людей. А есть ещё рыба-пила, касатка, они нападают даже на китов!
Но здесь были другие акулы, они подплывали к буйку и тёрлись об него широкими спинами, а потом всплывали повыше и грелись на солнце и подмигивали Тому. Но они ничего не отвечали на его вопросы. Они объелись сельдью и совсем поглупели. Том очень обрадовался, когда проплывавший мимо бриг отпугнул их прочь, – надо тебе сказать, что некоторые акулы ужасно пахнут, так что Тому приходилось зажимать себе нос.
А потом появилось очень красивое существо, такая серебряная лента с острой головкой и длинными зубами. Оно было очень грустным и явно чувствовало себя не очень хорошо. Временами оно беспомощно валилось на бок, потом поворачивалось и плыло дальше, мерцая, как белое пламя, а потом снова замирало.
– Откуда ты? – спросил Том. – Что с тобой?
– Я плыву из тёплых краёв, где на песчаных берегах растут сосны, но я поплыл на север, следуя за изменчивым тёплым течением, пока не наткнулся на холодные айсберги. Эти ледяные горы плывут по океану, я заплутал среди них и весь промёрз. Но дети воды вытащили меня оттуда и помогли мне добраться до тёплых краёв. Теперь я прихожу в себя, но мне всё ещё не по себе, мне грустно. Ах, никогда мне не добраться до дома!
– Значит, ты встречал детей воды? Где же они, далеко отсюда?
– Встречал, они помогли мне и прошлой ночью, а не то меня бы съел большой чёрный дельфин.
Какая досада! Дети воды где-то близко, а он не может их найти!
И вот Том покинул буй и начал вылезать на песок, он бродил по берегу среди камней или забирался по ночам на утёс, среди светящихся водорослей, во время низких октябрьских приливов, и звал детей воды, и плакал, но ни разу ему никто не ответил. Вскоре он совсем похудел от беспокойства и переживаний.
Но как-то раз он нашёл себе товарища по игре. Увы, это был всего лишь омар, но это был замечательный омар – на клешнях его жили ракушки (а это – знак большого достоинства среди омаров), и такого украшения нельзя купить ни за какие деньги, как не купишь за деньги чистую совесть или королевскую награду.
Том никогда ещё не видал омаров, и он думал, что никогда ещё ему не попадалось такое странное, удивительное и нелепое существо. Одна клешня у него была вся в шишках, а вторая в зазубринах. Тому очень нравилось смотреть, как омар вцеплялся в водоросли шишковатой клешнёй и нарезал себе салат зубчатой клешнёй, потом принюхивался к водорослям, как обезьяна, и совал их в рот. А маленькие ракушки, жившие на его конечностях, каждый раз выбрасывали сети и ловили всё, что оставалось от его блюда.
Но больше всего Тома изумляло, как легко омар срывался с места: хлоп – и скачок, как у лягушки. Да, он здорово прыгал что взад, что вперёд. Например, захочется ему попасть в расщелину, до которой десяток ярдов. Что же он делает? Если бы он влезал в неё вперёд головой, то развернуться-то в ней он бы уже не смог. Поэтому он поворачивался к ней хвостом, расправлял по спине усы (в усах его заключено шестое чувство, хотя никто и не знает точно, что это такое), поворачивал глаза назад, а потом – готовьсь, пли! – прыгал прямо в щёлку. После чего выглядывал оттуда, и на его морде было написано: «Ну что, ты так не можешь?»
Том и его спросил про детей воды.
Да, омар их видел, но они его не интересовали. Беспокойные крошечные создания, помогают рыбам и ракушкам, попавшим в беду. Что касается его, то ему, омару, было бы стыдно, если бы он попал в такое положение, где ему должны были бы помогать такие крошки, у них и скорлупы-то нет. Да, и он прожил уже достаточно долго, чтобы уметь самому о себе позаботиться, да!
Надменный омар, что и говорить, и не очень-то вежливо он обращался с Томом. Но он был таким забавным, и Тому так надоело быть одному, что он даже не спорил со своим приятелем. Часто они сидели в какой-нибудь расщелине и подолгу болтали о том о сём.
Примерно тогда и случилось с Томом такое, что он едва было не лишился возможности когда-либо встретить детей воды, – такое странное и важное приключение.
Случилось так, что на том самом берегу как-то раз прогуливалась Элли, та самая девочка в белом, помнишь? А вместе с ней один очень мудрый человек, профессор Оппрсттмлннтиссс.
Они с Элли прогуливались, и профессор показывал ей примерно одно из тысячи прекрасных, увлекательных явлений, которые можно было наблюдать в тот день. Но его уроки Элли не нравились. Ей куда больше нравилось играть с детьми или уж играть в куклы, потому что она могла бы сделать вид, что они живые, и потому она серьёзно ответила:
– Всё это меня не волнует, я не могу тут играть, и никто тут со мной не разговаривает. Если бы в воде водились дети, как в старые времена, я бы обрадовалась.
– Дети – в воде, ну не странно ли?! – удивился профессор.
– Да, я знаю, что раньше в воде водились дети, и русалки, и водяные. Я видела их на картинке дома, там нарисована красавица, она сидит в повозке, которую везут дельфины, а вокруг неё несутся дети, и один из них сидит у неё на коленях. Вокруг плавают морские люди, они веселятся и дуют в большие раковины. Картина называется «Триумф Галатеи», и ещё там видна горящая гора. Картина висит у нас над лестницей, я часто смотрела на неё, когда была ещё совсем маленькой, и она мне часто снилась; она так прекрасна, что должна быть правдивой.
Профессор знал, что, если вещь и прекрасна, это не означает, что она существует в жизни. Он запустил в воду сачок и вытащил… нашего Тома!
Выдернув сачок, он увидел малыша, запутавшегося в ячейках сети, и воскликнул:
– Ах, какая большая голотурия! Да ещё с руками! Наверное, из класса синапта!
И профессор вынул Тома из сачка.
– Ба, да у неё и глаза есть! Наверное, это цефалопод, поразительно!
– Я не цефалопод! – закричал Том во всю мочь: ему не нравилось, когда его обзывали, да ещё и незнакомым словом.
– Но это же дитя воды! – вскричала Элли, и она была права.
– Ерунда, моя милая, –
