А затем он представил мертвое тело своего отца с надетыми на руки перчатками и синеватые ногти своей шеллан.
— С этим нужно разобраться, — объявил он.
Торчер кивнул.
— Братство найдет и казнит…
— Нет.
Оба Брата впились в него взглядами.
— Они покусились на мою кровь. В ответ я пролью их — собственноручно.
Лица обоих тренированных и обученных воинов ничего не выражали… и он знал, о чем те подумали. Но это ничего не значило. Он должен отомстить за свой род и свою возлюбленную.
Роф выдвинул маленькую, грубую скамью, стоящую под столом. Присел и наклонился над котелком.
— Агони, иди и возноси хвалу жизненной силе моей жены. Убедись, что новость о том, что моя жена выжила, распространилась далеко. Торчер, останься здесь, со мной, будем ждать возвращения убийц. Как только они услышат новость, то снова придут сюда, чтобы повторить попытку… а я их поприветствую.
— Мой господин, могу я предложить вам услуги иного характера? — Агони посмотрел на своего Брата. — Позвольте сопроводить вас обратно, к вашей супруге, и самим позаботиться о тех, кто сюда придет.
Роф скрестил руки на груди и прислонился к стене.
— Забери с собой факел.
Глава 41
Бэт нужно было взять себя в руки и просто посмотреть в зеркало.
Хотя она пребывала в совершенно незнакомом состоянии истощения, она просто должна была выбраться из кровати и на ноющих ногах пересечь ковер, взяв прицел на лампу у раковин в ванной. И в это время ее тело представляло собой весьма странное сочетание больных, напряженных мускулов и жидких, желеобразных внутренних органов… а ее мозги, очевидно, были солидарны с последними: она не могла удержать в голове ни одной мысли, отрывки предыдущего дня и ночи маячили на переднем плане, но не могли оформиться в связную мысль.
Увидев свое отражение, она в ужасе отшатнулась: она словно превратилась в призрака… и не просто потому, что была бледной. Хотя она была выжата, как лимон, ее кожа светилась изнутри, словно после профессионального макияжа в «Сефоре». Черт, даже волосам самое место в рекламе «Пантин».
Нет, на призрачность намекала лишь ее ночнушка от «Ланс»: фланелевая, размером с цирковой шатер, бледная бело-голубая ткань окружала ее облаком и топорщилась везде, где только можно.
Это напомнило ей фильм «Битлджус». Джину Дэвис и менее злого, с меньшим ИМТ Алека Болдуина, застрявшего в загробной жизни, слоняющегося по дому в мешковатой простыне, такого же страшного, как и Каспер.
Посмотрев вниз, она наклонилась и подняла обезболивающий набор, который так и не использовала по назначению. Застегнув его, она убрала футляр туда, где его нашла — на столик между двумя раковинами.
Боже, может дело в последствиях, или же в тех гормонах, что все еще будоражили ее кровь, но пережитое казалось сном, воспоминание было таким же смутным, насколько выворачивающим и ярким был опыт.
Но она четко помнила все, что было до жажды. Как пациент, чьи симптомы не увязывались между собой, пока не пришел сам диагноз… она думала о прошлых четырех месяцах… желании завести ребенка, перепадах в настроении, постоянном голоде, прибавке в весе. ПМС в стиле вампиров.
Она уже давно встала на «путь к фертильности». Просто не сопоставила все симптомы…
Сосредоточившись на зеркале, она наклонилась поближе к поверхности. Не-а, черты лица не изменились. Ей просто показалось.
Также было с ее превращением.
Роф помог ей пережить и это. Забавно, как и с жаждой, перед превращением она тоже чувствовала странные перемены: беспокойство, повышенный аппетит, головные боли от пребывания на солнце.
Она гадала, испытает ли она такой же шок, узнав о своей беременности, какой почувствовала, когда выяснила о своей вампирской природе.
Положив руку на живот, она подумала… что, скорее всего, так и будет.
Неожиданно для себя Бэт вспомнила, как очнулась после превращения. Первым делом она заглянула в ванную. По крайней мере, из внешних признаков в тот раз она обзавелась только клыками. Сейчас все изменения будут происходить изнутри.
По крайней мере, ее живот был еще слегка вздутым. Хотя, скорее всего, виноват вес, который она набрала на диете Брейерса.
Или она могла быть беременна. Ну, вот прямо сейчас.
