— На что яснѣй, кто ихъ всѣхъ такъ взбудоражилъ, сказала она;- я бѣдная служанка, но и мнѣ, скажу вамъ, стыдно за васъ.
И эта ушла, хлопнувъ за собой дверью. Я осталась одна въ комнатѣ. Всѣми униженная, всѣми покинутая, я осталась одна-одинехонька.
Нужно ли прибавлять что-нибудь къ этому простому изложенію фактовъ, къ этой трогательной картинѣ христіанки, гонимой свѣтомъ? Нѣтъ! Мой дневникъ напоминаетъ, что здѣсь оканчивается еще одна изъ разрозненныхъ страницъ моей жизни. Съ этого дня я уже не видала болѣе Рахили Вериндеръ. Я простила ей во время самой обиды. Съ тѣхъ поръ она пользовалась моими молитвенными желаніями ей всякаго блага. И въ довершеніе платы добромъ за зло, — она получитъ въ наслѣдство, когда я умру, жизнеописаніе, переписку и труды миссъ Джонъ Анны Стемперъ.
Разказъ 2-й, доставленный Матвѣемъ Броффомъ, адвокатомъ изъ Грейзъ-Иннъ-Сквера
I
Послѣ того какъ доблестный другъ мой, миссъ Клакъ, покинула перо, я беру его, въ свою очередь, во двумъ причинамъ.
Вопервыхъ, я въ состояніи пролить необходимый свѣтъ на нѣкоторыя интересныя обстоятельства, до сихъ поръ остававшіяся въ тѣни. Миссъ Вериндеръ имѣла тайныя основанія нарушить данное слово, и я зналъ ихъ вполнѣ. Мистеръ Годфрей Абльвайтъ также имѣлъ тайныя основанія отказаться отъ всякихъ правъ на полученіе руки очаровательной кузины, и я развѣдалъ въ чемъ дѣло. Вовторыхъ, ужь не знаю къ счастію или къ несчастію, въ описываемое мною время я былъ лично замѣшавъ въ тайну индѣйскаго алмаза. Я имѣлъ честь принимать въ моей собственной конторѣ восточнаго иноземца, который отличался утонченностію своего обращенія и безспорно былъ никто иной, какъ самъ начальникъ трехъ Индѣйцевъ. Прибавьте къ этому, что на другой день, встрѣтивъ знаменитаго путешественника, мистера Мортвета, я имѣлъ съ нимъ разговоръ по предмету Луннаго камня, весьма важный относительно дальнѣйшихъ событій. Вотъ изложеніе моихъ правъ на то мѣсто, которое занято мною на этихъ страницахъ. Разъясненіе истиннаго значенія размолвки предшествовало остальному въ хронологическомъ порядкѣ, а потому и въ настоящемъ разказѣ должно появиться на первомъ мѣстѣ. Оглядываясь назадъ, вдоль по всей цѣпи событій изъ конца въ конецъ, я нахожу нужнымъ, какъ бы то ни казалось страннымъ, начать сценой у постели моего превосходнаго довѣрителя и друга, покойнаго сэръ-Джона Вериндеръ. Въ сэръ-Джонѣ была своя доля, и пожалуй довольно значительная доля, самыхъ невинныхъ и милыхъ слабостей, свойственныхъ человѣческому роду. Надо упомянуть объ одной изъ нихъ, относящейся къ предмету этого разказа, именно о непобѣдимомъ отвращеніи его отъ прямаго взгляда на свою обязанность составить завѣщаніе, пока еще пользовался обычнымъ, добрымъ здоровьемъ. Леди Вериндеръ употребляла все свое вліяніе, чтобы пробудить въ немъ сознаніе долга относительно этого дѣла; я пускалъ въ ходъ все свое вліяніе. Онъ признавалъ справедливость нашихъ взглядовъ, но не шелъ далѣе ни шагу, до тѣхъ поръ пока не овладѣла имъ болѣзнь, которая въ послѣдствіи свела его въ могилу. Тогда-то наконецъ послали за мной, чтобы довѣритель мой могъ передать мнѣ свои распоряженія относительно завѣщанія. Оказалось, что проще этихъ распоряженій мнѣ еще не приходилось выслушивать въ теченіи всего моего поприща. Войдя въ комнату, я засталъ сэръ-Джона дремлющимъ. Увидавъ меня, онъ окончательно пробудился.
