татуировки, которую не могла видеть Корэйн. – Я вернулась в цитадель. Но лорд Меркьюри должен был преподать урок мне и другим.
– Потому что ты не смогла убить ребенка?
– Потому что я отказалась выполнить контракт, – ответила Сораса. Ее лицо ожесточилось, на нем промелькнул гнев. – Провал допустим, а вот неповиновение – нет. Мы служим. Вот наша самая главная догма. А я не служила, не могла служить. Поэтому лорд Меркьюри пометил меня как осару и бросил в море. – Воспоминания о тех днях отразились в ее глазах, и она пробормотала себе под нос: – Мужчины и власть понятия несовместимые.
Корэйн мрачно усмехнулась.
– Женщины тоже не слишком преуспели в этом вопросе.
– Эрида сама тот еще экземпляр. Как и твой дядя.
Теперь напряглась Корэйн, ее тело охватила дрожь ужаса. Она теребила платье, стараясь не думать о Таристане и его армии. Его глаза казались всепоглощающей бездной, воспоминания о них пугали даже сейчас.
Они поглотили бы и ее, если бы им предоставилась такая возможность.
А заодно и весь мир.
Веретенный клинок лежал поперек изножья кровати, растянувшись почти во всю ее ширь. Ножны скрывали часть его магии, приглушая зов Веретенного клинка к Веретенной крови, но Корэйн все равно чувствовала ее отголоски. Она провела пальцем по коже. Теперь она знала каждую царапину и вмятину, трещины и потертости, возникшие во время ее путешествия и во время путешествия Эндри. И Кортаэля. Большой палец скользнул по рукояти меча, словно там она могла почувствовать тепло пальцев отца.
– Я не хочу умереть как отец, – прошептала она.
Вода в ванне заплескалась, когда Сораса повернулась к ней лицом и расправила плечи.
– Никто не хочет умирать, Корэйн, – резко сказала она. – Но когда приходит время, это случается со всеми. – Охватившее ее напряжение немного ослабло, лоб разгладился. – И тогда Лашрин поприветствует нас дома.
«Дома».
Корэйн тут же вспомнила коттедж, маленькие комнаты и белые стены, цветы в саду, кипящий в чайнике цитрусовый чай ее матери. Она сделала вдох, пытаясь вспомнить океан и кипарисовые рощи, но все, что почувствовала – запах дыма и мыла. Ее сердце замерло. Она выросла в Лемарте, но это место никогда не было домом, настоящим домом. Замечательное место для взросления, но оно не было тем самым, куда хочется вернуться.
– Возможно, раз нам больше некуда идти, наше место рядом друг с другом, – прошептала Корэйн. Это были слова самой Сорасы, сказанные так давно.
Убийца вспомнила их и медленно кивнула.
Раздавшийся стук в дверь отвлек Корэйн от ее мыслей. Сораса откинулась на бортик ванны, вода плескалась вокруг ее обнаженных ключиц.
А затем раздраженно прорычала себе под нос:
– Да, что случилось?
Дверь распахнулась, и, наклонившись, чтобы пройти через дверной проем, в комнату вошел Древний, его огромная светлая голова почти доставала до потолка. Он тоже переоделся в чистую одежду: черную тунику и кожаные штаны, а на поясе висел меч. Потрепанная старая мантия наконец исчезла.
– Я… – промямлил он, его белое лицо сильно покраснело. Взгляд метнулся от полностью одетой Корэйн к растянувшейся в воде Сорасе.
На мгновение он задержал на ней взгляд, а затем устремил его в потолок, на пол, камин… куда угодно, только не на бронзовую кожу Сорасы.
– Простите, вы сказали «да»?
– Не понимаю, в чем проблема. – Сораса пожала плечами. Татуированная лошадь перемещалась на ее плече, как бы скача по двигающемуся телу. – Домакриан, тебе пятьсот лет, наверняка ты уже видел обнаженную женщину, смертную или бессмертную. Или бессмертные выглядят иначе?
Дом на мгновение опешил, а потом нахмурился.
