— Я схожу с тобой. Хорошо?
Выйдя с ней из кухни, он сказал Рейчел и Джиму:
— Мы прогуляемся до угла. Мы н–н–ненадолго.
— Куда? — спросил Джим, обращаясь не к нему, а к Пэт.
— Не твое дело, — ответила Пэт.
Остановившись, она поцеловала и его. Вид у нее теперь был веселый.
— Туфли надень, — сказал Джим.
Опершись рукой о стену, она согнула ногу, приподняла ступню и нацепила туфлю на высоком каблуке. Проделав то же самое с другой туфлей, она сказала:
— Обрати внимание, я за все плачу.
— Надеюсь, что так, — ответил Джим. — И завтра утром пару раз придется заплатить. Кто будет отпаивать тебя томатным соком?
— Пошли, — сказала Пэт Арту. — Где мое пальто?
Он нашел ее пальто. Наверное, нужно как–то помочь ей одеться. Рейчел и Джим смотрели на него. Просто приподнять и подержать, пока она не засунет руки в рукава? Она положила конец его колебаниям, взяв у него пальто, и открыла дверь на улицу.
— До свидания, — сказала она. — Мы недолго.
Арт бросил жене:
— Скоро вернемся.
— Возьми картофельных чипсов и этих штучек с сыром, — попросила Рейчел.
— Хорошо, — пообещал он и закрыл дверь за собой и Пэт. — Осторожно, — сказал он ей.
Они сразу же оказались в кромешной тьме. Ему хотелось взять ее за руку, но он боялся. Он не понимал, что происходит — не мог поверить, и поэтому просто поднимался радом с ней по ступенькам к бетонной дорожке.
— Ну и т–т–темень, — произнес он. — Странно, я видел вас на радиостанции, но ни разу даже не заговорил с вами. Мы туда тыщу раз с ребятами ходили. Часам к четырем. «Клуб 17» мы постоянно слушали. К Джиму Брискину подходили поговорить. Он ведь сейчас не работает? А что у него, отпуск?
Женщина, шедшая рядом с ним, не промолвила ни слова. У калитки она остановилась, чтобы он отворил. Раздался скрежет, Пэт вышла первой. Ночной ветер развевал ее длинные распущенные волосы. Он подумал, что никогда в жизни не дотрагивался до таких. Шла она куда медленнее, чем ходила Рейчел, но она ведь сама сказала, что много выпила. Выйдя на тротуар, она укуталась в пальто и, казалось, забыла о присутствии Арта. Она глядела на вывески магазинов, на бары, на двери домов.
— Холодно, — сказал он. — Для июля. Это из–за тумана.
В воздухе висело плотное марево. Уличные фонари были обрамлены расплывчатыми желтыми кольцами. Шум автомобилей стих, приглушенно, словно издалека, звучали шаги прохожих. Силуэты прохожих были едва различимы.
— Ты хочешь ребенка? — спросила Пэт.
— Хочу, конечно.
— Малыш привяжет вас друг к другу. Без детей вы не семья, вы просто пара. Тебе небось все в один голос твердят, что не надо ребенка. Вот бы у нас были дети. Может быть, мы бы тогда не разошлись.
— Вы были замужем?
— Да, за Джимом.
— Вот как, — удивился он.
— Сколько лет вы были знакомы до того, как поженились? Если бы я рассказала тебе, как познакомилась с Джимом, ты бы не поверил. Мы поехали на север по побережью, назюзюкались и легли спать вместе, вот и все. Мы провели там, на Русской реке, неделю — шесть дней — пили, спали… Гуляли босиком по Гернвилю. Купались. Ты был там когда–нибудь?
Ему удалось выдавить:
— Ну да, бывал. Мы туда по пятницам вечерами выезжали, толпой. Н–н–на выходные оставались.
— Ты с Рейчел ездил?
— Нет, — сказал он, — но с ней мы один раз в Рино ездили.
— Тебе нравится поразвлечься?
— Ну да, — сказал он. — Мы раньше часто в кегельбан ходили. И в «Старую перечницу». А она в п–п–покер играть любит. И танцевать. Танцует она классно. А еще мы по музыкальным магазинам много ходили. И на автомобильные гонки… Как–то в Пеббл–Бич на гонки поехали. Ездили, пока машина была. Потом сломалась, и мы ее продали.
— Так у вас нет машины?
— Нет. Я тут выпрашивал у Нэта, брата моего — у него магазин подержанных автомобилей на Ван–Несс, чтоб он мне на время дал, а он не дает.
— А другие девушки до нее у тебя были?
— Нет, — сказал он.
— Тогда она именно твоя девушка. Как в кино. Девочка, с которой ты рос. Твоя единственная. — Она говорила, держа руки в карманах. — Как ты думаешь, для каждого парня есть вот такая единственная девушка? Ты веришь в это?
— Не знаю, — сказал он.
— Многие верят.
— Может, и так, — неуверенно сказал он.
