Лия даже уронила кисточку. Подобных ошибок она не делала еще никогда и теперь закрыла лицо руками. Фридрих отошел от верстака и ласково обнял жену.
– Ничего страшного. Протру песочком, приглажу шерстью, и она опять станет как новенькая. – Он помог жене встать и крепко прижал ее к себе. – Ты за последнее время столько всего вытерпела, meine liebe Frau[51]. Немудрено, что у тебя так тяжко на душе.
– Да нет, – покачала головой Лия. – Моя ноша не тяжелее, чем у остальных. Просто я очень сильно напугана. Боюсь за курата, за Рейчел, за Амели, за всех нас.
– Я тоже очень боюсь, – сказал Фридрих и поцеловал ее в темя.
Фридрих все еще обнимал жену, когда дверь мастерской распахнулась и к ним вошел Герхард Шлик.
* * *
Амели поспала после обеда и теперь проснулась. На чердаке было очень темно. Ей не нравилось спать днем, не нравилась и темнота, которую создавали шторы светомаскировки, плотно занавешивавшие маленькое чердачное оконце. Темнота напоминала девочке долгие часы угрюмого сидения в шкафу вместе с Ривкой и тетей Рейчел. А так хотелось просунуть голову под шторы и посмотреть, что делается на дворе!
Но ей нужно было на горшок, ждать дольше она уже не могла. Тетя Рейчел, как всегда, рассердится, если Амели будет ждать слишком долго и намочит матрасик. А когда она сердится – это хуже, чем вставать в темноте и пробираться по расшатанным доскам чердака к лесенке.
Амели не понимала, почему нельзя поставить горшок на чердаке, однако взрослые на этот счет были очень строгими. Как и насчет того, что каждое утро матрас нужно туго-туго сворачивать, а одежду, туфельки, даже книжку с картинками и куклу постоянно прятать в шкафу. Нигде не должно быть и следа пребывания в доме Амели, а также тети Рейчел и Ривки. В любое время, хоть днем, хоть среди ночи, они были готовы к тому, чтобы забиться в шкаф и плотно закрыть дверцу. Девочке казалось, что это такая игра, но игра эта ей не нравилась, а шкаф она просто терпеть не могла.
Правда, когда дверцу шкафа наконец разрешали открыть, старая бабушка неизменно крепко обнимала и целовала Амели. Потом давала ей немного каши с молоком и сидела с ней рядом за столом. Амели очень нравилось разглаживать пальчиком морщинки на бабушкином лице, а особенно приятно было, когда старушка улыбалась. Морщинки у нее тогда светились, словно свечи на рождественской елке.
Молодые женщины иногда тоже улыбались, но чаще выглядели обеспокоенными, и от этого беспокойства постоянно хмурились. Амели никогда не могла понять, почему так происходит. Может, она что-нибудь натворила? Отец обычно сердито хмурился, глядя на нее, и девочку это пугало. Но красивые тети были совсем не похожи на ее отца. Они часто обнимали и ласкали ее, как делала, бывало, мама. А мужчина… Амели всегда становилось весело, когда она думала о нем. Дядя Фридрих непременно улыбался во весь рот, увидев девочку, как будто от ее появления становилось светлее вокруг. Тогда и Амели радовалась тому, что живет на белом свете.
Но обе красивые тети, так сильно похожие друг на друга, уходили из дому надолго, как и дядя Фридрих. Тетя Рейчел, которая жила с Амели на чердаке, много читала, а темноволосая девушка, Ривка, постоянно выглядела печальной.
Когда Амели становилось совсем одиноко, она нередко дотрагивалась пальцем до висевшего на шее медальона. Там внутри была мамина фотография, вот только вспоминать ее лицо было чем дальше, тем труднее.
Амели встала с горшка и засунула его обратно в маленький шкафчик, который стоял в бабушкиной комнате. Потом подбежала к окну и приподняла штору – самую чуточку. Ей стали видны улица, ворота сада и шедшая от них к черному ходу дорожка. Именно по этой дорожке ходили красивые тети, когда возвращались домой.
Солнечный свет заливал дорожку, которая вела к парадной двери с улицы. Ни той, ни другой тети Амели нигде не увидела. Она уже хотела опустить штору, когда заметила, что на улице, как раз перед воротами их дома, резко затормозил большой грузовик.
Амели хорошо знала, что раздвигать занавески ей нельзя, поэтому держала окна зашторенными, заглядывая одним глазом в крошечную щелку. Почему, интересно, с грузовика выпрыгивают солдаты с большими собаками? Таких больших собак девочка еще никогда не видела! Она невольно отодвинулась от окна.
Люди в черных мундирах не нравились Амели. Такие мундиры напоминали ей об отце, а ведь он хмурился и мрачнел, стоило ей приблизиться к нему!
