«Странный тип. Выглядит состоявшимся буржуа, судя по дорогому платью, — Владимир Ильич хладнокровно оценивал незнакомца, — но без роскоши, что выделяет в нем европейских дельцов, которые выдвинулись на технических продуктах. Русский — речь правильная, без акцента. Эмигрант? Не из аристократов, скорее из разночинцев. Я его определенно не знаю. Откуда он знает меня? Сейчас он видел только мое лицо, значит опознал по фотографии? Такие есть в жандармерии».
Своим шипящим оправданием, незнакомец лишил себя возможности навязать направление разговора. Упускать такой возможности Ленин не собирался:
— К вашим услугам, однако, мы не знакомы, — прищурюсь, Владимир Ильич сложил пополам газету, тем самым обозначив вежливое внимание. Правда, оставшаяся в руках «L'Humanite» давала понять: сначала, уважаемый, вы должны пройти тест на искренность. Понял ли его визави язык жестов? На этот вопрос у Ильича были сомнения.
— Федотов, Борис Степанович, инженер из Чили, до недавнего прошлого из Чили, — тут же суетливо поправился посетитель, — а теперь из России.
— Присаживайтесь, согласитесь неудобно вести беседу, когда один стоит, а второй сидит. Больше похоже на отчет перед начальством, — забросил первую удочку Владимир Ильич и тут же продолжил, — и будьте любезны, удовлетворите мое любопытство: откуда вы меня знаете?
— Э-э-э, — начал было тянуть, присевший на краешек стула Федотов, но тут же, словно махнув рукой: «была, не была», выпалил, — я вас видел на фотографии. Читая газету, вы подняли голову и этот миг запечатлел фотограф. Ракурс совпал идеально, поэтому и узнал, — слегка запинаясь вначале, окончил посетитель вполне бодро, одновременно плотно усевшись на стул.
«В речи появились техницизмы, но это ни о чем не говорит, зато соответствует легенде об инженере, из которой, надо заметить, выбивается дорогое платье. Принадлежность фотографий сомнения не вызывает, несомненно охранка! — Ленин скрупулезно анализировал ответ. — Между тем, предпочел ответить прямо, что явно указывает на желание поговорить. Вербовка? Вполне возможно. Методы полиции бывают разнообразны, и иногда приводят к обратным результатам, — от последней мысли Владимир Ильич почувствовал азарт, — будем говорить!»
Откинувшись на спинку стула, Ленин дружелюбно окинул взглядом Федотова, а отложенная в сторону газета продемонстрировала готовность к разговору. И опять странность — не реагируя на символический язык жестов, посетитель интуитивно почувствовал готовность к общению. Такая неосведомленность удивляла.
— На представителя охранки вы мало похожи. Смею предположить, вам фото показывали во время… официальной беседы?
— Представитель охранки? Официальная беседа? — изумленно переспросил инженер, и тут же вспыхнул, — Владимир Ильич, да делать мне больше нечего, как бегать за вашими подпольщиками! Своих дел выше крыши, — посетитель почему-то чиркнул себе ладонью по горлу, — из меня охранник, как из балерины рогатый римский папа, блин.
«Разозлился, и считает себя правым, и мы этим воспользуемся. В конце речь стала стремительной, пересыпанной прибаутками. Даже, кажется, промелькнул мат. Между тем беседа с жандармами не равнозначна обвинению. Эти господа сами назначают время и место для разговора. Зачастую добиваясь его силой. Но то, что разозлился — хорошо, значит, заинтересован в разговоре», — отметил про себя революционер, а вслух произнес:
— Борис Степанович, во лжи я вас не обвиняю и не подозреваю даже. Однако, первое мое любопытство вы удовлетворили.
— Извините, надо было сразу предъявить, — буркнул посетитель, и на стол легла тисненая золотой вязью визитка.
Взяв ее, Владимир Ильич вслух прочитал: Федотов Борис Степанович, директор товарищества «Русское Радио».
Отложив, внимательно посмотрел в глаза Федотову. Сложившийся план беседы ломался.
