— Как поживает твой приятель?
Он немного помолчал и тихо ответил:
— Яков сегодня уехал.
— Куда?
— К Мао Цзе-дуну подался, в Восьмую народно-революционную.
— К Мао Цзе-дуну? Это как же так? — удивился я. — Что он делать там собирается? Ведь он, кажется, даже стрелять не умеет.
— Не умел, а теперь научился, — ответил он.
— Так это ты ходил преподавать ему стрелковое дело? — засмеялся я и только теперь окончательно понял, зачем ходил Зайчиков к другу в свободные часы.
— Так точно! — признался он.
— Ты же китайский язык не знаешь, а он по-русски плохо говорит. Как учил его?
— Будьте спокойны, стрелять парень научился хорошо. Попади гоминдановец на мушку — не сорвется.
— А как думаешь, доберется он до Мао Цзе-дуна? Ведь это не близко.
— Что вы! — удивился он моему сомнению. — В родной-то стороне да не добраться…
Зайчиков умолк. По всему было заметно, что нелегко было ему расстаться со своим новым другом, что он в душе беспокоится за его судьбу, за его первые боевые успехи.
— Мамаша только вот уж очень плакала, — с нескрываемой болью в голосе проговорил он после долгой паузы и часто заморгал.
— Чья мамаша?
— Его, Якова. Печет ему на дорогу пышки, а сама всё плачет. Так мне стало жалко старушку; добрая такая старушка, тихая.
Тронутый его рассказом, я посоветовал, чтобы он обязательно навестил мать своего друга.
— А как же, надо будет непременно сходить, по хозяйству помочь, дровишек запасти, дело к зиме, — заключил он.
* * *
Спустя несколько лет я еще раз убедился в крепости дружбы, возникшей тогда между этими юношами. Не так давно в одной из наших центральных газет я прочел небольшое тассовское сообщение об успешном завершении полевых работ в колхозе имени Ильича Воронежской области. В нем, между прочим, упоминалось имя тракториста Зайчикова, как одного из передовых механизаторов местной МТС.
У меня не вызвало никаких сомнений, что это был Максим Зайчиков, который когда-то служил в моем взводе. Как старому боевому товарищу, я написал ему письмо, поздравил с успехами на мирном фронте и попросил ответить.
Зайчиков с радостью откликнулся. Его письмо изобиловало интересными подробностями. После демобилизации он вернулся в родной колхоз, вскоре женился; теперь уже имеет двух детей, живет в полном достатке, выстроил свой дом. Всё это меня очень обрадовало.
Но больше всего я удивился и порадовался тому, что Максим Зайчиков, мой бывший сослуживец, оказывается, давно установил и ведет регулярную переписку со своим старым другом Янь Тяо, который, как и он, стал трактористом, на каких-то курсах изучил русский язык и обрабатывает теперь землю, отнятую у помещика, на советской машине ЧТЗ.
Так вот и началась их дружба, большая дружба, которую теперь не разорвать никакой силой.
Г. Семенов
Товарищ «Аврора»
Рис. В. Ветрогонского
Никаких морей, ни шороха волны,Степь кругом седая или горы, —Но везде мальчишки влюбленыВ четкий профиль крейсера «Аврора».Мне ж не по открыткам, не по вырезкам, —Лично мне знаком герой восстанья.На Неве живет он, Между КировскимИ Литейным он теперь мостами.Подхожу, Встречают склянки, брякая.Что задумался, знакомец давний мой?Намертво вкопались лапы якоряВ дно истории самой.Может быть, уже, и вправду, только песнею,Громкой славою в народе жить осталось?Вон музей, ступай себе на пенсию —Как-никак, а чувствуется старость.Нет! И на приколе, как в походе,Вижу, флаг ты по ветру несешь.Значит, флоту нужен, к службе годен,Ограниченно по возрасту, но всё ж!Дробный шаг по трапам отпечатав,У орудий у твоих притихшихСтроятся нахимовцы — внучатаШедших к Зимнему братишек.И, чем это, большей правотыНет на свете для политработника:Молодость морскую учишь тыНа примере собственного подвига.