Солдаты, приехавшие на грузовике, были очень похожи на ее отца – высокие, широкоплечие, с суровыми лицами. Девочка присмотрелась, но ветви вяза, густо покрытые листвой, не позволили ей разглядеть лица как следует.
Солдаты россыпью бросились к дому – к парадной двери, торцам, черному ходу. В руках у них были автоматы.
Амели отпустила штору. Страшновато было признаться, что она выглядывала на улицу, но люди в мундирах и с автоматами были для нее гораздо страшнее. Девочка побежала на кухню к бабушке. Однако не успела малышка переступить порог, как от стола к ней бросилась Ривка и потянула Амели за собой в темный шкаф под лестницей.
В ту же минуту девочка увидела и бабушку. Побледнев, та поковыляла к кухонной двери. Рукой она сделала Ривке и Амели знак («сидите тихо!»), и дверца шкафа закрылась. Босыми ногами Амели ощущала, как все вокруг сотрясается от сильных ударов в дверь. Она вспомнила солдат с большими собаками и подумала о бабушке, которая осталась совсем одна. Амели не выдержала и заплакала.
Ривка зажала девочке рот, но Амели укусила ее за руку и заплакала еще сильнее. Тогда Ривка встряхнула малышку, но и это не помогло.
Амели чувствовала, как дрожит дом под градом ударов, и вот это заставило ее затаить дыхание от страха. Сапоги солдат громыхали по всему дому одновременно. Девочка ощущала, как рядом с ней дрожит Ривка. В темноте Амели потянулась к ней, и Ривка рывком втащила ее к себе на колени. Чувствовалось, как отчаянно колотится Ривкино сердце, а по тому, как она обхватила Амели, нетрудно было понять, что девушка напугана происходящим.
Сапоги грохотали по дому довольно долго, несколько раз приближаясь и к шкафу. Амели прикасалась ладонью к стене или дверце и ощущала, как они дрожат.
Через тонкие стенки шкафа просочился запах мочи, хотя Амели знала, что она в этом не виновата. Ривка рукой зажимала ей рот, а Амели была так сильно напугана, что на этот раз даже не пыталась освободиться.
Прошло много времени, прежде чем Ривка убрала руку и отпустила девочку. Но не оттолкнула ее, а прижалась головой к ее спине. Амели ощутила на рубашке Ривкины слезы, почувствовала, как тело девушки содрогается от рыданий. В шкафу было слишком тесно, и Амели не могла повернуться к Ривке, чтобы успокоить ее. Оставалось лишь сидеть тихо-тихо.
Когда Ривка перестала рыдать, Амели положила голову ей на плечо. К двери шкафа никто не подходил, и они обе очень долго сидели без движения. Амели наконец уснула. Ей снилась мама, снилось, как часто она клала голову маме на грудь. Во сне вспоминалось, какая нежная у мамы кожа, как чудесно она пахнет, а еще вспоминалось, как мама плакала, а потом позволяла Амели целовать ее, осушая соленые слезы.
Проснулась Амели все еще у Ривки на коленях. Но сердце у той теперь уже билось медленнее, ровнее. Амели подумала, что девушка, наверное, уснула. Она тяжело вздохнула и дотронулась пальчиком до своего медальона, сделанного в форме сердца. Ей снова хотелось на горшок, и она слабо пошевелилась, попыталась открыть дверцу шкафа.
Ривка мигом проснулась и убрала руку Амели от дверцы. Они сидели и ждали, ждали, ждали.
* * *
Дитрих сразу же собрался и уехал в Мюнхен, но Рейчел он попросил задержаться на несколько часов, чтобы никто не смог увидеть связь между уходом из монастыря каждого из них. Он договорился с монастырским шофером, чтобы тот отвез Рейчел в Обераммергау.
От бакалейной лавки на площади она могла идти, куда захочет. Путь ее лежал мимо мастерской Фридриха, но заходить туда Рейчел, разумеется, не стала. Нельзя обнаруживать какую бы то ни было связь между ними, разве что обстоятельства будут совсем уж безвыходными.
Рейчел размышляла об этом и прикидывала, нужно ли идти к бабушкиному дому окружным путем, как вдруг водитель резко затормозил.
– Что случилось?
– Впереди грузовики.
– Что за грузовики? – Рейчел прилагала усилия к тому, чтобы ее голос звучал естественно.
– Насколько я понимаю, это гестапо. А впрочем, как знать?
Но Рейчел уже увидела на грузовиках номера СС, и сердце у нее болезненно сжалось. Курат Бауэр кого-то выдал под пытками? Бабушку и… Амели? А что ждет Ривку, Лию и Фридриха? Рейчел показалось, что она сейчас упадет в обморок.
Водитель свернул в переулок, не желая проезжать через площадь.
– Не стану я сегодня ничего закупать для аббатства.
– Конечно, конечно, – поддержала его Рейчел. – Можете высадить меня здесь. Я доберусь.
