Он нашел номер полицейского участка на Керни–стрит и набрал его.
— У меня угнали машину, — сказал он. — Я оставил ее рядом с тем местом, откуда звоню, а сейчас ее здесь нет.
— Секунду, — ответили в полиции. Раздались оглушительные щелчки, и после нескончаемой паузы тот же голос спросил: — Ваша фамилия?
Джим назвал свою фамилию.
— Это случилось, наверное, меньше часа назад, — сказал он.
И почувствовал свое полное ничтожество.
— Марка и номер.
Он сообщил и эти данные.
— Одну секунду, сэр.
Снова пришлось подождать.
— Ваш автомобиль увез эвакуатор, — сказал служащий полиции. — Он был припаркован на стоянке такси, поступила жалоба из их таксопарка.
— Вот как. И где он сейчас?
— Не знаю. Вам нужно будет сделать запрос завтра утром. Приезжайте к нам на Керни–стрит в пол–одиннадцатого, уладите кое–какие формальности, чтобы вам отдали машину.
— Спасибо, — сказал он и повесил трубку.
Без машины Джим почувствовал себя беспомощным как никогда. Он вышел на тротуар и, дождавшись проезжавшего такси, поднял руку. И вот он снова едет в такси, снова называет водителю адрес Пэт. Джим был уверен, что они непременно объявятся у нее. Может быть, покататься поехали.
Выйдя из такси у ее дома, он увидел влажный блестящий «Додж», одиноко стоявший на месте для парковки у входа.
Он нажал кнопку звонка напротив ее фамилии, но ответа не последовало. Снова ожидание. Через некоторое время кто–то подошел к двери с другой стороны. Из дома вышел грузный мужчина, бросил взгляд на Джима и отправился дальше. Джим успел проскочить в открытую дверь. Здесь постоянно кто–то входит или выходит. Он поднялся по ступенькам на ее этаж.
Дверь в ее квартиру была закрыта, света не было видно. Он постучался. Она не ответила, но он знал, что на этот раз они здесь. Тогда он взялся за ручку. Дверь оказалась незапертой.
— Пэт, — позвал он, входя.
В квартире было темно.
— Я здесь, — услышал он ее голос.
Он прошел в спальню.
— Одна? — резко спросил он, нащупывая лампу.
— Не включай свет. — Она лежала в постели. — Сейчас.
Она поднялась. Джим чувствовал, как она шевелится в темноте.
— Теперь можно, — сказала она, — я хотела накинуть на себя что–нибудь. — Она говорила ленивым, сонным голосом. — Когда ты пришел? Я спала.
— Где Арт? — спросил он, включая свет.
Она, вытянувшись, лежала на кровати. На ней была только комбинация. Рядом на стуле была аккуратно сложена ее одежда. Ее темные густые волосы рассыпались по подушке. Он никогда еще не видел ее такой безмятежной, такой довольной.
Улыбаясь, она сказала:
— Я отправила его домой. Дала денег на такси.
— Ты понимаешь, что разрушила их семью?
— Вовсе нет, — возразила она. — Я думала об этом. Я — девушка, с которой он погулял до свадьбы. Понимаешь? Это то, чего ему не хватало… Ты знаешь, что до Рейчел у него никого не было?
— Я привел тебя к ним, — сказал он, — и ты с ходу сломала жизнь этим детям.
Садясь на кровати, она возразила:
— Ты ошибаешься.
— Тебе хотелось переспать с кем–нибудь, со мной ты не могла. Вот и переспала с ним.
— Дело не только в нем, — сказала Пэт. — Когда я увидела Рейчел, мне захотелось быть с ней. Постарайся понять меня. Я в них обоих влюбилась — и ты тоже. Я увидела ее, и мне захотелось любить ее, целовать, ласкать… Мне захотелось уложить ее в постель и потискать. Но я ведь не могла этого сделать. Но это и неважно, с кем из них. Я рада, что ты меня к ним привел — я наконец–то снова ожила… Ты ведь тоже, разве нет?
— Боже, — простонал он. — Только меня не надо в это впутывать.
— Они наши дети, — сказала она.
Он сел на кровать рядом с ней. В каком–то смысле она права, спорить не было смысла.
— Они связывают нас с тобой, — сказала она, пристально глядя на него.
Руки ее расслабленно лежали вдоль тела. Под комбинацией выделялись не прикрытые лифчиком груди. Они двумя маленькими тенями поднимались и опадали под тканью рубашки. Лицо ее было отмыто, от макияжа не осталось и следа.
— Никак не могу начать доверять тебе и поэтому не могу и вернуться к тебе. Ты ведь тоже не доверяешь мне, правда? Мы друг другу не доверяем… Зато им верим. Ты ведь понимаешь, что это я виновата?
— Понимаю, — сказал он.
