Я старалась мобилизовать правительства ЕС в поддержку американцев. Мы с президентом Картер считали, что наиболее эффективной мерой может стать противодействие грядущей Московской Олимпиаде. К сожалению, большая часть британской олимпийской команды решила участвовать в играх, сколько мы не пытались убедить спортсменов в обратном. И нашим атлетам было дозволено принимать свои собственные решения. В ООН наш посол Тони Парсонс смог организовать «неприсоединившиеся» страны для осуждения агрессии Советского Союза. В Лондоне 3 января я встретилась с советским послом, чтобы на твердых условиях расширить свой обмен телеграммами с президентом Брежневым.
С этого момента общий тон международных отношений начал меняться, и к лучшему. Трезвый реализм и твердая оборона стали в порядке вещей. СССР совершил фатальный просчет, подготовив площадку для возрождения США при Рональде Рейгане.
Но это было в будущем. Америке еще предстояло пройти сквозь агонию провалившейся попытки спасти иранских заложников. Когда я смотрела телевизионную трансляцию того, как президент Картер объяснял, что произошло, я чувствовала рану Америки как рану Британии; и в каком-то смысле она таковой и была, потому что проявление слабости США было проявлением нашей слабости. Вскоре мне самой представилась возможность продемонстрировать, что мы не дрогнем, когда настанет наш черед иметь дело со своим собственным образцом ближневосточного терроризма.
Впервые я услышала о террористической атаке на иранское посольство на Принц Гейт в среду 30 апреля во время своего посещения ВВС. Несколько стрелков ворвались в посольство Ирана и захватили двадцать заложников, в основном иранский персонал, но был еще один полицейский, который нес свою службу снаружи и двое сотрудников ВВС. Стрелки угрожали взорвать посольство вместе с заложниками, если их требования не будут удовлетворены.
Террористы принадлежали к организации, называвшей себя «Группа мучеников»; они были иранцами, прошедшими тренировку в Ираке и враждебными по отношению к правящему режиму своей страны. Они требовали освобождения иранским правительством 91 заключенного, признания прав иранских диссидентов и специальный самолет, который должен был вывезти их и заложников из Британии. Иранское правительство не намеревалось выполнять эти требования; мы, в свою очередь, не намеревались позволить террористам осуществить свой замысел. Мое намерение заключалось в том, чтобы решить дело миром, не рискуя жизнями заложников.
Вилли Уитлоу, секретарь по внутренним вопросам, возглавил специальное отделение экстренного реагирования в офисе Кабинета. В течение всего кризиса он поддерживал постоянный контакт со мной. В свою очередь, городская полиция поддерживала связь с террористами через специально проложенную телефонную линию. Мы также установили контакт с теми, кто мог оказать влияние на стрелков, которые требовали посла арабской страны в качестве посредника. Иорданцы, которым мы готовы были доверять, отказались принять участие. Мусульманский имам поговорил с террористами, но безрезультатно.
Ситуация усложнилась в воскресенье. Меня рано вызвали обратно из Чекерса, и мы ехали в Лондон, когда следующее сообщение пришло по автомобильному телефону. Жизни заложников теперь находились под угрозой, и Вилли просил моего разрешения послать туда SAS. «Да, входите», – сказала я. Выполненный с невероятным мужеством и профессионализмом, штурм проходил под прицелом множества телекамер. Из 19 заложников, о которых было известно, что они живы на момент штурма, все были спасены. Четверо налетчиков были убиты, один захвачен, никто не скрылся. Я вздохнула с облегчением, узнав, что среди полиции и SAS потерь не было.
Позже я отправилась в казармы, чтобы поздравить наших людей. Меня встретил Питер де ля Бильерре, командир SAS, и потом мы посмотрели, как все происходило, в телевизионных новостях, сопровождавшихся смехом облегчения тех, кто участвовал в операции. Один из них повернулся ко мне и сказал: «Мы не думали, что вы позволите нам сделать это». Куда бы я ни отправилась в последующие несколько дней, я ощущала мощную волну гордости; телеграммы с поздравлениями посыпались из-за рубежа: мы послали сигнал террористам во всем мире, что им не добиться уступок от Британии.
