Пока в маленькой дворцовой часовенке, до отказа заполненной придворной челядью и скучающими молодыми господами, новоиспеченный каноник венчал Коряка с Вуцей, — Муйко и Мария Шрамм стояли, дожидаясь своей очереди.
Молодые вельможи все время многозначительно переглядывались и то и дело шептали друг другу:
— А ведь птички-то могли бы быть нашими.
— Конечно, если бы король не умничал.
— И не завидовал бы…
— Просто смешно: созвал нас сюда и то и другое наобещал, а потом растранжирил таких красоток по каким-то безродным людишкам.
— Грешит противу бога. Это все равно, что бисер свиньям метать.
— Эгоист! Он так думает: у меня самого есть — и ладно. Моя рука длиннее! А вы, коротышки, сами добывайте, коли можете.
— Ничего, посмотрим: придет ли третья!
Закончилась и вторая свадьба, снова заиграл орган, но священник все еще не уходил от алтаря, и глаза всех собравшихся устремились на него. Придет Анна Гергей или нет? И с кем? Но Анна Гергей не пришла. Прошло десять минут, двадцать, а она так и не появлялась. Все начали переглядываться, плутовато подмигивать друг другу. Чего ж тут, мол, еще ждать?! И так все ясно!
ГЛАВА XI
Косы красавицы венгерки
А в это время (как стало нам известно из достоверного источника) смущенная Анна Гергей переступила порог приемной короля. Его величество и сам был охвачен волнением. А впрочем, что я говорю о «его величестве»! В эту минуту какой он был король, просто — мальчишка. И поэтому, когда дверь отворилась и по комнате словно легкий ветерок пронесся — прошелестела легкая шерстяная юбка, — Матяш нетерпеливо вскочил и поспешил навстречу гостье. Анна Гергей готова была уже пасть на колени, но король удержал ее, схватив за руки.
— Садись-ка вот сюда, красавица. Ну садись, коли я говорю, и не сердись на меня за то, что я государь. Поближе, поближе, не бойся меня! Ведь короли не кусаются. А была бы ты умницей, то и совсем позабыла бы о том, что я король, — проговорил он и обнял ее за талию.
— Ах, боже мой! — отодвигалась от него Анна. — Ведь что скажут люди, коли узнают, что ваше величество…
И, метнув украдкой грустный взор на Матяша, вдовушка вскочила, а затем с гибкостью змеи выскользнула из его объятий.
Лицо юноши зарделось, в серых глазах вспыхнул лихорадочный огонь, а с безусых губ, словно цветистая нитка с клубка пряжи, полились страстные, обжигающие слова.
— Вот ты какая! — упрекал он. — Как простой слуга я хорош был тебе, а как короля ты меня отвергаешь? Но разве я виноват, что на моей голове корона? И снять ее я не вправе. Вот и стою, дивлюсь розе, ее красоте и нежному аромату, а наклониться к ней, сорвать ее — не могу: упадет с головы корона. Ты понимаешь меня?
— Отпустите меня, ваше величество, молю вас…
Но глаза Матяша были устремлены на Анну. Он так и пожирал ее своим страстным взором.
— Значит, ты не можешь любить меня? Отвечай! Откровенно, безбоязненно — как если бы я был простой крестьянский парень и повстречал тебя где-нибудь у колодца.
Женщина, вскинув голову, возразила:
— Вот в том-то и дело, что не могу я так говорить с вашим величеством! — Сказала, и лихорадочный румянец залил ее лицо. — Не могу я любить того, кого боюсь, а кого люблю — не хочу бояться…
— Значит, ты боишься короля? — вздохнул Матяш.
— Таким величественным, таким недоступным он мне кажется, что кровь в жилах стынет от одной мысли, что я с ним говорю!
Матяш почувствовал, что тут надо менять тактику.
— Ну хорошо, — с напускным безразличием сказал он. — Коли так, король готов смириться с неизбежным. Даже в детские годы не любил я держать в руке пойманную птичку. Стук ее испуганного сердечка причинял мне боль. Тебя я тоже не собираюсь держать в неволе или принуждать к чему-то. Но поскольку о других твоих подружках я позаботился, почему бы мне не сделать и для тебя чего-нибудь! Иди сюда, посидим рядышком, поговорим. Спокойно, по-приятельски обсудим, что я могу для тебя сделать!
Добрым словом королю удалось все же уговорить красавицу селищанку снова сесть с ним рядом, на мраморную лавку.
— Скажи мне, хочешь ты замуж?
— Такова уж доля женская, — смущаясь, отвечала вдовушка.
— Выбрала ты себе кого-нибудь из моих придворных?
— Вы же знаете, ваше величество, кого я выбрала, — возразила Анна, и ее мечтательно-печальный взор скользнул по лицу короля.
