— Мой брат уехал в Испанию добровольцем. Сражаться, — с уважением сказал Рудик. Мальчики задумались над этим. Для того, чтобы мечтать, этого факта было достаточно. Но, чтобы помочь, — мало.
— Мы не можем ехать, — заявил Франтишек. — Мы не умеем стрелять.
Кто-то сказал:
— Стрелять очень важно. Этому можно научиться.
Франтишек сказал:
— Учиться — это будущее, а помочь надо сейчас, немедленно. Но как?
Он еще раз посмотрел на газету, — что там сказано?
— Вот! — Франтишек показал на колонку: — «Сбор средств в пользу республиканской Испании». Пять, десять, пятьдесят и сто крон присылают в редакцию, и отсюда они направятся на помощь испанским детям.
Капиталы всех шести карманов, сложенные вместе, не составили и полукроны.
Очень мало.
Мальчики посмотрели в газету. Никто не давал так мало. Так мало — это не помощь.
— Я принесу завтра.
— Поздно.
Кто знает, — что будет завтра и сколько мальчиков в Эльге и других городах поплатятся жизнью за промедление! Завтра тоже хорошо; ну, а сегодня?
Глаза мальчиков разочарованно бродят по окрестностям. Вдруг кто-нибудь увидит бумажку в пять или десять крон? Это так просто, постоянно случается. Шел, скажем, человек и потерял две или три кроны. Совсем недавно кто-то из них нашел монету. Но здесь денег нигде не видно.
Шесть детских умов с усилием думают, обсуждают, как соединить желаемое с реальным.
И тогда Антонин сказал:
— У меня есть перочинный ножик. — Это прозвучало веско.
— Какая польза от ножика? Что ты можешь им сделать?
Какое кощунство! Ножик Антонина! Весь класс его знал. Все мальчики класса хотели бы иметь такой.
— Сделать? Ничего. Но я могу его продать.
Пять пар глаз устремились на Антонина с сомнением, с недоверием. Продать такой ножик? Свою самую любимую вещь? И потом они поняли. Франтишек торжественно встал, и за ним вскочили все. И все по очереди пожали руку Антонину с жаром, как это делают мальчики и мужчины в часы опасности.
И потом Франтишек положил на землю, рядом с ножом Антонина, свою металлическую сигарную коробку. Это была универсальная коробка. Она служила то обиталищем пойманных жуков, то изображала поезд или пароходик, плывущий по Влтаве. Она не представляла никакой ценности, как ножик Антонина, но она заключала в себе большой кусок жизни Франтишека.
Рудик сжимал последним прощальным рукопожатием свой цветной шарик, а когда Иосеф положил рядом с сигарной коробкой свой свисток, Рудик вытащил и второй шарик, играя которым, он всегда выигрывал.
Все карманы были выворочены и опорожнены. Рядышком, тщательно положенные по ранжиру, лежали самые ценные сокровища шести мальчиков, всё — и кошелек, совсем как кожаный, и фотография киноартиста с его собственноручной надписью, и еще много замечательных вещей, названия которых забываешь, как только перестаешь быть мальчиком.
Шесть мальчиков еще раз взвесили взглядом всё лежащее на земле и нашли, что это весит много. После этого они решили выбрать двух представителей, чтобы осуществить продажу сокровищ. Выбрали Франтишека и Антонина.
С другой стороны реки, на правом берегу Влтавы расположен старый город. В его узких уличках еще находятся маленькие лавочки старьевщиков, торгующих, как сто и двести лет тому назад. Сюда бедняки несут свою нужду, надеясь смягчить ее с помощью медяков. Шесть мальчиков шли по невидимым следам, оставленным многими поколениями бедняков, и безразличные люди, встретившие в этот день здесь группу мальчиков, не представляли себе, что это была делегация (может быть, зная цель этой делегации, некоторые из встречных сняли бы перед ней шляпу).
Франтишек и Антонин шли впереди, а остальные четыре мальчика следовали в десяти шагах за ними, не спуская с них глаз и составляя почетную стражу.
У входа в одну из лавок почетная стража осталась снаружи, а Франтишек и Антонин вошли. В этот момент их охватила дрожь, которую они боялись показать товарищам.
