И тишина вновь сомкнулась за спинами еще больше напоминавшими собой отрешенных зомби согбенных людей.
Первым из ступора вышел Тюремщик. Стараясь не заглядывать никому конкретно в глаза, он твердым шагом подошел к камню, на котором стоял чайник с растопленным машинным топливом, иной раз годившимся для приема внутрь, и разлил содержимое в стоящие там несколько кружек. Затем подошел к тем сталкерам, которые продолжали греть свои кружки в руках, и вылил им все, что оставалось в чайнике. Затем так же молча подошел к камню, взял свою кружку и только теперь поднял глаза на людей.
— Давайте, мужики, — сказал он, и сталкеры будто бы ожили. Закашлялись, переглянулись между собой, перекинулись парой слов. — За всех нас! Тех, кто присутствует здесь, и тех, кто в пути. — Тюремщик протянул вперед свою кружку, и остальные незамедлительно последовали его примеру. — За неочеловека, хрен бы ему в нос!
И первым опрокинул горючее себе в глотку.
— За нас! — хором отозвались остальные сталкеры.
Единственной нетронутой оставалась погнутая алюминиевая кружка Секача, все еще стоявшего в десяти шагах от угасающего костра и лишь изредка поглядывающего то на Крысолова, то на остальных, но чаще с тоской озирающегося на грозно ударяющего вперед себя столбами белого света «Чистильщика».
— Серега, — спокойно обратился к нему Крысолов, отставив свою зеленую эмалированную, местами покрывшуюся пятнами ржавчины кружку на импровизированный стол. — Ты не выпьешь с нами? Ты не веришь нам с Василием Андреевичем?
— Верю, — тихо, почти не слышно за живым обсуждением новой темы, ответил Секач. — Но для начала мне нужно разобраться с самим собой. Я… — он сделал полуоборот, — очень хотел бы остаться в команде, но, как сказал Тюремщик, я должен для себя понять, кто я есть.
— Ладно, — зачем-то снова взял в руки свою пустую кружку Крысолов, принявшись ее разглядывать. — Если ты так решил… Ты все еще мой друг, и я обязан считаться с твоими решениями, хотя не совсем их поддерживаю. Подумай до завтрашнего вечера… — сказал он, но когда поднял глаза, в том месте, где только что стоял Секач, никого уже не было.
Опустевшим, безрадостным взглядом Крысолов поводил вокруг, надеясь распознать в темноте удаляющуюся фигуру, но, так и не увидев ее, добавил грустно, почти шепотом: «Надеюсь, ты вернешься».
— Вернется, — утешающе похлопал его по спине Василий Андреевич. — Конечно же вернется. Поймите, Кирилл Валерьевич, он сейчас нов для себя, к тому же на него обрушилась масса информации, и ему просто нужно время, чтобы все осознать. Это нормально. Он обдумает все и вернется.
— У меня вот, — Крысолов достал из внутреннего кармана костюма бутылку припасенного из кафе коньяка, — есть еще. Давайте выпьем, мужики? Тут, конечно, и по глотку не будет, но…
— Да мы не против, — отозвался спускающийся к ним по дорожной насыпи Каран, заспанный, запухший так, что от и без того узких глаз остались лишь тоненькие щелочки, как отверстия для заброса монет.
— О, а вот и наш спящий красавец! — радостно загудела толпа. — Доброй ночи. Как ты себя чувствуешь, мут?!
Каран остановился на полпути к камню, и брови у него удивленно поползли вверх.
— Это чего это я мут? — обиженно развел он руками, глядя то на одного смеющегося сталкера, то на другого. — Вы чего?
Но толпе от этого становилось только веселее. Бешеный аж подпрыгивал, так ему было забавно наблюдать за еще не полностью отошедшим ото сна, а оттого кажущимся до крайности рассеянным и нерасторопным Караном, пытающимся хоть у кого-нибудь выпросить объяснение, почему его обозвали мутом. Тюремщик же хоть и не так откровенно смеялся, но трясущаяся грудь с лихвой выдавала его настроение. Рыжий, сдержанно посмеиваясь, прикрыл рот ладонью. А Ариец, у которого Каран все выпрашивал, по какой причине его обозвали мутом, отвечал что-то невнятное, словно не желая выдавать поймавшему его на горячем милиционеру своих подельников.
И только Крысолов, оказавшись вне круга, никак не реагировал ни на заразный смех публики, ни на безрезультатно вопрошающего о правде Карана. Он протянул бутылку поспешившему на его кивок Арийцу, и тот принялся разливать коньяк в протянутые кружки.
— У нас еще остался нерешенным один вопрос, — сказал Крысолов, и смех, дружеские подколы и разговоры сразу же стихли.
Глаза охмелевших, рассеянных, улыбающихся сталкеров выражали приятное удивление — еще бы, ведь некоторым впервые в жизни выпадает шанс попробовать на вкус коньяк. А потом вновь стали осмысленными, серьезными, сосредоточенно и испытующе сомкнувшись взглядами на Крысолове.
— Если ты о «Бессоннице», — шмыгнул носом Тюремщик, отведя руку в сторону, — то мне кажется, я уже слышу лязг ее гусениц. Или это у меня от пойла в башке гудит?
Словно по команде, все сталкеры повернулись влево, прислушались к странной ночной тиши и всмотрелись на дорогу в том направлении, куда указывала рука Тюремщика. Оттуда и вправду долетал едва различимый, прерывистый, но все же до радостных колик в сердце знакомый звук — слитые воедино звонкое бряцанье траков по асфальту и мерное рокотание двигателя — дуэт, который не одному поколению несущих на кордоне службу солдат мешал спокойно выспаться. Такой ненавистный тогда и такой долгожданный сейчас, что, казалось, если он затихнет, навсегда затихнут и сердца тех, кто с таким чаянием всматривается в темную даль уходящей на запад дороги.
— Слава Богу, — шепнул Крысолов.
— …а если не о ней, — продолжил свою мысль Тюремщик, и Кирилл Валерьевич оглянулся на его голос, — то мы тут с ребятами посоветовались и решили, что раз уж мы выехали… — Он пожал плечами. — То какого нам черта просто так возвращаться домой, не узнав, что там происходит в нашем Харькове? А? — Он вышел в центр круга и, глядя немигающим взглядом на Крысолова, поднял свою кружку. — Если нужно, мы продолжим наш путь, а не подожмем хвосты и будем драпать домой! Мы — братья попавшим в беду харьковчанам, а не тюфяки, испугавшиеся большой черной дороги! Мы хотим по возвращении домой давать ответы, а не как смущенные девицы прятать глаза, когда нас спросят об успехе нашего выхода! — Его немного покачивало, как белье от легкого дуновения ветра, но взгляд оставался по-прежнему трезвым и, как всегда, проницательным. — В общем, если тебя волновало это, то мы готовы! Так ведь, мужики?
— Кай-й-а-а! — выкрикнул Бешеный, и его боевой клич тут же был подхвачен другими голосами, довольными выкриками и просто свистом.
Примечания
1
Атефобия — боязнь руин.
2
Вас приветствует Полтавщина. До встречи в Киевской области.
3
Автоматическая винтовка FN-2000.
4
Шрифт Брайля разработан для незрячих. Читается при помощи пальцев.