— Какъ поживаете, мистеръ Броффъ? сказалъ онъ. — Я не долго задержу васъ. А потомъ опять засну.
Онъ смотрѣлъ съ большимъ любопытствомъ, пока я собиралъ перья, чернила и бумагу.
— Готовы? спросилъ онъ.
Я поклонился, обмакнулъ перо и ждалъ распоряженій.
— Завѣщаю все моей женѣ, оказалъ сэръ-Джонь. — Конецъ! онъ повернулся на другой бокъ о готовился заснуть сызнова. Я долженъ былъ обезпокоить его.
— Слѣдуетъ ли мнѣ понять это такъ, спросилъ я, — что вы оставляете все, чѣмъ владѣете до кончины, всю свою собственность, всякаго рода, по всѣмъ описямъ, безусловно леди Вериндеръ?
— Да, оказалъ сэръ-Джонъ, — только я кратче выражаюсь. Отчего бы вамъ не выразиться также кратко и не дать мнѣ уснуть? Все моей женѣ. Вотъ мое завѣщаніе.
Собственность его находилась въ полномъ его распоряженіи и была двухъ родовъ. Собственность въ земляхъ (я намѣренно воздерживаюсь отъ употребленія юридическихъ выраженій) и собственность въ деньгахъ.
Въ большинствѣ случаевъ я, вѣроятно, счелъ бы своимъ долгомъ потребовать отъ довѣрителя пересмотра завѣщанія. Въ дѣлѣ же сэрь-Джона, я звалъ, что леди Вериндеръ не только достойна неограниченнаго довѣрія, возлагаемаго на нее мужемъ (его достойна всякая добрая жена), но и способна какъ слѣдуетъ воспользоваться этимъ довѣріемъ (чего не въ силахъ сдѣлать и одна изъ тысячи, насколько я знаю прекрасный полъ). Десять минутъ спустя завѣщаніе сэръ-Джона было написано и скрѣплено его подписью, а самъ добрякъ сэръ-Джонъ принялся за прерванный отдыхъ.
Леди Вериндеръ вполнѣ оправдала довѣріе, которымъ облекъ ее мужъ. На первыхъ же дняхъ своего вдовства послала за мной и составила свое завѣщаніе. Она такъ глубоко о разумно понимала свое положеніе, что въ моихъ совѣтахъ не оказывалось на малѣйшей надобности. Вся моя обязанность ограничивалась облеченіемъ ея распоряженій въ надлежащую законную форму.
Не прошло двухъ недѣль съ тѣхъ поръ какъ сэръ-Джонъ сошелъ въ могилу, будущность его дочери была уже обезпечена съ величайшею мудростію и любовію.
Завѣщаніе хранилось въ несгараемомъ шкапѣ моей конторы столько лѣтъ, что мнѣ лѣнь ихъ пересчитывать. Лишь лѣтомъ 1848 года представился случай взглянуть въ него, при обстоятельствахъ весьма печальныхъ.
Около вышеупомянутаго времени доктора произнесли бѣдной леди Вериндеръ буквально смертный приговоръ. Мнѣ первому сообщила она о своемъ положеніи и нетерпѣливо желала пересмотрѣть вмѣстѣ со мной свое завѣщаніе.