Старьевщик стоял за своей конторкой. Не говоря ни слова, они положили перед ним металлическую коробку, свисток, кошелек, шарики и, как венец коллекции, ножик Антонина. Взгляд, которым они окинули принесенное, не был умоляющим, как он, может быть, был бы у их родителей или у других взрослых, — он был ликующим.
Старик, ничего не понимая, посмотрел на всё это и сердито пробормотал:
— Что это такое?
Он был, видимо, удивлен, и это польстило мальчикам. Действительно, тут было много ценных вещей.
— Что мне с этим делать? — второй раз спросил он сердито. — Уходите отсюда!
Значит, он не понял, в чем дело. Он решил, что с ним просто шутят.
И Франтишек объяснил:
— Это всё продается. Для того и принесено.
Старик хорошо знал людей. Он безошибочно, по голосу распознавал того, кто пришел к нему в первый раз в жизни; того, кто пришел уже не в первый раз; и того, кто никогда больше не придет после отказа, кто охотнее умрет с голоду, чем снова положит свой изношенный костюм на его конторку. А вот голос Франтишека звучал необычно.
— Очевидно, мальчики не нашли другого способа, чтобы достать деньги на папиросы?
— Это вовсе не на папиросы, — обиженно ответил Франтишек.
— Ах, на кино!
— И вовсе не на кино, — запротестовал Франтишек, задетый такой непонятливостью. — Это для Испании, для испанских детей!
После этого возгласа наступило молчание.
Перед стариком прошли памятные кадры из длинной ленты его жизни. Франтишек уже пожалел, что он выболтал общую тайну. Не надо было говорить ему. Вдруг он позовет полицию. Всё будет конфисковано, и им нечем будет помочь. Дети в Эльге будут ждать напрасно. Франтишек хотел спасти, что было возможно, схватить вещи и бежать.
— Оставь, — строго сказал старик.
И он взял коробку Франтишека и долго ее рассматривал. Глаза двух мальчиков невольно стали умоляющими.
— Так, — сказал он. — Коробка не плохая, но больше двух крон я за нее не даю.
— А это, — он взвесил в руке и ножик Антонина и взгляды мальчиков, устремленные на ножик, — хорошая работа, так… для испанских детей вы говорите… очень хорошая работа — пять крон.
Мальчики затаили дыхание. Там, в Эльге будет большая радость — столько денег они получат, столько денег!!
И старик медленно, по-деловому, вещь за вещью рассмотрел и оценил и кошелек, и свисток, и шарики Рудика. И потом монетами, чтобы было ощутимее и больше, он выложил на конторку двадцать крон.
Перевела с чешского М. Дьяконова
Н. Гольдин
Урок ботаники
Рис. В. Ветрогонского
Урок ботаники идет:В волненье замер класс —В воображаемый походПовел учитель нас. И встал перед глазами сад, Где под густой листвой, Литые яблоки висят Над самой головой. Мы свято этот сад храним, Мичурин здесь уснул; Четыре яблони над ним — Почетный караул! …Но с нами всюду рядом он, Где нового ростки, Где зашумел лесной заслон, Остановив пески;Где в мае груши, как в снегу,Ветрам наперекор;Где на цимлянском берегуГустым хлебам простор. Мичурин жив! И потому Встают, сплотив ряды,Как лучший памятник емуПлодовые сады.…А за дверьми уже звонок,Его не ждешь — он тут…Как жаль, что каждый наш урок —Лишь сорок пять минут!
Игорь Озимов
Мальчишка
Рис. В. Ветрогонского
Мальчишка рыж, веснущат и вихраст.Он бредит морем,Ходит нараспашку.Спроси его, — он всё тебе отдастЗа бляху и матросскую тельняшку. Он скоро встанет, кепку теребя, Смешной и робкий, у ворот яхт-клуба, И влажный ветер, в парусах трубя, Соленой пылью обметает губы.Он с этих пор надолго, по-мужскиПолюбит море,Сердцем — не по книжке.А тем, кому фарватеры узки,Мы не позволим помешать мальчишке. Мы не хотим, чтобы из мутных вод За ним следили стекла перископа, Когда он сам впервые поведет Свой теплоход от берегов Европы.И потому на рубежах земли,Подняв стволы внимательных орудий,Несут дозоры наши кораблиИ к дальномерам наклонились люди.
Е. Серова