– Нет, мы не отличаемся… – прорычал он, а затем отвернулся. Он поднял руку, чтобы прикрыть глаза. – Сораса, это не относится к делу.
Корэйн пришлось прикрыть рот рукой, чтобы не взвыть от смеха. Дом выглядел так, словно хотел спрыгнуть с крыши, в то время как Сораса лениво ухмылялась, будто была покладистой кошкой, которая потягивалась в лучах солнца. Она наслаждалась каждой секундой его дискомфорта.
– Ну, тогда поторопись и озвучь нам то, что собирался, – сказала убийца. – Или ты намерен остаться?
Он шумно выдохнул, пытаясь успокоиться.
– Внизу готовят пир, и, если судить по крикам, которые я слышал, Осковко уже пьян.
– Мы бы и сами узнали об этом, Дом, – поддразнила Корэйн.
Продолжая держать одну руку у лица так, чтобы не видеть Сорасу, Дом скривился.
– Я лишь хотел сказать, что принц и его люди ведут себя крайне некрасиво. Я постою за дверью и подожду, когда вы обе будете готовы присоединиться к ним в большом зале.
Сораса пошевелилась и села.
– Почему ты думаешь, что я не могу защитить себя или Корэйн? – спросила она, теперь вода опустилась чуть ниже, скрывая меньше тела.
Корэйн опасалась, что сердце Дома не способно выдержать такой поворот.
Все еще отказываясь смотреть в сторону амхара, бессмертный попытался объясниться, но безуспешно. Из его рта выходили лишь какие-то отрывочные фразы и обрывки слов, не имеющие особого смысла.
– Ладно, я пойду, – наконец произнес он и ушел, развернувшись на каблуках.
Затем снова распахнул дверь, едва не сорвав ее с петель. Все еще продолжая держать одну руку у лица, он бросился прочь, и его массивное тело так резко врезалось в косяк, что задрожали стены. Дверь захлопнулась с такой силой, что дерево чудом не раскололось.
Корэйн лукаво улыбнулась Сорасе.
– Не думаю, что он раньше видел обнаженную женщину. – Вода брызнула на каменную плиту камина, когда ухмыляющаяся Сораса поднялась из ванны.
– Нет, определенно видел.
Корэйн удивленно спросила:
– Откуда ты знаешь?
– Он точно знал, куда смотреть, – спокойно ответила она, вытираясь несколькими быстрыми движениями. Затем надела нижнюю рубашку и отжала волосы, глядя на разложенное платье. Ухмылка исчезла, и теперь Сораса угрюмо взирала на наряд. – Трекийская мода просто отвратительна.
Платье цвета древесного угля было оторочено черной и золотой нитью, образующей узор из крошечных цветов. У него были длинные рукава и шнуровка на шее, которую Сораса затянула, чтобы платье лучше облегало ее фигуру. Как и у платья Корэйн, вырез опускался ниже ключиц, демонстрируя больше татуировок амхара. Если Сораса и не желала обнажать бронзовую, покрытую черными чернилами кожу, она этого не показывала. Амхара быстро заплела мокрые волосы в косу и закрутила ее узлом у основания шеи. После снова нанесла сурьму, нарисовав на веках тонкие, дерзкие линии. Из-за этого ее медные глаза стали сверкать ярче любого огня.
Она производила ошеломляющее впечатление: красивая айбалийка со смуглой кожей и черными волосами, одетая в трекийский наряд. Сораса будто светилась, а ее лицо с высокими скулами и полными губами казалось таким же благородным, как у дам на картинах.
Корэйн почувствовала непривычную слабость, которую испытывала, стоя рядом со своей храброй, великолепной матерью.
– Отвратительна или нет, но ты прекрасно выглядишь, – сказала она, махнув рукой в сторону Сорасы.
Убийца только пожала плечами.
– Признаю, я выгляжу лучше, – пробормотала она, завязывая рукава. – Если бы только мы могли как следует проехаться по югу. Двор Айбала поистине великолепен.
Корэйн