Кто перед ним? Провокатор, талантливый агент охранки или действительно директор успешного российского предприятия? Могла охранка решиться на такой подход к нему? Маловероятно, слишком ненадежно, но проверить стоило.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Успехи новоявленного товарищества с завидным постоянством дебатировались в европейской и российской прессах. Недавно ими была построена первая Североамериканская вещательная радиостанция, аналогичная вот-вот должна открыться в Париже. Не ускользнула от внимания Владимира Ильича и новинка печати — издаваемый РР научно-популярный журнал «Радиоэлектроника». Ильича заинтересовало сугубо техническое приложение журнала. В нем регулярно печатались работы за подписью российских и зарубежных ученых. Среди российских отметились господин Попов и профессор Московского университета Умов. Мелькала там и фамилия Федотов.
По информации из России эти «радисты» финансировали новоявленную социалистическую партию, но социалистическую ли? Слишком у них размытая программа. Финальным аккордом прозвучало предложение этих «социалистов» обсудить взаимодействие в Думе. Инициатором выступил лидер партии, Зверев Дмитрий Павлович, по слухам имеющий в РР свой пай.
«Зверев, Зверев», — произносил про себя Владимир Ильич, и тут вспомнил мелькнувшую недавно мысль, от которой сейчас напрягся и даже подался навстречу Федотову.
— Где то я читал, что ваше товарищество участвовало в строительстве Североамериканской радиостанции? — Ленин бросил вопросительный взгляд на переселенца.
— Ну да, мы ее строили и стали совладельцами, с оттенком гордости подтвердил гость.
— Даже так?! — Владимир Ильич был удивлен таким откровением. — И сколь вы вольны высказывать свои взгляды, м-м-м по радио? — немного споткнулся о новое словцо Ильич.
— Вот вы о чем, — Федотов посмотрел на Ильича, с едва заметным скепсисом, — должен вас огорчить: в самой свободной стране мира пропагандисты социалистических идей долго не живут. Даже мы поостереглись говорить о социализме, хотя, чего скрывать, очень хотелось.
— Вы себя относите к социалистам? — с сарказмом переспросил Ленин.
— Хм, а кто же мы, как не социалисты? От каждого по способностям, каждому по труду, строго по Марксу. Да будет вам известно, в нашем товариществе половина заработка работники распределяют между собой сами, — начало фразы прозвучало шутейно, но в конце мелькнула заметная гордость.
На самом деле Федотов сейчас основательно привирал — такой подход практиковался только в коллективах разработчиков и далеко не всегда, но кто же откажется от похвалы себе любимому? Особенно если тебя невозможно проверить.
— И прибавочный продукт, вы себе присваиваете так же по Марксу! — тут же щелкнул по носу зазнавшегося «директора-социалиста» вождь мирового пролетариата.
— Нет, в точности по заветам товарища Энгельса, — нахально парировал переселенец, — и еще долго будем присваивать, ибо инерция общественного сознания имеет размерность смены поколений, а торопливость нужна при ловле блох. Кстати, Владимир Ильич! — было заметно, что в этот момент Федотов что-то вспомнил. — Если вас не затруднит, растолкуйте мне один казус из положения о пролетариате.
Просьба заинтересовала, хотелось понять, что могло в марксизме заинтересовать капиталиста. Именно капиталиста, ибо в его приверженность социалистическим идеалам Ленин не верил ни на грош, зато все больше считал шутом гороховым. Одновременно тема о проблемах марксизма была для Владимира Ильича болезненна — после поражения революции, марксистские социал-демократические партии стали делятся почкованием, стремясь пожрать друг друга в жарких и непримиримых спорах. И этот туда же?
Но здесь не спор, сейчас от оппонента важно получить его позицию — Владимир Ильич вспомнил программу новых «социалистов» — противоречивый набор лозунгов, за которыми вкупе с деловой хваткой (а теперь он в этом не сомневался), угадывалась целенаправленность и готовность манипулировать общественным мнением ради достижения своих целей. Тем более непонятно, зачем им союз с его крылом социал-демократов?
Маскируя азарт, левая рука уцепилась за жилетку, а правая непроизвольно стала отстукивать пальцами по столешнице. Еще сильнее откинувшись на спинку стула и рассматривая Федотова чуть сверху, Ильич с ободряющей улыбкой произнес:
