По мере спуска с перевала ветер слабел, становилось ощутимо теплее. Уклон с этой стороны был пологий, открытый, и лошади зашагали живее, явно стараясь побыстрей отдалиться от чуждого им, лишенного зелени мира каменистых высот.
Спустившись вниз, Валентин непроизвольно оглянулся: перевал, едва видимый сквозь туман и пелену дождя, казался страшно далеким, заоблачным. И тем неожиданней надвинулся лес, встающий сразу у подножья склона. Начинался он редкими тонкоствольными лиственницами, как бы воткнутыми в пышно взбитые мхи. Едва приблизившись к ним, лошади забеспокоились. Они начали опускать головы и, прежде чем ступить, недоверчиво принюхивались чутко вздрагивающими ноздрями, попрядывали ушами. Выехавший вперед Гриша, не говоря ни слова, резко взял направо, вдоль края леса.
— Что такое? Почему б не поехать через здесь? — Роман кивком указал на лес.
— Под мхом глыбовая россыпь, — объяснил Валентин. — В таких вот местах кони и ломают ноги.
— Понял, шеф! — бодро отозвался Роман.
Примерно через километр путь преградила новая россыпь — открыто, широким потоком она спускалась со склона хребта и сливалась с той, что была скрыта подо мхом.
Гриша незатейливо выругался и, сойдя с коня, ступил на россыпь. Прошелся для пробы. Камни шатались под ногой, лязгая с зловещим металлическим звуком. Росший на них лишайник, в солнечные дни — шершавая ломкая короста, сейчас совершенно раскиселился от дождя. Поскользнувшись на нем, Гриша едва не упал и снова выругался.
— Как говорит наш прораб, в маршруте чепе возникает из ни хрена, — заметил Валентин. — Золотые слова. Можно бы написать на скалах всех континентов. И подпись — Павел Дмитрич Самарин.
— А может, все же рискнем? — предложил Роман, вынимая сигареты. — Сами пехом, а коняги за нами, а?.. Черт, подмокли… Где ж это у меня спички-то…
— Не-е, паря, — Гриша, откинув капюшон, еще раз оглядел россыпь, поежился. — Боюсь я — кони казенные… Не дай бог…
Валентин поглядел на Романа и сказал, как бы извиняясь:
— С этими россыпями, знаешь, как бывает иногда: каких-нибудь вшивых двести метров, а приходится строить тропу — ну, там кувалдой долбать или выкладывать плитами. Или крюк даешь…
— Не, старики правильно говорят: прямо, дескать, шесть, а кругом — четыре, — заключил Гриша, возвращаясь к коню.
— Что, отсырели? — спросил Валентин, заметив, как Роман, сгорбясь над коробком, безуспешно старается добыть огонь.
— Хоть выжимай! — сердито отозвался тот. — А ведь в нагрудном кармане лежали — я его специально застегнул. И плащ сверху… Вот гадство.
— На, держи, — Валентин подал коробок. — Действуй смелее — они непромокаемые.
— И противоударные? — скептически пробурчал Роман, достал мокрыми пальцами спичку, чиркнул — она загорелась, шипя и потрескивая. — Хм, в самом деле… — Он прикурил, осмотрел коробок. — Чем-то обработано, что ли?
— Каждая спичка покрыта слоем парафина. Коробка — тоже, с боков, где терка. Берешь свечку и…
— Просто, как все гениальное.
— Ладно, поехали!
Понукнув коней, они поспешили вслед за Гришей, который уже порядочно успел отъехать.
Проход через замшелую россыпь в конце концов все же отыскался, но объезды, бесплодные тыканья туда-сюда съели в общем больше двух часов. Поэтому на базу Гулакочинской разведки они приехали в пятом часу вечера. Дождь к этому времени почти перестал, но небо, как и весь день, оставалось беспросветно-пасмурным. Видимо, поэтому во всех окнах конторы разведки сияло электричество, показавшееся после тайги роскошно-ярким.
За каждым освещенным окном двигались, стояли, сидели люди. Разговаривали. Курили. И во всех в них — в их фигурах, жестах, в том, наконец, как они разговаривали и курили, — проглядывало что-то беспокойное, нервное.
— Идешь ты пляшешь! — с чувством сказал Роман. — Сейчас только понял, как я соскучился по самой зачуханной электролампочке. Валька, у тебя бывает такое чувство?
— Бывает, — Валентин спрыгнул с коня и направился в контору.
Коридор, широкий, не очень длинный, с дверями по обе стороны, был пуст. Из дальнего его конца, из-за фанерной загородки, доносилось яростное тарахтенье пишущей машинки. Валентин уверенно зашагал на этот звук.
