Существует множество примеров, когда я хочу делать то, что делают мои сверстники:
1. Получить права и водить машину.
2. Самостоятельно жить в колледже.
3. Ходить в гости к друзьям без предварительного звонка их родителям и объяснения моих причуд (разумеется, это следует относить к тому времени, когда у меня появятся друзья).
4. Найти работу, чтобы заработать деньги на вышеперечисленное. Следует отметить, что мама позволяла мне устроиться на работу, но, к сожалению, те, кто хотел меня нанять, оказывались полнейшими неразумными ослами, не способными увидеть всей картины (как будто опоздание на пять минут к началу смены может вызвать глобальную катастрофу!).
Я вижу, как из дома выплывает Тео. Мама машет ему на прощание. В отличие от меня, он рано или поздно получит водительские права. Представьте, как унизительно будет для меня сидеть на пассажирском сиденье машины, за рулем которой младший брат, — тот мальчишка, который однажды в детстве решил собственным говном разрисовать стены гаража.
Мама уверяет, что нельзя усидеть на двух стульях одновременно. Нельзя требовать, чтобы к тебе относились как к обычному восемнадцатилетнему подростку, и в то же время отрезать от одежды ярлыки или отказываться пить апельсиновый сок из-за его названия. Может быть, я чувствую, что смогу усидеть, — иногда быть инвалидом, а временами нормальным, почему не попытаться? Скажем, Тео ненавидит выращивать овощи, но отлично играет в боулинг. Мама вынуждена была обращаться с ним, как со слегка отсталым, когда учила его выращивать брюкву, но перестала замедлять темп речи, когда они вместе разбивали газоны. Не все следуют стандарту, почему же ему должен следовать я?
В любом случае, то ли я просто слишком долго находился взаперти, то ли действительно страдаю от острого умственного расстройства, вызванного грядущей возможностью упустить встречу с доктором Ли, но я совершаю единственный оправданный на тот момент поступок.
Звоню в 911 и сообщаю о жестоком обращении со стороны матери.
РИЧ
«Найди отличия» — как на тех снимках в журналах о знаменитостях, которые я листаю в кабинете у стоматолога. На первом снимке Джесс Огилви с улыбкой во весь рот и Марк Макгуайр, обнимающий ее за плечи. Эту фотографию мы изъяли с ночного столика у девушки.
Второй сделан моими криминалистами. На нем Джесс с закрытыми глазами и синяками под глазами, кожа заледенела и посинела. Она укутана в одеяло с изображением марок, которое похоже на цветовой круг художника.
По иронии судьбы на Джесс та же трикотажная рубашка, что и на первой фотографии.
Отличие очевидно: механическая травма, несовместимая с жизнью. Но что-то в девушке неуловимо изменилось. Она похудела? Да нет. Может быть, дело в макияже? Нет, она на обоих снимках не накрашена.
Дело в волосах.
Не в самой прическе, это было бы слишком очевидно. На фото с Марком волосы прямые. А на снимке с места происшествия волосы вьющиеся — такое облако, обрамляющее избитое лицо.
Я беру снимок и изучаю его более внимательно. Вероятно, кудряшки — естественное состоянии ее волос, учитывая, что она, скорее всего, постаралась бы сделать прическу, когда выходила со своим приятелем. А это значит, что ее волосы намокли, когда тело находилось на улице, — так решил бы любой. Однако от дождя и снега ее защищала бетонная канава, куда ее бросили.
Значит, у Джесс были влажные волосы, когда ее убили.
А в ванной кровь…
Неужели Джейкоб — любопытный Том?
— Капитан?
Я поднимаю глаза и вижу одного из патрульных.
— Диспетчеру только что позвонил мальчик, который говорит, что подвергается насилию со стороны родителей.
— Неужели для этого нужно вызывать детектива?
— Никак нет, капитан. Просто мальчишка… Это тот, которого вы арестовали за убийство.
Снимок выскальзывает у меня из рук и падает на пол.
— Ты, наверное, шутишь? — бормочу я и хватаю пальто. — Я разберусь.
ДЖЕЙКОБ
Я тут же понимаю, что совершил роковую ошибку.
Начинаю прятать вещи: свой компьютер, картотеку… Уничтожаю бумаги, которые лежат на письменном столе, прячу подшивку журналов по криминалистике в ванной. Мне кажется, что эти предметы можно использовать против меня, а полиция и так уже забрала много моих вещей.
Я не думаю, что меня опять арестуют, но стопроцентно в этом не уверен. За одно преступление дважды не привлекают, но только после того как вынесен оправдательный приговор.
