разбудил спящие закладки.
И потекшая крыша стала трещать.
Что-то мне уже не по себе.
Нормальный человек такого не выдержит. В здравом уме.
– Беда в том, что он помнил. Что делал. Какие документы подписывал. Он… поднялся, если не на самый верх, то совсем близко. И да, это было нужно. Во всяком случае, он пытается верить, что было нужно. – Потому что если нет, то только и остается, что пуля в голову. – Но его все одно раскрыли. Когда… блоки слетели, он просто не выдержал. – Девочка подняла морду с пола и, глянув на меня, вздохнула тяжко и совершенно по-человечески. – В подробности он не вдавался, сама понимаешь. И гриф стоит… и будет стоять.
Я киваю.
Понятно.
Победа должна остаться чистой. Без всего этого вот дерьма.
– Он визировал списки на зачистку. В сорок четвертом немцы отступали. Но именно что отступали, неспешно. Они… – Софья слегка поморщилась. – Все лаборатории должны были быть уничтожены. Как и наработки. И материал. А он подменял одни приказы другими. Немцы же весьма аккуратны. И если приказано оставить и уйти, они так и делали.
Многим это спасло жизнь.
Но хватит ли, чтобы искупить вину? Даже притом, что он ведь не сам, что он просто выполнял работу, которую ему поручили.
Обе стороны поручили.
Я покачала головой. Странно, что Сапожник до сих пор вообще жив.
– Его раскрыли. Он чувствовал, что к тому идет, вот и рискнул… куда-то там пробрался. Переправил документы… материалы… точно опять же… – Секретная, чтоб вас всех, информация. – Собирался убить себя. Но не повезло. Не успел. Его взяли.
И вправду не повезло.
Или наоборот?
– Его допрашивали. А потом стало очевидно, что счет пошел даже не на недели – на дни. И император покончил жизнь самоубийством. Но остался наследник. И те, кто надеялся задержаться у власти. Они и заговорили о мире.
Там, среди наших, ходили упорные слухи, что это гребаное императорское величество не само ушло. Что… просто всем стало очевидно, к чему все идет.
Вот и решили люди поторопить.
Ну и заодно создать возможность для переговоров. Кажется, это так называется. Сколько во всем этом правды? Лучше и не знать.
– Он стал предметом торга. Все-таки его отец – важное лицо в свите его императорского величества. Впрочем, Лешка не один такой был. Всех собрали, кто что-то да значил. Но ему крепко досталось. Его убивали, раз за разом, а потом вытягивали, откачивали и снова. Поэтому он и запутался. Потерялся.
– А ты его нашла.
– Или он меня.
Тут я вспомнила, что рассказывал Бекшеев.
– Софья, ты случайно… – И как о таком спрашивать? Да и глупо. Софья из дому почти не выходит, а Сапожник к нам, конечно, заглядывает иногда, но держатся они совсем не так, как любовники.
И Софья рассмеялась.
– Нет, – сказала она. – Мне он… У меня братья были. Такие вредные.
Сказала и замолчала.
Были.
– У меня тоже. И сестры.
Почему-то, несмотря на нашу дружбу, мы никогда не говорили о прошлом. О нарядах вот бывало. О глупостях, которые порой в газетах пишут, о… погоде, урожае или о том, что снова рыбой воняет сильнее обычного. Но не о прошлом.
– Он мне почти как… брат. Наверное. – Она обняла себя. – Но карты молчат. И… ты только не спеши, ладно?
– Не буду.
– И не стреляй. Он… он скорее даст себя убить. Он и сам бы, но он дал мне слово. И сдержит, потому что принципиальный. А вот подставиться – милое дело. С радостью. Был бы случай удобный.
Дурак.
И… мы все не лучше.
– Обещаю, – тихо сказала я.
– А еще, если встретишь, скажи, что я не соврала тогда. И сейчас не буду. Я сделала расклад. И карты показали перемены к лучшему. Какое-то событие. Очень важное. И светлое. А еще испытание. И если он вздумает его провалить, я и на том свете найду.
Девочка приподнялась и ткнула мордой в Софьины колени.
– Знаешь, – я прикинула, – я ее тут пока оставлю.
Что неразумно.
И Бекшееву обещала, что вдвоем пойдем. Но…
– Нет, – Софья покачала головой. – Я… хочу кое-что попробовать.
– Опасное?
– Возможно. – Она провела пальцем по колоде. – Но если получится… все-таки должен же быть толк от провидицы?
Да.
Наверное.
Или нет?
На стол легла карта. И… я узнала ее. Девушку, что лежала на берегу, а сквозь нее прорастали стебли роз.
Опять Покойник.
Будто нам мало.
Глава 32. Десятка жезлов
«Чтобы продлить срок службы шерстяного носка, который часто рвется в валенках, необходимо к нижней его части пришить капроновый подследник или же нижнюю часть капронового чулка».
«Советы по домоводству»
Снаружи зарядил дождь. И небо потемнело. И на бортах заляпанного грязью грузовика появились мелкие крапины, будто шрапнелью побило. Красная глина, смешанная с землей, таяла под этой моросью, оползая под брюхо, где и растекалась по камням.
Я накинула капюшон.
Куртка запасная, купленная в незапамятные времена, но все как-то случая не было надеть. И вот появился. Пахнет от нее шкафом и лавандой, которой Клара перекладывает белье от моли. И все же пылью.
Я чихнула.
Идти недалеко.
Вот свернуть на Малую Рыбацкую и до самого конца, туда, где жались друг к другу неказистые сизые домишки. И можно было спорить, что Ник-Ник снял самый затрапезный.
– Эй, – у забора я сбросила капюшон, – есть кто дома?
Стоило бы в участок заглянуть. Может, там он?
На голос мой где-то вдалеке откликнулась мелкая собачонка. Истошный лай ее подхватили другие, но смолкли, стоило Девочке подать голос.
– Умница. – Я погладила ее.
И что дальше?
Стоять? Или заглянуть? Без приглашения нехорошо, но обстоятельства… А что спросить? Ник-Ник, не ты ли заманиваешь на остров женщин? Чтобы… что? Убить? Но ни одного трупа не нашли. Да и… Да, кровь я нашла. Женскую. И та капля на Мишкиной одежде, тоже кровь и женская.
Но что с того?
А если прав Одинцов? Если те самые пропавшие женщины существовали лишь в воображении Бекшеева?
Но Мишка-то был.
И камни.
Камни, которые он продавал Барскому, а тот в свою очередь кому-то еще? И мог ли этот неизвестный мне «кто-то» решить, что вполне и без Барского справится?
И без Мишки.
Логично?
Не совсем. Зачем тогда убивать? Придушить. Спустить вниз, раз уж там лаз имелся. А уже в тиши и спокойствии выспросить, как оно на самом деле.
Мишка долго не продержался бы.
При вдумчивом допросе долго никто не держится.
Я решительно толкнула калитку. Женщины… Найдем трупы,
