Тем утром Шарль осуществил записанное им на бумаге, в этот раз его затея обернулась куда большей трагедией, чем смерть пса, она стоила жизни человеку, стоила жизни Дейву. Случившийся в тот день инцидент был последним инцидентом на веку экспедиции Тюффона, им она завершилась, следующим же утром они повернули назад, в Чертополох. Ни строки дневника Шарля не посвящено тому несчастному случаю, ни слова о нем не сорвалось с его уст вплоть до самой кончины ученого, и только Брэндон в своих мемуарах не раз упоминал о том дне, как о худшем дне своей жизни. Ни одну из смертей близких ему людей он не переживал так же сильно и болезненно, как смерть своего первенца, повидав на веку их немало. Не потому, однако, что Дейв был первым и любимым его сыном, но по причине бессилия, охватившего Брэндона, когда тот увидел, как он погибает. Ниже описано то, как все было.
Два человека лежали на вершине холма, наблюдая за третьим, спускающимся вниз. Этот третий двигался по направлению к табуну лошадей, мирно пасущемуся на лугах, — двигался, не скрываясь и быстро. Плечи Брэндона и Дейва грели приклады винтовок, их пальцы лежали на спусковых крючках. Старый следопыт изредка поглядывал на сына, после снова переводил взгляд на спускающегося вниз Шарля, сплевывал и качал головой. Он был убежден в том, что сумасброд окончательно спятил, а размышлял о том, какими словами будет убеждать людей оставить в покое сундук с казной и вещи покойника для передачи их в руки живых родственников Шарля. Крайне тяжелой задачей ему представлялось объяснять народу то, почему он не может получить причитающуюся ему сумму целиком и полностью, вместо того, чтобы уповать на честность родственников Шарля в выплате оставшейся ее части, как предписывалось сделать по закону. Обмозговывая все это, Брэндон в очередной раз убедился в том, что правосудие и справедливость, — на деле два совершенно разных явления, что особенно заметно там, где дело касается низов, для которых закон и писан.
Не в меньшей степени его беспокоила и реакция Дейва: мальчик явно восторгался отвагой и самоотверженностью Шарля, очевидно, не видя разницы между честолюбием и откровенной помешанностью. В случае таких фанатиков, как молодой Тюффон, запредельная храбрость очень часто граничит с форменным безумием. При всем при этом характерно, что во всем, кроме предмета своего фанатизма, создается впечатление вполне спокойного и здравомыслящего человека. На наживку этого ошибочного впечатления, по мнению Брэндона, и попался Дейв. Нужно отметить, что в его неприязни к Шарлю не было и капли ревности к прежде всецело преданному ему сыну, только беспокойство за свое чадо и понимание опасности, которой может обернуться для него такого рода близость.
Будучи на расстоянии двадцати шагов от ближайшей лошади, Шарль нагнулся и что-то подобрал с земли. Взглянув в подзорную трубу, Брэндон обнаружил, что он взял в руку конское яблоко, недавно исторгнутое кишечником, но уже запекшееся на солнце. Следопыт еще раз сплюнул. «А теперь он положит это что-то в один из мешков, которые носит с собой в обилии, чтобы затем в своем шатре исследовать навоз на входящие в него составляющие, как будто и так не понятно, что питаются кони травой, а выходят из них непереваренные ее остатки!» — мысленно предсказал дальнейшие действия ученого Брэндон. Развенчивая стереотип классического провинциала, он был вовсе не глуп и неотесан и даже понимал в общих чертах суть работы исследователя.
