А вот сказанное не радовало. Размышляя, Федотов отпил глоточек кофе. Сморщился — напиток давно остыл. Дал знак принести новую чашку.
Несколько минут назад перед ним сидел задумавшийся Ильич, теперь пришел его черед.
Вместо по-ленински яростной атаки, Федотов получил легкую похвалу, сменившуюся невнятным опровержением. Почему невнятным? Потому, что переселенец говорил о состоянии интеллекта рабочего класса в будущем, а Владимир Ильич, заговорил о причинах, толкающих рабочего к знаниям здесь и сейчас. Не понимает? В такое Федотов не верил, значит, его попросту послали в эротическое путешествие.
Бредовая мысль о «переводе» инженерных кадров в категорию пролетариев явно из того же путешествия, зато догмат о пособниках прозвучал вполне отчетливо.
«Пособников, блин, нашел. А подумать, что десятники здесь и мастера участков в моем времени одни и те же люди, вам слабо, товарищ Ильич? А еще пальчиком сделали. Ты бы еще средний палец показал, точно бы в ухо схлопотал», — ярился про себя Федотов.
Одновременно до него, наконец-то, стало доходить, что вопрос о пролетариате оказался совсем не частным, как ему изначально показалось, но ставящий под сомнение саму идею основного противоречия между рабочим классом и буржуазией. Получалось, что он замахнулся на святая святых марксизма и теперь оставалось только материться: «И нахрена я задал такой вопрос?!»
Федотов рассеянно помешал кофе: «А разве марксисты не обмусоливали эту тему? Наверняка, и не по одному кругу. Это у них называется дискуссия, но священную корову так и не тронули. Догматики хреновы».
Вспомнилось, как на похожую мысль высказал его давнишний приятель: «Марксисты знали о такой опасности, но корову сперва нужно купить, а потом думать, что делать с ещё не родившимся теленком». Получалось, что эту проблему сознательно не стали разрабатывать до взятия власти?! Но, почему тогда об этом отсутствуют упоминания в послереволюционный период?
«Нет, ребята демократы, не вырастает каменный цветок — не стали вы всерьез пахать над теорией. Почувствовали, что при реальном положении дел с пролетариатом легкого перехода к коммунизму не получится, и сложили крылышки. Кстати, налицо параллель с эсерами — те вообще приняли теорию, что социализмус наступит сам собой, нам и делать ничего не надо. Дебилы, блин».
Федотов впервые внимательно посмотрел на безмятежно ожидающего ответа Ленина. Получалось, что тот развел переселенца, как последнего лоха на привозе. «Ну, силен, зараза! — по достоинству оценил вождя мирового пролетариата человек из „светлого“ завтра. — Понятно, что я расслабился, но так попасться! А вот за базар придется ответить. И что в этом самое главное? Правильно! Не дать клиенту схватить мешки, но продолжать треп мы не будем, и нехрен так загадочно улыбаться, и пальчиком делать свой пф-ф-ф», — таков оказался вывод переселенца.
— Владимир Ильич, не хотите анекдот про Ленина? — Федотов отзеркалил улыбку, и тут же без паузы зачастил:
— Представьте себе московский дворик. Играя в мяч, дети разбили товарищу Ленину окно. Виновник стучится в дверь и на пороге появляется Ильич:
— Мальчик это твой мяч?
— Ой, это я случайно, дедушка Ленин.
— Ничего страшного, мальчик, но постарайся в окна больше не попадать, — с ленинской улыбкой, вождь мирового пролетариата вернул сорванцу мяч.
— А ведь мог и бритвой по глазам! — рявкнул в конце переселенец, едва не показав Ленину жест из своего времени.
— До встречи, Владимир Ильич, — резко вскочивший Федотов дружески приложил немного ошарашенного Ильича по плечу, — а о концепциях Роулза и Валлерстайна перетрем позже. Если доживем, конечно.
Не оглядываясь, Федотов сбежал на тротуар и так же беззаботно порысил вниз к реке. Сегодня был воистину замечательный день! С Бориса наконец-то спал муар пропаганды. Он давно понимал, что Ленин здесь и сейчас, совсем не тот Ильич, что сложился в его сознании. Понимать, то понимал, но окончательный перелом произошел только сейчас и это радовало.