При его появлении сидевшая за машинкой женщина — очевидно, секретарша — лишь мельком покосилась и снова с каким-то отчаянием застучала по клавишам. На вопрос Валентина, здесь ли начальник или старший геолог, она, помедлив, бросила сухо и мрачно:
— Заняты. Комиссия работает.
Вид ее был до крайности неприветлив. Валентин повернулся и вышел, оттеснив в коридор сунувшегося было вслед за ним Романа.
— Заседают, — сказал он в ответ на его немой вопрос.
— Ну, еще бы, мы ж без этого не можем! — ухмыльнулся Роман. — А ты хотел насчет ночлега?
— Угу. И лошадей надо где-то пристроить — здесь не тайга, тут кругом шурфы-канавы…
— Что тебе, конь дурней паровоза? С чего бы он в яму полез? Давай палатку поставим, сохраним автономию.
— Не смеши людей!
В это время слева отворилась дверь, вышли две женщины, говоря меж собой:
— А Васьков-то что сказал — подсудное дело, кто-то должен отвечать…
— Много он знает! Обойдется выговором.
— Еще комиссия эта! Сидят и сидят — чего, спрашивается. Тут скорей бы домой, у меня тесто поставлено, а они… — Женщины скрылись за дверью справа, и разговор отрезало.
— М? — вопросительно поглядел Роман. — Шеф, тебе не кажется, что тут что-то происходит, а? Не побили б под горячую руку.
Валентин не успел ответить — из той двери, за которой исчезли женщины, выскочил сухощавый парень и не оглядываясь понесся к выходу. Через пяток шагов он вдруг замер, словно налетел на стену, стремительно обернулся.
— Извини, Валентин, не узнал, — заговорил он, быстро идя обратно. — Привет!
— Привет, Толя. Что у вас происходит? Говорят, какая-то комиссия…
— А ты разве не знаешь? Нет? — Толя говорил отрывисто, торопливо, его подвижное выразительное лицо то и дело нервно подергивалось. — Беда, большая беда, Валя. Два наших парня погибли. Ты их, наверно, не знал. После института года полтора у нас проработали. Один буровым мастером, второй тоже бурил, а недавно на инженерную должность перевели…
— Да что случилось-то? — нетерпеливо перебил Валентин. — Как произошло?
Толя заторопился еще больше. Руки его, как бы сами по себе, начали беспокойно двигаться, совершая короткие непонятные движения.
— Авария в скважине, — озираясь и подергивая плечами, бросал он. — Они взялись ликвидировать. Вдвоем. Пижонство, конечно, но допустим, допустим! Но разве ж можно так, как они? Нет, все мы понемногу где-то, когда-то нарушаем эту самую технику безопасности. Иногда без этого никак. Что, разве нет? Но они-то, боже мой, чем они думали в тот момент? Комиссия теперь вот пишет: одновременное натяжение бурового снаряда лебедкой и гидравлической системой… Понял? А, ты ж не буровик! Короче, тем и другим одновременно. Бог ты мой, это ж какая силища! Конечно, буровая мачта сломалась, как спичка. Парней уложило на месте. С ходу!..
— Когда это было?
Толя посмотрел на Валентина, словно удивившись, что его перебили. Помолчал, потом уже спокойней проговорил:
— Когда? Погоди, действительно, когда же? Позавчера? Нет, это их увезли позавчера… Какой у нас сегодня день? Ага, значит, это случилось запозавчера. Черт, все в голове перепуталось. Вообще, все мы тут ходим как чокнутые… Да, точно, три дня назад, утром…
Валентин выслушал, скорбно покачивая головой, со вздохом сказал Роману:
— Да, сейчас тут не до нас.
— А в чем дело? — вскинулся Толя. — Надо помочь? — Керны? Что еще?
Роман скромно кашлянул:
— Нам бы крышу над головой…
— Из Москвы парень. Роман, геолог, — пояснил Валентин.
Роман кивнул, сдержанно бухнул сапогами — надо полагать, представился.
— О чем разговор! — вскричал Толя, дергая головой, словно пытался проглотить застрявший в горле комок. — Сколько вас — двое?
— Трое, — озираясь, сказал Валентин. — Гриша, где Гриша?
— Ну, все равно. В гостинице негде — там комиссия. Идите в общежитие. Кто спросит — сошлитесь на меня…
— Лошадей еще надо куда-то поставить…
— На хоздвор! Все, я побежал! — рванулся Толя и уже на ходу прокричал — Вечером увидимся. Я зайду!..
Роман проводил его взглядом.
— Гигант!.. Он всегда такой?
— Какой?
— В критическом режиме.
— Отличный парень, — невпопад отвечал Валентин. — Сейчас, по-моему, начальником участка… Что, двинем в общежитие?
— А ты знаешь, где оно?
— Найдем, — Валентин зашагал к выходу. — Всего-то десятка три домов.
У крыльца мыкался хмурый Гриша. — Тут столовая есть… — начал он.
