деньгах, поэтому отправил несколько кораблей с людьми в Карфаген, чтобы найти сокровище, что вскоре стало предметом самых безумных разговоров и совершенно необоснованной уверенности. Все, включая императора, поверили, что скоро это огромное богатство будет найдено и привезено в Рим. Но, к сожалению, предприятие постигла та же участь, что и все подобные попытки охоты за сокровищами. Для проведения раскопок были наняты тысячи местных жителей. Сначала искали в одном месте, потом в другом, но все впустую. В конце концов сам вдохновитель этого плана, впечатлительный мечтатель Цезеллий Басс от огорчения и разочарования покончил с собой.
Весть о провале экспедиции и смерти Басса достигла императора в августе или сентябре 65 года и ввергла его в пучину депрессии, поскольку в предвкушении получения золота царицы Дидоны он уже задолжал огромные суммы за отделку и украшение своего нового дворца и теперь не знал, где взять денег. Он стал раздражителен, нервы натянулись до предела, и единственным утешением в это время была мысль, что скоро его любимая Поппея подарит ему ребенка, которым, как он надеялся, окажется долгожданный сын и наследник. Однажды, вероятно в сентябре, Нерон вернулся со скачек намного позднее, чем обещал, и Поппея сердито набросилась на него. Он то ли в шутку, то ли в раздражении махнул ногой в ее сторону. Она стояла ближе, чем он думал, и удар вызвал выкидыш. К ужасу Нерона, этим дело не закончилось, и через несколько дней, которые он провел в невыносимых мучениях, Поппея умерла у него на руках.
Горе Нерона не знало границ. Ему была отвратительна мысль, что ее красота погибнет в огне, поэтому он послал за египетскими бальзамировщиками, находившимися в Риме, и велел им законсервировать ее тело с помощью сложного процесса, которым сохраняли тела древних царей и цариц Египта. В день похорон, спустя много недель, было сожжено столько египетских благовоний, что их количество, по оценкам, превышало все, что собирали в Египте и Аравии за целый год. Забальзамированное тело поместили в гробницу семейства Юлиев. Император, не пытаясь скрыть слез, сам прочитал панегирик, где в печальных тонах говорилось о красоте Поппеи и ее высокой доле как матери Клавдии Августы, которая уже была причислена к сонму богов. Однако народ не разделял горя своего императора, и, когда Поппею обожествили и в ее честь воздвигли храм, кое-где послышалось недовольное ворчание. После смерти Октавии Поппея не пользовалась популярностью, а ее поведение во время недавнего суда над заговорщиками посчитали жестоким и безжалостным, не оценив общей снисходительности, проявленной двором в этом случае. И тогда, и позднее о ней говорили много плохого, что не имело под собой никаких оснований. Ходили даже слухи, что она была отравлена каким-то врагом. На момент смерти ей было тридцать четыре года, и, таким образом, ее мольбу о том, чтобы она умерла, прежде чем увянет ее красота, судьба исполнила с фатальной точностью. В декабре, через несколько недель после похорон Поппеи, Нерон отметил свой двадцать восьмой день рождения.
Зимой 65 года и ранней весной 66-го он пребывал в подавленном, утомленном состоянии. Горечь печали и одинокие дни без Поппеи сводили его с ума. У него не осталось близких друзей, кроме Петрония, а после предательства тех, кого он так любил и кому доверял, он не пытался завести новых. Измученный чахоткой Тигеллин не был равным ему в интеллектуальном плане, он был скорее посредником в организации развлечений, чем другом, которому Нерон мог бы довериться. В поисках паллиативов разум этого человека редко заходил дальше похоти и пьянства. Из-за нехватки денег работы в императорском дворце – Золотом доме, которые так увлекали Нерона, остановились и, по сути, так никогда и не были завершены. Кроме того, он чувствовал, что лишился симпатии народа, а его нервы были в таком состоянии, что сквозь пелену частых слез он не видел вокруг себя ничего, кроме безжалостной враждебности. Ему казалось очевидным, что никто его не любит, разве что когда он поет. Но сейчас он чувствовал себя слишком несчастным, чтобы петь. Он слышал, что на его счет отпускаются всевозможные шутки, и время от времени грубые памфлеты о нем появлялись на стенах или тайком переписывались и ходили по рукам.
«Среди всех своих несчастий, – пишет Светоний, – странно и очень примечательно, что он с таким спокойствием терпел эти непристойности и другие оскорбления в свой адрес и относился на удивление мягко к тому сорту людей, которые нападали на него с бранью и писали пасквили». Даже когда сведения об этом представили сенату и были названы настоящие имена авторов этих оскорбительных сочинений, Нерон не стал отдавать их под суд. Правда, когда однажды некий комедиант Дат, который должен был произнести слова «Прощай, отец! Прощай, мать!» в пьесе, где он играл, сделал вид, будто ест что-то противное, когда произносил первые два слова, а произнося два других, изобразил движения пловца, явно имея в виду отравленные грибы Клавдия и кораблекрушение Агриппины, Нерон выслал его из столицы за дерзость.
В довершение личных несчастий императора разразилась национальная катастрофа: в Риме началась эпидемия чумы, и за несколько недель умерло около 30 000 человек. Улицы заполнились похоронными процессиями, а дома – телами умерших, ожидавшими похорон. Со всех сторон доносились стоны и плач, и на каждом клочке свободного пространства дымились и потрескивали погребальные костры. Пошел слух, что Нерон, которому не удалось сжечь горожан в огне пожара, пытается травить их, и теперь, когда какие-нибудь родовитые дети и те, кто за ними присматривал, умирали, съев на пикнике что-нибудь ядовитое, в этом видели руку Нерона, решившего уничтожить старую аристократию.
Потом налетел страшный ураган, который разорял Кампанию, разрушая деревни, с корнем вырывая деревья, нанося ущерб урожаю. Рим тоже ощутил на себе его свирепость, но не с такой силой. Вскоре после этого пришло известие, что Лугдунум (нынешний Лион), являвшийся самым красивым и богатым городом Галлии, полностью уничтожен пожаром, в связи с чем снова проявилась щедрость Нерона, который настоял, чтобы были сделаны пожертвования в пользу горожан, оставшихся без крова, и отправил им назад деньги, которые они внесли на восстановление Рима. Боги явно гневаются, говорили люди.
По городу снова поползли слухи о восстании, а распространившиеся в некоторых слоях общества нелепые рассказы, в которых Нерона обвиняли в гибели нескольких человек, которые на самом деле умерли от чумы, привели к тому, что в его адрес снова начали поступать угрозы. Его непопулярность никогда не была всеобщей, но степень неприязни к нему в некоторых кругах ярко отразилась в глупой байке,
