Но самое ужасное, что объяснять придется многое другое.
Например, Ашота, от которого она никогда не избавится.
Иначе…
Что будет «иначе», она не придумала.
Да и ночь почти кончилась.
Ночь кончилась, а вместе с ней – и право на сказку.
Марина встала, стараясь не разбудить Сергея, собрала с пола разбросанную одежду.
Натянув джинсы и кофточку, она подошла к зеркалу, оклеенному по краям синей изолентой, и посмотрела на себя.
Звезда.
Одри Хепберн.
Принцесса, которая возвращается во дворец.
Ей захотелось сделать что-то красивое, как в клипе одной прибалтийской звезды. Нарисовать сердечко губной помадой. Оставить прощальную записку. Или даже несколько стодолларовых купюр…
Вот только денег не было.
Она порылась в сумке, вынула помаду и даже занесла руку над зеркалом, чтобы нарисовать сердечко, но потом застыла.
Ей вдруг стало холодно в этой душной комнате.
«Ничего ты ему не сможешь объяснить, – хихикнул вдруг внутренний голос, у которого почему-то были Ленкины интонации. – Как ты докажешь ему, что спишь с Ашотом только по необходимости, а с Петечкой – из деловых соображений? А Сережа непременно узнает, потому что ты – дура, и врать не умеешь. Он же мент, и, кажется, неплохой. Рано или поздно он выведает твои самые страшные секретики! Так что лучше уходи прямо сейчас, по-английски. Тогда ничего объяснять не придется».
– Нет, – прошептала Марина. – Я не могу.
«Можешь. Ты же сама придумала себе биографию. Сказку. И ему соврала. А хорошо продуманное вранье – это уже легенда. А чего ты еще ждала? Счастливой жизни? Хеппи-энд, а потом титры? А что потом? Ты в халатике и бигудях жаришь картошку для своего раскабаневшего ментяры в этой самой комнате, потому что жилье еще не дали и не факт, что когда-нибудь дадут. На завтрак яичница, на обед – макароны по-флотски, а ужинать будешь одна, потому что он на работе, а ты гадаешь: в засаде ли он или в сауне с какой-нибудь шалавой? По лавкам трое детей, а в телевизоре – красивая жизнь, которую ты упустила. Хочешь так?»
– Оставь меня в покое, – приказала она.
Голос хихикнул и захлебнулся.
Сергей завозился в постели, открыл глаза и покрутил головой, разыскивая Марину.
– Сколько времени? – хриплым голосом спросил он.
– Шесть.
– А чего ты вскочила? И почему оделась?
Марина не знала, что ответить.
Сергей поднялся, посмотрел вниз и, пожав плечами, обмотался колючим армейским одеялом, сразу превратившись в синий стог.
– Мне надо уйти, – прошептала она.
Разноцветные глаза смотрели непонимающе и обиженно.
– Почему? – тихо спросил он.
– Потому, – глухо ответила она. – Наверное, ты прав, и у нас ничего не получится.
– Откуда ты знаешь?
Она не знала, и потому не ответила, лишь помотала головой и грустно улыбнулась. Сергей сделал шаг вперед – в этой крохотной комнатушке все было слишком близко, развел руки и обнял ее, укутывая одеялом.
– Мы ведь можем просто попробовать, – успокаивающим голосом произнес он, целуя ее в макушку, как маленькую. – Как ты можешь говорить, что ничего не выйдет, если еще не попробовала? Давай, а?
– Что? – не поняла она, поднимая глаза кверху.
Сергей улыбался.
– Давай попробуем? – прошептал он.
Марина обняла его, сомкнув пальцы на спине.
– Хорошо, – покорно сказала она. – Давай.
Часть 8
После неприятностей, свалившихся на Димку, Егор начал его избегать.
Внешне при встречах, которые происходили гораздо реже, все оставалось по-прежнему. Однажды они даже весело напились в ночном клубе вчетвером: Димка со своей новой пассией Ладой Карпицкой – эффектной блондинкой, топтавшейся на подиумах, и Егор с Рокси. Первые полчаса Рокси и Димка бросали друг на друга ядовитые взгляды, Рокси виртуозно хамила, а Димка без огонька отбивался.
Но после бутылки текилы ситуация изменилась коренным образом…
Вечеринка была организована с размахом.
Среди приглашенных то тут, то там мелькали селебрити разнокалиберного масштаба, слетевшиеся на дармовщинку, как воронье.
Вечер был посвящен выходу книги телеведущего Александра Галахова, работающего на самом центровом канале. Галахов вел ток-шоу, которое Егор ядовито называл «Из жизни привидений», поскольку судьбы героев там большей частью были выдуманы, а самих героев играли неизвестные актеры. Шоу пользовалось огромным успехом у домохозяек всей страны, шло в прайм-тайме, а рядом с «привидениями» частенько сидели актеры подлинные, со смаком препарирующие псевдосудьбы участников шоу.
Галахова на телеканале продвигали, тянули вверх за уши, хотя ведущий он, по мнению многих, был тот еще: некрасивый, косноязычный. Зато умел преподнести собственное бэканье и мэканье как неповторимый стиль!
Книжонка, которая появилась в свет, была откровенно дурной, что не смущало ни Галахова, ни неискренне поздравлявших его звезд. На обложке – сам Галахов, с обнаженным торсом, в постели, в обнимку с неизвестной красоткой. Да и название было то еще…
– «Девять моих женщин», – фыркнул Егор, повертев книгу в руках. – Как романтично!
– Всего девять? – усмехнулась Рокси. – Слабоват наш Шурик.
– Шурик ваш с продюсером спит, оттого в его жизни было так мало женщин, – едко сказал Егор. – Причем, что характерно, продюсер – не женщина.
– Пойдемте танцевать? – оживленно предложила Рокси, которой до Галахова не было никакого дела, и потащила за собой Димку, не дожидаясь его согласия.
Егор покачал головой, Лада тоже осталась на месте, глядя на гарцующую парочку с легкой насмешкой.
– И как вам вместе? – спросил Егор.
Лада пожала плечами:
– Да как тебе сказать… Нормально.
– Нормально?
Лада кивнула.
На идеально красивом лице не промелькнуло ни одной эмоции.
Егор бегло усмехнулся.
Нормально – это совсем не те отношения. У влюбленных не может быть ничего нормального, особенно если это натуры творческие, увлекающиеся!
А уж в романе, которому без году неделя, – и подавно…
Слухи по поводу романа Димки и Лады ходили самые разнообразные, большей частью пакостные.
Превалировали среди них упорные домыслы, что Лада – всего лишь прикрытие, поскольку о тайной страсти бывшего продюсера Димки знали многие, а Егору было доподлинно известно, насколько слухи соответствовали истине.
В любовники Димке пару раз приписывали даже Егора, что последнего невероятно раздражало.
Димка бесился и порывался бить журналистам морды, но энтузиазм его несколько подувял, когда он столкнулся с одним борзописцем – здоровенным амбалом лет тридцати пяти.
Справиться с ним в честном бою не было никакой надежды.
Судиться тоже не хотелось, поскольку рейтинг желтых изданий от этого только повышался…