Позавидовать товарищу «Авроре»!И, не выбирая якорей,Вместе с каждым он уходит в море,Нет, не в море — в тысячу морей!Пусть не будет, старый, вспоминаться там!У ребят работка горяча:Продолжают штурм, начавшийся в семнадцатомДальнобойным словом Ильича.На Коммуну курс победный.Той зари — всё шире полукруг.Мало нам при жизни стать легендой,Надо жить не покладая рук!
Юлиус Фучик
Шесть мальчиков[7]
Рис. О. Богаевской
С воздуха группу детей различить было трудно. Что мог видеть летчик? Шесть испанских мальчиков из городка Эльге с клюшками в руках играли в какую-то игру.
Война не может прекратить детские игры.
Фашистский летчик на «Юнкерсе» целился хорошо.
Бомба угодила как раз в центр маленькой группы детей.
Из всех окрестных домов выскочили люди. Когда они прибежали на место, глаза их были красны. Они собрали, соединили растерзанные тела шести мальчиков. Их положили в школе, откуда они выбежали только несколько минут тому назад, оживленные, веселые.
Явился местный фотограф. Неловкими движениями — ужас лишил его привычной профессиональной сноровки — он сделал снимок. Через трое суток эта фотография появилась в Париже, Лондоне, Праге. Ротационные машины напечатали снимок на первых полосах газет, и люди Парижа, Лондона и Праги смотрели на него глазами, похожими на глаза людей из Эльге.
Была весна.
За оградой угольного склада стояло высокое дерево, всё в цвету. Оно стояло, как маяк, в море пыли пригорода Смихов. Здесь любили играть мальчики Праги, выдумывая свои забавы, как поэты сочиняют свои стихи. Здесь был уголок, куда никогда не приходили классные наставники. На площадке, утрамбованной разносчиками угля, было гладко, и шарики катились отлично, не встречая сопротивления. За забором росли пучки травы, — кусочек природы, дающий основание мечтать о джунглях и о далеких странах, где путешествует легендарный капитан Коркоран. Да, здесь можно было играть, бороться, мечтать.
Но в день, о котором мы говорим, шесть мальчиков Праги пришли сюда, к цветущему дереву у угольного склада, не для того, чтобы мечтать или драться. Они даже не поглядели на аккуратно вырытые воронки, которые ожидали пестрых шариков и оживленных возгласов. Мальчики сели в стороне от дороги, близко друг к другу.
Франтишек открыл папку и заботливо, как он это перенял у своего отца, разложил и разгладил на коленях газету. С газетного листа на него в упор смотрело лицо мальчика с оторванной верхней частью черепа. Мальчик из Эльге.
Франтишек читал вслух газетную статью. Голос срывался.
Он читал о бомбежке испанских городов, о фашизме и варварстве и читал призывы к горячей всеобщей солидарности, к борьбе с фашизмом.
Мальчики не понимали всех слов, которые с трудом, иногда по слогам произносил Франтишек, но они переводили их на свой язык.
Мальчики из Эльге были совсем такими, как они сами. Ходили в школу, а оттуда — в заброшенный уголок, чтобы там играть, катать цветные шары. И именно там упала на них смерть.
Мальчики Праги невольно посмотрели вверх. Небо как небо, и тучи как тучи. Врага там не было. Они смотрели прищурясь, — так лучше видно. Ничего. Но мальчики в Эльге за минуту до своей смерти, может быть, тоже не видели врага. Враг всегда появляется сразу.
Детям Испании надо помочь. Надо? Да! Это знали все, еще до того, как Франтишек кончил читать статью.
— Мой брат уехал в Испанию добровольцем. Сражаться, — с уважением сказал Рудик. Мальчики задумались над этим. Для того, чтобы мечтать, этого факта было достаточно. Но, чтобы помочь, — мало.