Она представила парня из рекламы AT&A «Бесконечность умножить на бесконечность», понимая, что пусть и Роф обслужил ее во время жажды, будет сумасшествием с ее стороны считать, что он как по волшебству сделает крутой поворот на сто-восемьдесят и внезапно воспылает желанием завести детей.
Опять, это если она беременна.
Встретив собственный взгляд в отражении, она гадала, какой механизм, черт возьми, запустила в движение. В жизни были вещи, которые невозможно исправить.
Это не одна из них…
Желудок издал такой звук, будто ее сердце провалилось до таза. Посмотрев вниз, она пробормотала:
— Ладно, двигаемся вперед.
Пока ее ЖКТ переваривал еду, которой она заправилась, Бэт вернулась к кровати.
Но в итоге не легла на нее.
Вместо этого, она подошла к шкафу, натянула синий халат и надела на ноги в носках розовые угги, которые Марисса в качестве шутки подарила всем женщинам в доме.
Покои Первой Семьи были такими роскошными, что она не любила подолгу смотреть или раздумывать об их декоре, и, как всегда, с облегчением их покинула. Да, да, конечно, место было довольно милым… для султана. Ради всего святого, это словно пытаться заснуть в пещере Али-Бабы, на стенах и потолке сверкали драгоценные камни… причем, далеко не фальшивые.
И нет, она никогда не привыкнет к золотому унитазу.
Чистый абсурд…
Срань Господня, подумала она, закрыв позади себя непроницаемую дверь. Как можно вырастить ребенка в такой обстановке?
Ребенка хотя бы наполовину нормального.
Спускаясь на второй этаж, Бэт осознала, что упустила еще один нюанс о детях: она так зациклилась на желании забеременеть, что не подумала, как воспитывать детей в подобных условиях.
Их малыш будет принцем или принцессой. Следующим наследником престола.
О, и, кстати, как рассказать ребенку, что его отцу стрелял в горло кто-то, возжелавший корону?
Боже, почему она раньше не подумала обо всем этом?
Выйдя с лестничной площадки, она направилась в кабинет Рофа, слыша приглушенные голоса из фойе.
Она немного удивилась, не обнаружив его за столом и решила, что именно Фритц принес ей еду, потому что ее хеллрена завалила гора работы.
Зайдя в комнату, она посмотрела на огромный деревянный трон и прищурилась, пытаясь представить на нем своего сына… или дочь. Потому что нахрен Древнее Право: если у них родится девочка, Бэт лично убедится, чтобы ее муж изменил правила.
Если Британия позволила себе королеву на троне, смогут и вампиры.
Боже… она серьезно об этом думала?
Потирая виски, она понимала, что все это — вершина айсберга, с которым столкнулся Роф… а она, тем временем, думает об игрушках, наслаждается внутренними дебатами по выбору тряпочных подгузников или Памперсов, видеомониторинга и ее отношению к новым коляскам от «Поттери Барн». Груднички и детские вещи. То, над чем ломали головы Белла и Зи, их покупка, использование.
Она совсем не думала о том, как воспитывать детей вплоть до совершеннолетия. А ведь именно это так волновало Рофа.
Внезапно и четко как никогда она осознала давление, которое передавалось по наследству вместе с тем резным троном: хотя она была непосредственным свидетелем, истинное бремя никогда не было видно так ясно, как сейчас… когда она представила своего ребенка там, где каждую ночь сидел ее супруг.
Она в спешке покинула комнату.
Роф мог быть в двух местах… в тренажерном зале или в бильярдной комнате.
Минутку, в бильярдной точно никого не могло быть.
Блин, ну и беспорядок.
Поправив ночнушку и халат, она побежала по ступенькам… но из-за тряски внутренних органов, ее затошнило, и пришлось замедлиться.
Она пересекла мозаичную яблоню, решив, что спросит о тех, кто был в столовой…
И застыла в арочном проеме.
Несмотря на то, что до трапезы было далеко, за столом собрались все домочадцы… произошло что-то ужасное: ее семья напоминала коллекцию статуй из музея Мадам Тюссо, они безжизненно сидели на стульях, лица те же, но выражения на них совершенно ненормальные.
И все взгляды были обращены на нее.
Когда Роф поднял голову и посмотрел в ее сторону, Бэт показалось, что она снова прошла через превращение и как в тот раз, поднявшись из подвала дома ее отца, зашла в столовую и обнаружила там Братьев. Разница в том, что тогда все в комнате сильно удивились.