— Ну, а кроме меня?
— Никого, никого.
— Ох, и нехорошая же ты бабонька! Разве можно быть такой разборчивой? — воскликнул Матяш. — А ну-ка, сделай мне одолжение, сними с головы ортон, дай еще разок полюбоваться твоими дивными волосами.
— Ах, перестаньте вы! — с улыбкой остановила его вдовушка, на миг забыв, что она говорит с королем. Это было верным признаком правильности избранного Матяшем тона. Одним движением руки Анна сорвала с головы ортон. С этой минуты Матяш больше не мог оторвать глаз от венка ее темно-каштановых кос и дальнейшие вопросы задавал словно механически, рассеянно:
— У тебя, наверное, есть друг сердечный дома?
— И есть и нету, — отвечала Анна горделиво и кокетливо, как говорят с парнями самые красивые и самые неприступные молодушки где-нибудь в деревне, на посиделках, луща кукурузу. Заплетенные в венец косы как бы придали Анне Гергей смелости: что ж, одна корона стоит другой! Пространство, разделявшее их, вдруг сильно сократилось.
— И есть и нет? Это как же понимать? Будь же откровенна перед твоим королем!
И тут-то вдовушка рассказала Матяшу, что есть у нее милый в селе Берецк, подручным служит у мясника. Он взял бы ее за себя, да вот беда — нет у нее приданого. А он согласен жениться лишь на той, у которой в сундуке найдется достаточно денег на собственную мясную лавку.
Вдовушка углубилась в подробности своей истории — о том, что передал ей через тетушку Малнаши мясник Палко Габор в прошлом году на пасху и что она ему на это ответила, — а юный государь тем временем за спиной красавицы протянул руку к ее косам, рассыпал их и принялся играть шелковистыми, щекочущими пальцы прядями, при этом внимательно, хоть и с улыбкой, слушая о невзгодах подручного мясника и его планах на будущее.
Молодушка с таким усердием работала языком (еще бы, тема-то какая!), что и не заметила бы озорства его величества, если бы глупое венецианское зеркало напротив не выдало его.
— Ой, ей-богу, закричу, ваше величество! — испуганно шепнула Анна Гергей.
— Не дурачься! Мы же, видишь, о твоем будущем разговор ведем! Да, так как ты говоришь? Нет, значит, приданого. За этим дело стало?
— То-то и оно, ваше величество.
— Ну, ничего, — подбодрил ее король. — Получишь от меня в подарок столько тучной земли на Шепешском нагорье, — знаешь, которое «Красивым полем» зовется? — сколько своими чудесными волосами оцепить сумеешь, если все волосы цепочкой один к другому свяжешь.
При этих словах короля глаза у Анны заблестели, голова словно хмельная стала, а кровь ключом забурлила. (Недаром же говорят, что трансильванским венграм природа в кровь земли примешала!)
— И это все мое будет? — переспросила она.
— Конечно, раз король дает тебе.
Вдовушка задумалась. Видно было, что мысли унесли ее далеко-далеко, на Шепешское нагорье, которое само себя, по-видимому, считает степной равниной, потому что над ним иногда даже миражи играют, а суровый северный ветер «нэмере» принимает нагорье за море и тоже прилетает сюда поиграть на своей свирели. Видите, даже такие загадочные и величественные стихии способны заблуждаться!
— Но это же очень много земли! — радостно воскликнула Анна Гергей.
— Ну и что ж? Пусть хоть сорок деревень! — подтвердил король.
— Благослови вас господь, ваше величество. Только тогда как же, — побледнела вдруг красавица, и грудь ее заволновалась, — ведь для этого мне пришлось бы все мои волосы у самого корня обрезать?
Король пожал плечами.
— Конечно. Иначе как же мы узнаем, сколько земли тебе полагается?
— Ах, боже мой, какой ужас! Чтобы я своих волос лишилась? Да как вы можете, ваше величество, быть таким безжалостным? Пощадите мои косы!
Король засмеялся и прядью ее волос обвил свою шею.
— Ну хорошо, красавица! — продолжал ласково король. — Тогда остается один-единственный способ, если только ты согласишься… Я вырву у тебя из косы самый длинный волос, а затем мы сосчитаем, сколько у тебя волос, и помножим их на длину первого вырванного. Хорошо?
— Ох, государь, — хитро улыбнулась вдовушка. — Какой же несчастный возьмется сосчитать, сколько у меня волос?
— Такую важную задачу король никому не может препоручить. Придется мне самому этим заниматься.
Тут вдовушка сумела придать своему лицу удивленно-глупенькое выражение. Она знала, конечно, что эта гримаска необычайно идет ей.