Она протянула руку и взъерошила ему волосы.
— А ты знаешь, что ты хорош собой? Ты так молод… И у тебя есть твоя единственная. Готова поспорить, что ты до сих пор встречаешься со своими школьными друзьями.
— В общем, да, — сказал он.
Справа уже был винный магазин, и Пэт вошла в него.
— Верни мне деньги, — попросила она, когда они остановились у прилавка.
— Что берем? — спросил лысый, средних лет продавец с вялой улыбкой, обнажившей вставные зубы.
— Бутылку «Хайрама Уокерса», — сказала Пэт.
Она забрала у Арта долларовые бумажки и заплатила за виски.
— Доброй ночи, друзья, — пожелал продавец им вслед.
Звякнул кассовый аппарат.
— Кем ты собираешься стать? — спросила Пэт, когда они шли обратно. — Когда будешь старым и сломленным, как мы с Джимом.
— Т–т–типографом, — ответил он. — Слушайте, когда мы придем домой, хотите посмотреть макет нашего фантастического журнала? «Фантасмагория» называется. Ферд Хайнке у нас председатель клуба любителей фантастики. «Существа с планеты Земля» называется.
Она рассмеялась.
— Боже.
— Мы его на «Мультилите»[68] печатаем… У нас есть фотографии членов клуба, рисунки. Вы рисовать умеете? М–м–может, сделали бы какую–нибудь иллюстрацию для журнала? — Он изо всех сил ухватился за этот лучик надежды. — Что скажете?
— Я плохая рисовальщица, — сказала Пэт. — В колледже была у нас пара курсов по искусству. — Она говорила безучастным голосом. — Не жди от меня ничего, Арт. Посмотри, что я сделала с Джимом. Я не умею давать. Все, что мне было нужно, — это брать. Тут моя вина. Я все прекрасно понимаю, но до сих пор не могу ничего ему дать. Даже если стараюсь, не получается. Вот недавно ночью я хотела… — Она осеклась. — Арт, тебе никогда не отказывала женщина? Предполагается, что женщины должны так поступать. Во всяком случае, некоторые. Я себя к таким никогда не относила. Просто в этот раз я не могла. Может быть, я все еще была обижена. Мне хотелось его наказать. А может быть, я вообще утратила способность кому–то что–то дать. Вот и Бобу Посину ничего не досталось. Джиму я наврала про Боба, но это только чтобы задеть его.
Она остановилась.
— Вот моя машина, — показала она. — Как она тебе?
Подойдя к краю тротуара, он увидел новый «Додж».
— Неплохая, — сказал он. — Хрома многовато, но в–в–вообще агрегат ничего.
— Ты водишь? — спросила она.
— Вожу.
Она вытащила из кармана пальто ключи от машины.
— Вот. Открой дверцу.
Он в смятении открыл дверь машины. Пэт знаком пригласила его сесть, и он втиснулся за руль.
— Куда ты едешь, чтобы прокатить девушку? — спросила она.
— На Твин–Пикс[69], — сказал он. — Наверное.
Его начинало потряхивать.
Она захлопнула дверцу со своей стороны.
— Отвези меня туда. Можно? Не могу я обратно. Он ждет меня, а я не могу. Видит бог: хочу, но не могу.
На склоне холма стояли машины — в основном на обочине или у самой ограды. В них кто–то медленно и громоздко ворочался. Внизу под дорогой переливались складывавшиеся в узоры огни домов и улиц Сан–Франциско. Целое поле огней — насколько видел глаз. Среди огней плыл туман, тут и там заслоняя их. Слышно было лишь, как вдалеке работали двигатели автомобилей.
— Сюда? — спросил Арт. — Да?
Он съехал с дороги на грунтовую площадку. По капоту царапнули ветки деревьев. Он погасил фары.
— Выключи двигатель, — попросила Пэт.
Он повиновался.
Она открыла сумочку и достала пачку сигарет. Он нашел спички и дал ей прикурить. Спичка тряслась, и Пэт подержала его руку.
— Что с тобой? — спросила она.
— Н–н–ничего.
Выпуская дым через ноздри, она сказала:
— Здесь так спокойно. Я десять лет сюда не поднималась. С тех пор, как была такой же юной, как ты. Знаешь, где прошло мое детство? Недалеко от Стинсон–Бича.
— Там классно, — сказал он.
— Мы тогда часто купаться ездили. Ты любишь купаться?
— Конечно, — сказал он.
— С тобой все нормально? — Она протянула ему пакет с бутылкой. — Не откроешь? Штопор за приборной доской.
Повозившись, он открыл бутылку.
— Я не должна этого делать, — сказала Пэт, взяв бутылку. — Знаю, что это нехорошо, но мне нужно что–то сделать, я так больше не могу. Как ты думаешь, он простит мне?
Порывшись в бардачке, она нашла пластмассовую чашку без ручки.
— Боже, — воскликнула она. — В ней старые «Бэнд–эйды»[70] до сих пор.
