плечами Даниэль. — И вы не думайте, что мне это нравилось. Я вообще не люблю с кем-то ругаться.
— Скажите, а в последнее время вы не испытывали стресс? Усталость? Может, у вас были какие-то проблем, которые заставляли вас сильно нервничать?
— Я бы не сказал, что это проблема, но… Было кое-что, от чего устали мы все. Я, Питер и Терренс.
— Да, в конце августа мы закончили давать концерты по всей Америке, — спокойно подтверждает Терренс. — Тогда мы действительно сильно устали, хотя и получили огромное удовольствие.
— Ну что ж… — слегка хмурится Льюис. — Вполне объяснимо… Полагаю, что конфликт спровоцировала также и усталость. Вы видели друг друга каждый день и могли хотеть побыть врозь.
— Да, мы жили вместе все время, что мы были в турне. Отыграем один концерт — садимся в автобус и едем в другой город. Хотя общество друг друга нас никогда не тяготило. Мы с удовольствием проводили время вместе. Только лишь в последние несколько дней до окончания турне Питер был каким-то отстраненным и практически ни с кем не разговаривал.
— А раньше мистер Роуз и мистер Перкинс ссорились?
— Нет, никогда! Ребята разругались лишь тогда, когда Роуз вышел из себя.
— И когда они оказывались в одном помещении с ним, то не могли спокойно работать? Они находили причину поругаться?
— Из-за этого у нас постоянно срывалась работа, и все наши попытки собраться вместе и поработать в студии над песнями, заканчивались уходом, по крайней мере, одного из них. Правда, до драки в моем присутствии дело дошло лишь в самом последнем их конфликте.
— Понятно… Ну… С претензиями Питера мне все более-менее понятно. Но какие претензии были у вас, мистер Перкинс?
— Хотя бы то, что он стал совсем безответственным, — пожимает плечами Даниэль. — Питер наотрез отказывался работать и постоянно просил перенести все на завтра. Немного остыв, я был готов закрыть глаза на оскорбления и атаки с кулаками. Но он опять дал повод обозлиться на него, когда перестал проявлять какое-либо участие в работе группы. Мне казалось, что после тура Питер заболел чем-то вроде звездной болезни и считал, что ему все обязаны, а слава сама придет к нему в руки.
— Кроме того, Питер часто приходил в студию в ужасном состоянии, — добавляет Терренс. — Страдал похмельем после того, как до этого выпивал где-нибудь в баре или клубе.
— Выпивал? — удивляется Льюис.
— Да, и мы считаем, что Роуз выпивал прилично. Не ограничивался одним стаканом. Питер явно напивался в стельку.
— Вот оно что…
— Еще и наш менеджер сильно давил, — признается Даниэль. — Не стеснялся оскорблять и унижать всех троих… Он считал, что мы ничего не делаем и не хотим работать, полагая, что все сделают за нас.
— Хотя мы с Даниэлем были готовы работать, как проклятые, — добавляет Терренс. — Ибо прекрасно понимали, что чтобы чего-то добиться, надо очень многого работать. Все дело было именно в Питере. В его нежелании работать. Из-за него работа стояла на месте.
— Понятно… — Льюис, продолжая хмурится, начинает поглаживать свой подбородок. — Мистер Перкинс, а когда именно вы начали чувствовать себя виноватым перед Питером?
— Ну… — задумчиво произносит Даниэль. — Если честно, когда я не видел его, то немного успокаивался и уже не был таким агрессивным, хотя продолжал злиться на этого человека. Однако когда мне, Питеру и Терренсу пришлось встретиться с нашим менеджером, и я увидел, до чего себя довел этот парень, мои обиды сразу куда-то улетучились, а руки опустились. Он был в настолько ужасном состоянии, что мне стало жалко его. У меня пропало все желание кричать на него и обвинять в том, что он рушит нашу группу. Тогда я и призадумался о том, было ли все это правильно…
— Ладно, а тогда почему вы оба не поддержали его в тот момент? Неужели вы оба тянули до последнего и оставили Питера одного, прекрасно понимая, что с ним что-то не так?
— Да, это наша вина… — виновато склоняет голову Терренс. — Мы признаем это…
— Мы чувствуем себя виноватыми из-за того, что мы не поехали к Питеру домой гораздо раньше, — с сожалением признается Даниэль. — Нам нужно было остаться с ним, даже если бы он стал прогонять нас. Знаем, что нас вряд ли можно назвать хорошими друзьями. Но мы хотим все исправить и дать ему понять, что он может во всем на нас положиться.
— Это было некрасиво с вашей стороны, но я не собираюсь вас осуждать. — Льюис едва заметно улыбается. — Самое главное — вы вовремя вызвали скорую и привезли его сюда. Хотя не могу не сказать, что теперь вы не должны упустить свой шанс. Вы обязаны сделать все возможное, чтобы помочь этому парню. Выслушать его. Поддержать.
— Мы сделаем все возможное, — уверенно обещает Даниэль и переглядывается с Терренсом, который энергично кивает. — Не сомневайтесь.
— Мы с Джессикой тоже не оставим его! — уверенно заявляет Хелен.
— Насчет вас, мисс Маршалл, у меня нет никаких сомнений, — отвечает Льюис и переводит свой взгляд на Хелен, пока Терренс, Даниэль и Джессика начинают смотреть уже на нее. — Думаю, вы так или иначе помогли Питеру прийти в себя и выкарабкаться тогда, когда никто уже не надеялся на это. Вы были рядом с ним все время, когда я разрешил вам приходить к нему в палату.
— Да, и я безумно благодарна вам за предоставленную возможность. Мне было чуточку спокойнее, когда я находилась рядом с Питером и могла поговорить с ним и подержать за руку.
— А ведь я говорил, что он мог чувствовать ваше присутствие. Он определенно слышал ваш голос или чувствовал ваше присутствие и решил вернуться в реальный мир ради вас.
— Не знаю… — задумчиво отвечает Хелен. — Может быть, вы правы…
— Я всегда был сторонником мнения, что люди могут слышать чьи-то голоса, когда находятся без сознания, и идти на их зов.
— Думаю, в этом есть доля правды…
— Да, и вот еще что… — задумчиво говорит Льюис, слегка улыбнувшись Хелен. — Не бойтесь сказать ему то, что вы хотите сказать. У меня нет сомнений в том, что для Питера вы значите очень многое, судя по всему, что рассказали вы и ваши друзья.
— Думайте, он бы понял меня?
— По крайней мере, пусть знает, какого ваше настоящее отношение к нему. А там будь что будет. К сожалению, в этом случае я уже не смогу ничем помочь. Все будет зависеть уже от него самого.
— Кто знает, мистер Тодд… — тихо вздыхает Хелен, с грустью во взгляде обняв себя руками.
— Но давайте все же будем надеяться, что какое-нибудь чудо