К чести парней в форме следует сказать, что они отреагировали мгновенно. Не прошло и десяти минут после моего звонка в 911, как в дверь постучали. Мама с Тео, которые до сих пор внизу пытаются переустановить пожарную тревогу, сработавшую в результате неудачной попытки Тео приготовить перекусить, совершенно сбиты с толку.
Знаю, что это глупо, но я прячусь под кроватью.
РИЧ
— Что вам здесь нужно? — спрашивает Эмма Хант.
— Как ни странно, нам поступил звонок по 911.
— Я не звонила в по… Джейкоб! — восклицает она, разворачивается и взлетает по лестнице.
Я вхожу в дом и вижу Тео, который недоуменно смотрит на меня.
— Мы не собираемся делать пожертвования в профсоюз полицейских, — саркастически замечает он.
— Спасибо. — Я киваю на лестницу. — Я… мне… можно войти?
И, не ожидая его ответа, направляюсь в комнату Джейкоба.
— Жестоко с тобой обращаюсь? — слышу я крик Эммы, когда подхожу к двери. — Да тебя за всю жизнь и пальцем никто не тронул!
— Есть физическое насилие, а есть моральное, — возражает Джейкоб.
Эмма кивает на меня.
— Я никогда не поднимала на сына руку. Хотя сейчас они так и чешутся.
— У меня для тебя три слова, — говорит Джейкоб. — Доктор! Генри! Ли!
— Криминалист? — Я абсолютно ничего не понимаю.
— Завтра он выступает в университете Нью-Гемпшира, а она говорит, что мне нельзя туда поехать.
Эмма смотрит на меня.
— Теперь вы видите, с чем мне приходится иметь дело?
Я поджимаю губы, размышляя.
— Позвольте мне минутку поговорить с ним наедине.
— Серьезно? — Она смотрит на меня в упор. — Разве три часа назад вы не присутствовали в зале суда, когда судья разъяснял, какие шаги следует предпринимать при ведении допроса Джейкоба?
— Это не допрос, — заверяю я ее. — Я буду разговаривать не как полицейский.
Она машет рукой.
— Мне плевать. Делайте, что хотите. Оба.
Когда на лестнице стихают ее шаги, я сажусь рядом с Джейкобом.
— Тебе известно, что нельзя звонить в 911, если только ты не попал в настоящую беду?
Он хмыкает.
— Тогда арестуйте меня. Ой, постойте-ка, я и так уже под арестом!
— Ты слышал о мальчике, который постоянно кричал «Волк! Волк!»?
— Я ни слова не сказал о волках, — отвечает Джейкоб. — Я сказал, что со мной жестоко обращаются, — так оно и есть. Мне представился единственный шанс встретиться с доктором Ли, а она даже не стала в это вдумываться. Если я достаточно взрослый, чтобы допрашивать меня без опекуна, почему я не могу пойти на автобусную остановку и самостоятельно отправиться в Нью-Гемпшир?
— Ты достаточно взрослый. Просто ты опять окажешься в тюрьме. Ты этого хочешь? — Краешком глаза я замечаю выглядывающий из-под подушки ноутбук. — Почему твой компьютер под одеялом?
Он достает его и обхватывает двумя руками.
— Я подумал, что вы украдете его, как забрали остальные мои вещи.
— Я их не крал. У меня был ордер на обыск. В свое время ты все получишь назад. — Я смотрю на него. — Знаешь, Джейкоб, мама просто тебя защищает.
— Заперев дома?
— Нет, это сделал судья. Чтобы ты не нарушил условия выхода под залог.
Мы секунду молчим, потом Джейкоб бросает на меня косой взгляд.
— Я не понимаю ваш голос.
— Ты о чем?
— Вы должны злиться, потому что я заставил вас приехать. Но вы не злитесь. И в полицейском участке, когда мы беседовали, вы тоже не злились. Вы относились ко мне, как к старому приятелю, но в конце концов все же арестовали. А друзей не арестовывают. — Он хлопает руками между коленями. — Честно сказать, люди для меня загадка.
Я киваю в знак согласия.
— Откровенно говоря, и для меня тоже, — признаюсь я.
ТЕО
Что ж это копы так зачастили в наш идиотский дом?
Я хочу сказать: арестовали Джейкоба — ну и пусть дальше все идет по закону!
Ладно, я понимаю, что на этот раз их вызвал сам Джейкоб. Но могли бы просто позвонить и заставить отменить вызов. Тем не менее полиция — в частности, вот этот коп — так и маячит у нас на пороге. Он только что говорил с мамой, а сейчас я слышу, как он болтает с Джейкобом о личинках, которые заводятся на теле через десять минут после смерти.
