болота» поблескивают – а у тебя в ухе вдруг курлы-курлы.
Я деликатно отвернулся от своих собеседников, прижал тангенту и вполголоса ответил:
– Слушаю вас, товарищ подполковник.
– Ты в курсе, что это за часть такая – «Хавани»?
– Часть чего?
– Воинская часть!
– Во-оинская… Хавани… Хавани… Что-то знакомое… Рассвет, кажется.
– Да меня ее боевой состав интересует, голова садовая! Наши только что из Гургсара запросили. Они там в трофейных планшетах копаются. Нашли журнал космодрома. А там значится: день Соруш месяца Ардибехешт – прибытие роты «Хавани».
– А по-русски?
– По-русски – пятое мая.
– Ну, не знаю… «Хавани»… Я-то здесь только до конца февраля сидел. А может, Ферван?..
– Так он в марте отсюда тоже улетел. Город Полковников штурмовать.
– Все равно надо спросить.
– Спрашивал уже. Не знает. Представители разведки флота на «Геродоте» тоже без понятия…
– Да подумаешь, рота. Ну что это может быть в самом крайнем случае? Очередная порция карателей. Или оперативные работники этой заотарской спецслужбы… знаете, есть такая клонская… как бы инквизиция…
– «Аша»?
– Ну да.
– Сомнительно. Понимаешь, что смущает: роту, согласно документам, доставил танкодесантный корабль «Элан-71».
– А разве танки на Глаголе обнаружены?
– В том-то все и дело, что нет.
– Батя, извини, что включаюсь… – Это был новый голос. Он принадлежал командиру роты, которая осталась на орбите, занимаясь захватом клонских научно-исследовательских станций «Рошни».
– А, Валера. Заждался уже. Говори.
– Я отключусь? – деликатно предложил я.
– Какие от тебя могут быть секреты, Саша? Оставайся в конференции.
– Так вот, мы только что взяли последнюю станцию. Без боя, все чинно-благородно. Двадцать шесть человек научного персонала – сплошные энтли. Еще семнадцать инженеров и техников. В основном тоже энтли, но есть и демы. И один молодой заотар низкого ранга. Жертв нет. Персонал готов к сотрудничеству.
– Поздравляю.
– Но главное, не поверишь: у них был Х-передатчик!
– Ни хера себе!.. Хм, нда… Продолжай.
– Но они им не воспользовались! Знали о нашем нападении, но решили ничего своим не сообщать! Я проверил, действительно: последний сеанс связи состоялся неделю назад.
– Значит, я был все-таки прав, – заметил я, – когда говорил, что Х-передатчиком могли оборудовать и научную станцию…
– Прав, прав, – проворчал Свасьян. – Что у тебя еще, Валера?
– Вроде все. Намерен приступить к допросу пленных.
– Ну давай. Привет кло…
Когда звучало слово «привет», я уже вторую секунду искал ответ на вопрос: почему бронетранспортер с номером 302 резко свернул и покатился из колонны?
БТР подставил мне левый борт.
Я увидел в его передней части, примерно на уровне кабины водителя, несколько дырок.
Маленькие черные дырки.
«Пах-пах-пах», – долетел отзвук пушечной очереди.
– Справа!.. Справа, твою мать! – прокричал Свасьян.
Одновременно вспыхнули несколько машин в разных местах колонны.
Локшин, Терен, Филимонов как один посмотрели направо – будто расслышали крик Свасьяна в моих наушниках.
И лица у них сразу стали… вовсе не перепуганные!.. а недоуменные, брезгливые, будто кто-то без стука вошел к ним в аудиторию посреди лекции, на которой они делились со студентами тайнами своих возвышенных наук.
И только Таня, моя Таня, испугалась сразу же, испугалась до смерти – и я испугался вместе с ней.
Автоматические пушки залились непрерывным лаем, выходящим на ровную, гудящую ноту.
– Вниз, с брони вниз! – крикнул я, нашаривая левой рукой автомат. – Спешиться, немедленно!
– Да вниз же! – Я грубо схватил Терена за ворот и дернул.
Собственного голоса я не услышал, поэтому рефлекторно сорвал наушники. Куда там! Перекричать ураганный рев внезапно вспыхнувшего боя было невозможно.
Я пока еще не видел, что там «справа».
Я не мог даже заставить себя повернуть голову, потому что мне казалось: стоит мне упустить Таню из виду – и я уже не увижу ее никогда.
– Таня, на землю!
Я, считай, спихнул ее с крыши нашего «Зубра». Она мертвой хваткой вцепилась в поручни, нелепо повиснув на них, и никак не хотела разжать пальцы. Я бросил автомат вниз, прыгнул вслед за ним, едва не вывихнул ногу, но все-таки удержал равновесие и, обхватив Таню за талию, буквально отодрал ее от бронетранспортера.
– Таня! Дорогая, милая! Я умоляю вас, лежите здесь! Пожалуйста! Вот, вот ваш пистолет! – Я вырвал ТШ-К у нее из кобуры (оружие перед маршем получили все). – Держите!
Она схватилась за рукоять пистолета двумя руками и кротко кивнула.
– Так, молодец, лежите… И никуда отсюда! Терен! – Семасиолог уже был рядом. – Терен, проследите!
«Триста второй» (водитель был убит, а он все катился) на приличной скорости влетел в гравимагнитный осциллятор и рывком остановился. Я обмер: люди, сидевшие на крыше десантного отделения, не понимали ровным счетом ничего. Они продолжали грохотать по броне каблуками и прикладами автоматов, стараясь докричаться до водителя. О том, что БТР выехал далеко за ярко-красное пятно, оставленное маркерной бомбой и обозначающее левую обочину, они вовсе не думали.
Пять, семь секунд – и грос сыграет «в ложки»! Целым бронетранспортером! С людьми на крыше!
Подхватив свой автомат, я сбросил его с предохранителя, на бегу дал вверх длинную очередь, чтобы привлечь внимание олухов на крыше «триста второго».
– За чем? За чем проследить?! – крикнул мне в спину семасиолог.
Б-бум – удар такой, будто машину подбили снизу тысячетонной кувалдой!
«Триста второй» рывком стал на попа, стряхнув с себя людей. Кто-то из ученых заорал от боли, широко распахнув рот, – сломал ногу?