— Вот что я хотела сказать. У нас уже годами друг к другу доверия нет. Но их мы полюбили и полностью в них верим. Поэтому и можем к ним пойти. Они — единственные в мире люди, которые нас примут. Думаю, через них мы сможем понять друг друга. С ними мы сможем освободиться… Обрести душевный покой, который нам нужен.
— Довольно убогая рационализация, — прокомментировал он. — Тебе бы следовало содрогаться от рыданий, а не нежиться в постели.
— Мне так хорошо, — сказала она. — Я чувствую близость к тебе. Разве ты не почувствовал, что это ты был со мной? И я была с тобой, а не с кем–то другим. Помнишь, как мы когда–то вместе лежали после этого… Там, в хижине — я помню, мы просто валялись без сил. Все напряжение уходило, наступало полное изнеможение. Я всегда чувствовала себя ближе к тебе после этого, даже больше, чем во время. Для меня сам процесс — это… — Она помолчала. — Только средство. Разве не так? Боже, а в самом начале, до того как я поставила диафрагму… Когда ты надевал эти жуткие штуки… Мы были так далеки друг от друга. И только потом мы научились быть вместе, чтобы после вот так просто лежать себе.
— Я помню твои слова.
— Про что? Ах, да. Про эти твои штуки.
— Пока мы не поняли, что нам вообще не нужно предохраняться, — сказал он.
— У меня было такое чувство, как будто в меня вводили зеленый садовый резиновый шланг. Я не чувствовала удовлетворения… А ты?
— Не совсем.
— А что теперь? Я снова обманула тебя? Ты так считаешь? — Она схватила его за руку. — Нам придется и дальше сближаться через них… Ты ведь знаешь это, правда? Мы теперь тоже связаны. Мы не можем расстаться.
— Где ты была? — спросил он. — Перед этим. Я заезжал.
— Мы ездили на Твин–Пикс.
— А чего там этим не занялись?
— Если бы нас поймала полиция, меня бы посадили, наверное. Да и противно, в машине–то. Мне хотелось там, где ты провел прошлую ночь.
— У тебя нет сердца, — сказал он.
— Ты не прав, — возразила она. — Вот увидишь. И ты вернешься ко мне с помощью этой девочки… Мы через них заживем.
— А о них ты подумала?
Она внимательно посмотрела на него.
— Для них это будет большим, удивительным событием. Оно уже случилось.
— Каким образом ты пришла к этому выводу?
— Потому что они любят нас, — сказала она. — Они восхищаются нами. Мы те, с кого они берут пример. Мы все соединимся… Все четверо, мы будем одним целым. Мы снова научимся ходить по земле. И сможем обойтись без мелких людишек — Боба Посина и подобных. Правда. Я так люблю тебя, любовь внутри меня, я знаю, что это ты был тут со мной.
— Если и так, я такого не припомню. К тому же в означенное время я был в другом месте.
— Дай мне, пожалуйста, мою одежду.
Он передал ей всю кучу. Все так же лежа и опираясь на подушку, она разыскала нижнее белье и чулки.
— Я буду действовать в том же духе, — сказала она и прижала кипу одежды обеими руками к груди. — Я не сдаюсь ради спасения нас обоих. Сегодня ночью я нашла то, что нам нужно. Ты прекрасно знал это, иначе не привел бы меня к ним.
— И совершил ошибку, — сказал он, — ужасную ошибку, черт возьми.
— Ты знаешь, что я права.
— Ты соблазнила парня и теперь просто сотрясаешь воздух, оправдаться хочешь.
— Ну… может быть.
Сев на постели, она нагнулась, через голову стащила с себя комбинацию и, обнаженная, встала. Ее белоснежная, шелковистая плоть быстро скрылась под нижним бельем, и вот она уже застегивала платье.
— Если бы все это было неправильно, — сказала она, стряхивая волосы с глаз, — я бы чувствовала себя по–другому. А так мне идеально хорошо.
— Зеленый садовый шланг, — проговорил он.
— Что? Это ты на свой счет? — Встав на цыпочки, она поцеловала его в губы. — Нет, ты — безупречен. У меня было все, чего я хотела, все, на что могла надеяться.
— Мальчишка.
— Мальчишка был тобой, — сказала она. — Он и сейчас — ты.
— С девочкой ничего не случится?
Стоя у комода с зеркалом, опустив голову и подняв обе руки, она расчесывала щеткой волосы.
— Ни с ним, ни с ней ничего не случится. И с нами тоже. Мы теперь вместе, мы не опасны для них… Разве не так? В чем опасность? Я у него что–нибудь отняла? Ты что–нибудь отнял у нее?
— Нет, — сказал он, — и не собираюсь.
Она перестала расчесывать волосы.
— Джим, если это не исцелит нас, то ничто больше не поможет. Понимаешь? Тебе это ясно?
— Мне ясно, — ответил он. — Ты еще немного порезвишься, разрушишь этим ребятам семью, исковеркаешь жизнь, потом наиграешься и заявишь, что выходишь замуж за Боба Посина.
