усталости российского общества от войны. Несмотря на масштабную пропагандистскую кампанию, включавшую в себя и создание рекламных лент для кинематографа, и миллионные тиражи открыток и брошюр, и даже попытки властей заручиться симпатиями рабочих в крупных промышленных центрах, фактически заем собрал лишь половину от желаемого. Это было особенно неприятно еще и потому, что дефицит бюджета империи в 1916 году составил астрономическую сумму в более чем 13 миллиардов рублей.
Кроме того, было замечено, что представители образованной части общества, а также «люди с капиталом», по большей части проигнорировали заем. По мнению царя и его окружения, это говорило о том, что думские и общественные деятели, взявшие на себя добровольное участие в популяризации очередного выпуска облигаций, воспользовались данной возможностью для антиправительственной агитации, а вовсе не из желания поспособствовать упрочению российских финансов.
На деле все обстояло несколько сложнее. В отличие от крестьян, обладавших достаточно большим объемом свободной – и стремительно дешевеющей – денежной массы, горожане страдали от необходимости переплачивать за продовольствие, промышленные изделия и, что вызывало особенное недовольство, проживание. Жалобы на жадность владельцев домов и квартир стали постоянным рефреном разговоров горожан в 1915–1917 гг. В этих условиях совсем не многие были готовы обменять свои рубли на облигации государственного займа.
26 октября. Архангельск
Взрыв на пароходе «Барон Дризен», прибывшем из Нью-Йорка в Архангельск с грузом взрывчатки, привел к значительным разрушениям в городе и многочисленным жертвам, оцениваемым до тысячи убитых и пострадавших. Расследование, начатое еще царскими властями, было продолжено уже при Временном правительстве, а закончено советской властью, распоряжением которой следствие было прекращено. Наиболее распространенной версией произошедшего стала халатность членов экипажа корабля.
1 ноября. «Глупость или измена?»
Начало работы пятой сессии Государственной Думы было ознаменовано выступлением неформального руководителя «Прогрессивного блока» П. Н. Милюкова. Вновь и вновь повторяя свой вопрос о глупости или измене, руководитель кадетской партии перечислил ходившие по империи слухи, уделив внимание даже самым невероятным из них. Милюков говорил о нераспорядительности властей, приведшей к продовольственному и топливному кризису; о шпионах, пробравшихся в высшие эшелоны власти, включая и окружение императрицы; о Распутине и Румынии, которую, по его словам, царская Ставка фактически передала немцам. Не забыл лидер «кадетов» и нанести еще один удар по Протопопову, напомнив депутатам о событиях в Швеции. В конце концов, Милюков прямо потребовал отставки правительства Штюрмера и создания кабинета, облеченного общественным доверием.
За исключением части правых, подавляющее большинство присутствующих в Думе депутатов встретили его речь аплодисментами, солидаризовавшись с прозвучавшими обвинениями правительства и двора. Особое значение в обществе, наблюдавшем «цензурные проплешины» в газетах, которым запретили перепечатывать милюковскую речь (в считанные дни она распространилась по стране неофициальным образом, в виде перепечаток и слухов), придавалось тому, что выступавшие вслед за ведущим «кадетом» крайне правые депутаты В. В. Шульгин и В. М. Пуришкевич подвергли правительство не менее острой критике.
Мало кто обратил внимание на то, что Милюков фактически не привел ни одного доказательства своих туманно сформулированных обвинений в измене. Сама атмосфера в империи была таковой, что любые подозрения казались вполне оправданными и не требующими каких-либо подтверждений – нужна была только смелость говорить о них открыто. В салонах и гостиных, в поездах и хвостах, в тылу и на фронте обо всем этом уже давно говорили вполне открыто, но теперь обвинения были брошены публично и самым скандальным образом.
Неудивительно, что думское выступление Милюкова произвело эффект разорвавшейся бомбы. Даже до Николая II, обычно любившего продемонстрировать свое равнодушие к «болтовне интеллигентов», дошло, что игнорировать случившееся невозможно. 10 ноября Штюрмер был отправлен в отставку, его преемником стал бесцветный А. Ф. Трепов, который, с ведома царя, попытался вступить с «Прогрессивным блоком» в переговоры. Эта попытка, начатая без особого желания преуспеть, ожидаемо провалилась, лишь усугубив антагонизм между монархией и Думой. Депутаты пошли на обострение, выразив недоверие новому правительству – и в довершение всего, с ними фактически солидаризовались члены Государственного совета, 9 декабря вынесшие монарху «предостережение».
Ситуация окончательно зашла в тупик. Уступать дальше отставки Штюрмера царь уже не мог, а в Думе не хотели больше ждать. 16 декабря Николай II отправил депутатов на каникулы до середины февраля следующего года. Внутриполитический кризис приобрел необратимый характер: в столичных кругах заговорили о дворцовом перевороте, а в провинции – о бунтах.
9 ноября. «Сахарный бунт»
Жители сибирского Ново-Николаевска были обрадованы новостью о поступлении в город большой партии сахара. С прошлого года он не часто появлялся на прилавках, а с весны продажа сахара вообще стала регулироваться введенной в империи карточной системой. Для малообеспеченных горожан попить дефицитного чайку с не менее дефицитным сахаром было одним из тех удовольствий, что случались все реже и реже. И вот, такая неожиданная радость – почти полтора килограмма на руки.
Тем сильнее оказалось возмущение горожан, когда объявили, что половина доставленного в Ново-Николаевск «песка» принадлежит «кооперативным организациям», то есть объединениям спекулянтов, как небезосновательно считали почти все в России. Таким образом, выходило уже куда меньше, чем полтора килограмма на руки. Собравшуюся у продовольственной лавки толпу не надо было и подстрекать – до того все были обозлены. Но, как утверждали впоследствии, несколько солдат из местного гарнизона приняли на себя роль вожаков бунта. Начался разгром лавки, в котором приняло участие несколько тысяч горожан. Прибывшую на место полицию забрасывали камнями и только войскам после нескольких залпов удалось рассеять горожан, успевших все-таки унести полтонны сахара.
События в Ново-Николаевске были характерной приметой осени 1916 года: толпы недовольных, озлобленных россиян переговаривались в бесконечных «хвостах», открыто ругая местные власти и даже «высочайшие особы». Горючий материал был собран – требовалась лишь искра.
18 ноября. «Черта оседлости» упразднена?
Отмена давнего запрета евреям Российской империи проживать во внутренних губерниях империи не стала неожиданностью. Административная мера, введенная еще в 1791 году, была упразднена «благодаря» военным успехам австро-германских армий в 1915 году. Объявленная Ставкой эвакуация населения и промышленности не могла не затронуть миллионы евреев, проживавших в русском Царстве Польском и ряде западных губерний империи. Подозревая их всех, без исключений, в нелояльности к России и в симпатиях к «тевтонским державам», великий князь Николай Николаевич и его начальник штаба Н. Н. Янушкевич приказывали «гнать» евреев на восток. Это привело к множеству смертей «на маршах», поскольку ни русская армия, ни местные администрации не могли и не хотели оказывать помощь «эвакуируемым». Наспех создаваемые комитеты по делам беженцев не справлялись с работой: миллионы «пришлых» заполонили города империи. Правительство не имело ни сил, ни