Что касалось ея дочери, то лучшихъ распоряженій невозможно было бы и придумать. Но ея намѣренія относительно нѣкоторыхъ мелкихъ наслѣдствъ, завѣщаемыхъ разнымъ родственникамъ, въ теченіе времени поизмѣнились, и возникла надобность прибавить къ подлинному документу три-четыре дополненія. Опасаясь внезапнаго случая, я тотчасъ же исполнилъ это и получилъ позволеніе миледи переписать ея послѣднія распоряженія въ новое завѣщаніе. Я имѣлъ въ виду обойдти нѣкоторыя неизбѣжныя неточности и повторенія, которыя теперь обезображивали подлинный документъ и, правду сказать, непріятно коробили свойственное моему званію чувство внѣшней форменности. Скрѣпу этого вторичнаго завѣщанія описала миссъ Клакъ, любезно согласившаяся засвидѣтельствовать его. Въ отношеніи денежныхъ интересовъ Рахили Вериндеръ, оно было слово въ слово точнымъ спискомъ съ перваго завѣщанія. Единственныя перемѣны въ немъ ограничивались назначеніемъ опекуна и нѣсколькими оговорками относительно этого назначенія, включенными по моему совѣту. По смерти леди Вериндеръ, завѣщаніе перешло въ рука моего проктора для обычнаго, какъ говорится, «заявленія». Недѣли три спустя, насколько могу припомнить, дошли до меня первые слуха о какой-то необычной подземной интригѣ. Я случайно зашелъ въ контору моего пріятеля проктора и замѣтилъ, что онъ принимаетъ меня съ видомъ большей внимательности, нежели обыкновенно.
— А я имѣю сообщить вамъ кое-что новенькое, сказалъ онъ:- какъ бы вы думали, что я слышалъ сегодня утромъ въ Докторсъ-Коммонсѣ? Завѣщаніе леди Вериндеръ было уже затребовано на просмотръ и наведена справка!
Въ самомъ дѣлѣ нѣчто новенькое! Въ завѣщаніи не было ровно ничего спорнаго, и я не могъ придумать, кому бы это пришла хоть малѣйшая нужда наводить справки. (Быть можетъ, я поступлю недурно, объяснивъ здѣсь, — на пользу тѣхъ немногихъ, кто еще не знаеть этого, — что законъ позволяетъ всѣмъ, кому угодно, наводить справки по всѣмъ завѣщаніямъ въ Докторсъ-Коммовсѣ, съ платой одного шиллинга.)
— Слышали вы, кто именно требовалъ завѣщаніе? спросилъ я.
— Да; писарь, не колеблясь, передалъ это мнѣ. Требовалъ его мистеръ Смоллей, — фирмы Скаппъ и Смоллей. Завѣщаніе не успѣли еще переписать въ главный реестръ, поэтому не оставалось ничего болѣе, какъ отступать отъ обычныхъ правилъ и дать просителю на просмотръ подлинный документъ. Онъ просмотрѣлъ его весьма тщательно и сдѣлалъ изъ него выписку въ свой бумажникъ. Можете вы догадываться, зачѣмъ бы кто понадобилось ему?
Я отрицательно покачалъ годовой.
— Развѣдаю, отвѣтилъ я, — и дня не пройдетъ какъ развѣдаю.
Затѣмъ я тотчасъ же вернулся къ себѣ въ контору.
Еслибы въ этомъ необъяснимомъ просмотрѣ завѣщанія покойной довѣрительницы моей была замѣшана какая-нибудь иная адвокатская фирма, я, пожалуй, встрѣтилъ бы нѣкоторыя затрудненія относительно необходимыхъ развѣдокъ. Но у Скаппа и Смолдея я имѣлъ руку, значительно облегчавшую мнѣ ходы въ этомъ дѣлѣ. Мои письмоводитель (большой дѣлецъ и превосходный человѣкъ) былъ родной братъ мистера Смоллея, а благодаря такого рода косвенной связи со мной, Скаппъ и Смоллей въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ подбирали крохи, падавшія съ моего стола, въ видѣ различныхъ дѣлъ, поступавшихъ ко мнѣ въ контору, на которыя я, по разнымъ причинамъ, не считалъ нужнымъ тратить время. Такимъ образомъ мое покровительство имѣло нѣкоторое значеніе для этой фирмы. Теперь я намѣревался, въ случаѣ надобности, напомнить имъ объ этомъ покровительствѣ.