Ленин оказался Лениным. В чем-то близким к привычному образу, но, по сути, совсем другим. Главное, теперь он стал просто человеком, а иметь с ним дело или объезжать на кривой козе, отныне вопрос тактики. Федотов порадовался, что Зверев так и не окончил очередной «пасквиль» под названием: «Что думает Железный Дровосек о русской революционной интеллигенции». Теперь Федотову было, что добавить об этой братии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
* * *
В Женеву можно было бы и не заезжать, но вот уже полгода главным инженером завода ламповых индикаторов трудился Михаил Витальевич Карасев. Тот самый Миша «Карасик», который помогал организовать самую первую радиосвязь между Питером и Москвой. Вчера Карасев с гордостью показал Федотову цех цифровых индикаторов. Новое изделие внедрялось трудно, и из Женевы шли панические сообщения. Кто бы сомневался, это «Карасику» казалось, что причина в его неумении наладить технологический процесс. На самом деле, любое новое изделие проходило эту стадию. Будь у Карасева больше опыта, он бы спокойно ждал положительного результата, но тем неопытный и отличается от опытного, что начинает яростно исправлять ситуацию. Сейчас было приятно убедиться, что выбо. р технического руководителя был сделан правильно — брак снизился до нормы примерно на три месяца ранее ожидаемого.
Михаил немного раздобрел, в глазах появилась уверенность, ему уже почти тридцать.
— Думаешь, ты здесь будешь долго прохлаждаться? — прихлебывая чай, насмешливо спросил Федотов.
— Борис Степанович, — догадался о готовящейся «подлянке» Михаил, — ну нельзя же так, только начал втягиваться, и на тебе.
— Полгода, максимум год и поедешь в Америку.
— А там что? — клюнул на заманчивое предложение Михаил.
— Надо дать отдых господину Лодыгину, старик давно просится в Россию. Годик походишь у него в замах, и вперед, на амбразуры.
— Борис Степанович, вы у меня забрали Ивана Никитича, а другого конструктора взамен так и не дали, — Михаил тут же постарался решить наболевший вопрос.
— Замену мы тебе подберем. Будешь его готовить, но на конструктора не рассчитывай — разработка пока в России. В Америке наберешь людей и ваяй что хочешь.
«Что хочешь», конечно, преувеличение, но в силу отдаленности пришлось пойти на разработку второстепенных частей силами американских инженеров. Основная разработка велась в России, но чем дальше, тем больший вклад делали амеры. Анализируя, Федотов стал приходить к выводу о целесообразности такого порядка работ. Запад тратится на обучение, а прибыль оседает в России. Главное, оставить за собой опережающие технологии. Но обнадеживать Карасева пока рано.
С Виноградовым было сложнее. Всех тонкостей Карасев не знал, и знать ему о таких делах пока рано. Покрутившись в Думе, Зверев понял, что наладить эффективную работу без знаний эмигрантской кухни не получится. Идеалом представлялся человек, работающий на женевском заводе и имеющий время для общения с эмиграцией. С человеком проблем не было. Но тут третьим лишним оказался Иван Никитич — о таком сотруднике РР информация через Виноградова гарантированно утечет к «поднадзорным».
В итоге брата Катерины вернули в Россию тем же порядком через Финляндию. У полиции материалов на Ивана не было, а пострадавший «мент» давно получил отступного.
Решив насущные вопросы, Федотов отбыл через Берлин в Россию. В поезде появилось время поразмыслить.
При Советском Союзе руководители только из штанов не выпрыгивали, выбивая себе вакансии. Капитализм показал ту же тенденцию. Этой прелести Федотов насмотрелся, мотаясь по объектам нефтяной империи Ходорковского. Не был исключением и царизм, что доказал господин Карасев. Незамысловатый мотивчик противников строя всегда звучал одинаково — свергнем, и число дармоедов станет меньше, и вааще все будет пучком.
Как стал догадываться Федотов, для демократов всех времен и народов нужен был лишь предлог для обличения строя, все остальное их волновало постольку-поскольку.
Увы, не стал исключением и Владимир Ильич. В своих статьях он обвинял режим во всех мыслимых и немыслимых грехах.
