Я испугалась. Если он прекратит лекцию, то все придется начинать сначала, доказывать, что я хоть и баба, но тоже соображаю. Годы уйдут!
– Нет, папа рассказывай, мне это очень важно!
Он недоверчиво посмотрел на меня, но продолжил лекцию. А я вспомнила, чем заканчивалось стихотворение:
Спорили, ругались,Вдруг,Разнеслось по залу«Пу-у-ук!»
– Для чего я тебе все это рассказал? Чтобы было понятно, что власть обязана считаться с интересами кланов, хотя бы самых сильных из них. Но и клан не в силах противостоять власти, да это будет бессмысленно. Вот где заключен баланс сил. Только в этом случае тот же парламент может стать легитимным, где каждый депутат, опираясь на поддержку своего клана и тем самым чувствуя свою безопасность, может отстаивать интересы конкретной группы общества, а не абстрактного народа, пресса становится не прихотью одного богача, а рупором значительной части населения, партия имеет четко поставленные задачи и собственный электорат. Только так. Теперь тебе все ясно?
– Да, пап, – с готовностью отрапортовала я.
– Ничего тебе не ясно! – вынес приговор он. – Но проблема в другом. Наш президент, а точнее, его ближайшее окружение, как мне кажется, уверовали в свою непогрешимость и всесилие. Нарушен баланс сил, который только начал формироваться в стране. Отсюда и выходки Максима, наши проблемы в холдинге, назревающее недовольство в обществе. Я хочу это поправить.
Наконец все встало на свои места. Упоминаемая Антоном элита, воспетые в папиной лекции кланы и даже угрюмость Олега, все стало взаимосвязано и понятно. Но «поправлять» президента, как выразился папа?! Это иллюзия, мало того, опасно!
– Да, это опасно, – кивнул папа, – но и я не дурак. Я ни с кем не общаюсь, даже отменил свои встречи со стариками, чтобы избежать обвинений в заговоре. Наоборот, с помощью Антона, а через него и Максима, я иду на контакт с президентом. Думаю, все будет хорошо.
А я так не думаю. Но разве его остановишь?
– А ты, пожалуйста, – закончил разговор папа, – поговори с Олегом, пусть наберется терпения. В мои планы посвящать его необязательно.
Зная Олега и его ненависть к неудачам, я представляла его теперешнее состояние. Наша отстраненность – моя, папина и Антона, – история с отелем, отношения с Лилией (помяните мое слово, ни к чему хорошему эти отношения не приведут) могли надломить его, довести либо до безразличия, либо до отчаяния.
Я подчинилась своему порыву и просьбе папы и позвонила Олегу. Мне стало искренне, по-человечески его жаль.
– С каких пор ты стала интересоваться годовым отчетом? – Олег говорил со мной холодно и безразлично.
– Зачем же ты тогда его прислал?
– На подпись, для чего же еще.
– Там такие убытки, – стала оправдываться я.
– Не беспокойся, твои денежки не пропадут. Дядя Женя в курсе.
– Олег, не разговаривай со мной таким тоном, пожалуйста. – Все-таки мы намного великодушнее мужчин.
– Прости. – Его голос наконец смягчился. – Завертелся. У меня сейчас люди, перезвони позже.
– Да иди ты к черту! – выругалась я, повесив трубку.
Попытка помочь Олегу превратилась в пустой звук, или, точнее, в «пук» (простите, знаю, для культурной женщины, каковой я пытаюсь считать себя, такие шутки не приемлемы, хотя Ритка меня одобрила бы!). Но согласитесь, эти лекции достанут кого угодно!
Пора идти на вернисаж. К Андрею.
ОЛЕГ. Когти
Вы испытывали чувство ревности? Врагу не пожелаю.
Я впервые столкнулся с этим и не ожидал, что это так болезненно и мучительно. При том, что почвы для возникновения такого чувства у меня как будто бы и не было. Никогда, даже в мыслях, я не признавался Лиле в любви, и она, кстати, тоже. Что же было между нами, если ее измена сумела сокрушить мое устоявшееся мироощущение, непоколебимую уверенность в себе?
Ревность – истинно мужское чувство. Испытываемые мучения, непереносимая боль, постоянно свербящая в голове мысль (догадываетесь какая?) способны перенести только мужчины. И то не все. Помните страшные истории о зарубленных топором неверных женах и их любовниках?
Женщины, конечно, тоже ревнуют, не спорю. Тем более что мы, мужчины, даем им для этого много больше поводов, чем они нам, хотя различие постепенно стирается, благодаря растущей сексуальной активности женщин. Но их ревность иная, не настолько сильна и оглушительна. Потому что женщины живут в постоянном, перманентном (как модно теперь говорить) состоянии ревности. Они ревнуют своих мужчин не только к проходящей мимо девушке со стройными ножками, но и к далекой и потому виртуальной кинозвезде, к свекрови и даже к самой себе («Раньше он любил меня сильнее!»). Один приятель рассказывал, что его жена ревнует к детям.
– Ты их любишь больше меня!
Они так долго и тщательно воспитывают в себе это чувство, что привыкли, сроднились с ним. И если у женщины исчезает объект для ревности, то она чувствует себя обделенной и обманутой.
После того ночного звонка Лиля долго не давала о себе знать, я тоже не испытывал желания общаться. Зачем? Что она может сказать в свое оправдание? Чем смогу утешиться я?
Но разговор был неизбежен, на этом настаивал Михалыч.
– Олег Александрович, швейная фабрика разорена, больше закрывать на это глаза мы не имеем права.
– Михалыч, не обижайся, но твое дело обеспечивать безопасность, а делать выводы о состоянии швейки – работа экономистов, – резко возразил я.
– Вчера мои ребята задержали машину с рулонами джинсовой ткани, а в накладной значились отходы. – Михалыч с трудом сдерживал гнев, необычное, скажу я вам, для него состояние.
– Ну и что, разберитесь и накажите виновных.
– Отчет о результатах ревизии на швейке лежит на вашем столе пятый день, но, я вижу, вы его не открывали.
– Не до этого мне, Михалыч, посмотрю позже, – поморщился я.
– Будь по-вашему. Но если хотите знать мое мнение, то я скажу.
– Не хочу, Михалыч, давай потом, а?
– Но я все равно скажу, потом будет поздно, – настаивал Михалыч.
– Да что там может быть на швейке?! Кредит пролонгирован, Лиля сказала, что в этом квартале они выходят на прибыль...
– Эта сучка разворовала фабрику! – воскликнул Михалыч, не в силах больше сдерживаться.
Надо посмотреть отчет.
– Полегче, Михалыч. Хорошо, сегодня же его посмотрю.
Михалыч молча удалился. Не буду рассказывать, что было написано в отчете, скучно перечислять, но вывод Михалыча оказался правильным. Эта сучка на самом деле разорила фабрику и поставила меня в тяжелейшую ситуацию. Согласно условиям кредитного договора, холдинг выступал гарантом швейной фабрики. Другими словами, долги фабрики вынужден будет оплачивать холдинг, а это пять миллионов долларов!