Однако Брэндон ошибся, предположив, что лошади Прерикон питаются исключительно травой, сравнивая их с обычными лошадьми. Как впоследствии выяснилось, правда, уже значительно позже, эта обитающая в прериях удивительная порода лошадей всеядна и не гнушается на ряду с обычной травой разнообразить свой рацион и ее обитателями. К примеру, все теми же грызунами, которые, едва заслышав топот конских ног, попрятались по норам, а когда те начали их разрывать, суясь внутрь своей продолговатой мордой, бросились бежать и так по-глупому погибли, утонув в водах реки и в котелках людей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
При приближении человека лошади сначала не слышали шума его шагов, их заглушал ветер. Затем, когда прежде чем перемениться, ветер, доселе зачесывавший траву склона вверх, пригибая ее к земле, затих, они его услышали, а когда тот подул снова, только теперь в обратную сторону, — унюхали, окончательно учуяв. Кони тут же бросили есть и отбежали, увеличив дистанцию, а будучи уже на расстоянии, принялись изучать вышедшего к ним человека. Они уже встречали людей раньше, но никогда таких, цивилизованных, и поначалу были введены в заблуждение нарядом молодого Тюффона. Шарль медленно и пораженно осматривал территорию, прежде зеленую и лучившуюся жизнью, теперь желтую и опустошенную лошадьми. Вблизи он увидел то, чего не было заметно издалека. Поразительно, но эти кони, кажется, понимали в фермерстве куда больше, чем многие известные ему богачи-болваны, землевладельцы-толстосумы. Они не доедали траву до конца, оставляя корни и порядка трех-четырех миллиметров стебля от земли. Здешние травы росли очень быстро. Они вытягивали питательные вещества буквально из всего, что попадалось их корням, в том числе и из такого ценного источника питательных веществ, как навоз, которым лошади удобряли почву. Как результат такой слаженной работы пожирающих и ими пожираемых в тех местах, которые кони прошли раньше, уже начал формироваться новый слой травы.
Видя, что животные замерли в отдалении, Шарль медленно опустился на одно колено и провел ладонью по невероятно быстро восстановившейся траве. В следующий же миг он услышал тяжелый удар копыт об землю в нескольких шагах от себя, такой мощный, что сперва ему даже показалось, будто началось землетрясение. Подняв глаза, зрачки которых были расширены от неожиданности и страха, Шарль увидел замершего перед ним жеребца, его длинная, густая грива развевалась на ветру, а копыто било предупреждающе о землю. Одним скачком конь преодолел десять человеческих шагов из тех двадцати, что разделяли Шарля и кобыл. Брэндон видел с какой легкостью он проделал этот прыжок, для такого коня, должно быть, что десять шагов, что все двадцать, — разницы никакой. Дейв испуганно приподнялся: молодой охотник прозевал момент, когда эта белая бестия снежным комом выметнулась из сплоченных рядов угольно-черных кобыл и теперь удивленно хлопал глазам. Острота его реакции, пожалуй, впервые в жизни Дейва столкнулась с чем-то, чья скорость превосходит ее собственную. Переведя ошеломленный взгляд на отца, он увидел, что опытный следопыт уже целиком и полностью погружен в прицеливание и вот-вот спустит курок, метя в широкую грудь жеребца.
— Не стреляй! Ты можешь промахнуться, это разозлит его, и тогда месье Тюффону конец! — громкий шепот Дейва резанул по ушам Брэндона, как пила по дереву. Повременив с выстрелом, старый охотник перевел взгляд на сына.
— Разве я когда-нибудь промахивался, сын? — спокойно спросил он Дейва.
— Я понимаю, но… Все когда-нибудь случается впервые, не так ли? Ведь ты сам так говорил! Расстояние велико, отец, ты стар, а цена промаха как никогда высока. Позволь мне это сделать!
Брэндон вздрогнул, впервые сын назвал его старым. Между тем его слова имели вес, Брэндон и правда не был уверен в себе так, как прежде. Глаза все чаще подводили старину Брэндона, еще с пяток лет и с трудным ремеслом следопыта ему придется завязать. Тем более ему нужны были деньги, которые обещала принести эта экспедиция, ими Брэндон намеревался обеспечить себе спокойную старость и полноценную молодость своим детям.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И что ты предлагаешь? Хочешь сам свалить коня? Не пойми меня неправильно, Дейв, ты хорош с ружьями на средних дистанциях, но почти не орудовал винтовками на дальних! Да, мои глаза уже не те, но рука тверже твоей. Уж поверь мне на слово, все-таки я спускал курок три твоих века, опыт и выучка что-нибудь да значат в этом мире!
— Отец, доверься мне! Ты совершенно прав, я и сам не попаду отсюда, но позволь мне подобраться ближе! Ведь говорят же: там, где старый не совладает, справиться молодой! А если это как раз тот самый случай?