Ближний Восток продолжал занимать мое внимание до конца 1980 г. На Европейском совете в Венеции 12–13 июня главы правительств обсуждали палестино-израильский вопрос. Ключевая проблема заключалась в том, сочтут ли правительства Сообщества PLO «связанным» с ближневосточными мирными переговорами или «участвующим» в них: я была предельно против последнего варианта, пока PLO не отвергали терроризм. Финальное коммюнике подтвердило право всех государств региона, включая Израиль, на существование и безопасность, но также требовало справедливости по отношению ко всем народам, что подразумевало признание права палестинцев на самоопределение. Поэтому, разумеется, оно никого не удовлетворило.
Затем в сентябре 1980 г. Ирак напал на Иран, и мы снова испытывали боль нового кризиса с потенциальными политическими и экономическими последствиями для западных интересов. Саддам Хусейн решил, что хаос в Иране предоставит ему удобную возможность нарушить Алжирское Соглашение 1975 г. по спорным для двух стран видам на пролив Шатт-аль-Араб, и взять его силой.
Я была заинтересована в том, чтобы предотвратить распространение конфликта и втягивание в него богатых нефтью стран Персидского залива, у которых были тесные связи с Британией. Я не разделяла мнения о том, что иранцев легко одолеют. Они были фанатичными бойцами и у них были хорошие военно-воздушные силы, способные атаковать нефтедобывающие сооружения. Я была права: к концу года иракцы были прижаты, и война угрожала стабильности залива и западным транспортировкам. К этому времени мы организовали патруль Армилла, чтобы охранять наши корабли.
Когда я пересматривала международную сцену в то Рождество 1980 г. в Чекерсе, я отметила, что успехи британской международной политики помогли нам преодолеть достаточно сложные проблемы во внутренних, и в частности экономических, вопросах. Вместе с тем я понимала, что и международные дела тоже приходят в норму. Попытка решить проблему вклада Британии в бюджет Сообщества стала первым шагом на пути к реформированию финансов Сообщества. Установление в Родезии законной независимости стало прелюдией к началу решения проблемы Южной Африки. Ответ Запада на вторжение СССР в Афганистан знаменовал фундаментальное переосмысление наших взаимоотношений с коммунистическим блоком. Новый виток нестабильности в заливе в результате нападения Ирака на Иран потребовал много внимания со стороны западных держав к безопасности в регионе. Всем этим вопросам предстояло занять ведущее место в британской внешней политике в грядущие годы.
Глава 16
Не все в порядке, Джек
Перевод Баратов П.Н.
Реструктуризация промышленности и реформа профсоюзов в 1979 – 1980
В послевоенный период британские политики сосредоточились на проблеме роли государства в функционировании экономики. К 1979 г., и, возможно, ранее, оптимизм по поводу благоприятных эффектов государственного вмешательства рассеялся. Это изменение настроений, ради которого я долгое время работала, означало, что многим людям, которые прежде не были сторонниками консерваторов, теперь предстояло как минимум удостоить наш подход своего внимания.
Британские товары будут привлекательными лишь в том случае, если они смогут составить конкуренцию лучшим товарам из других стран, а правда заключалась в том, что часто британские товары были неконкурентоспособны. Это происходило потому, что наша промышленная репутация стабильно разрушалась. А в итоге репутация влияет на реальность. Ничего, кроме изменения самой реальности, не сработает.
Корень промышленной проблемы Британии заключался в низкой производительности. Британские стандарты проживания были ниже, чем у наших основных конкурентов, число хорошо оплачиваемых и достаточно надежных рабочих мест было ниже, поскольку мы производили меньше на душу населения, чем они. Перенасыщение персоналом, результат ограничительных практик профсоюзов, было скрытой формой безработицы. Устаревшие мощности и лишние рабочие места нужно было ликвидировать, чтобы в полной мере воспользоваться новыми возможностями. Парадокс, который ни британские профсоюзы, ни социалисты не готовы были принять, заключался в том, что рост производительности, скорее всего, снизит количество рабочих мест раньше, чем обеспечит достаток, необходимый для создания новых. Вновь и вновь, по мере того, как закрывались заводы и компании, нас спрашивали: «Откуда возьмутся новые рабочие места?» По мере того, как проходили месяцы, мы могли указать на расширение самостоятельной предпринимательской деятельности и на промышленные успехи в аэрокосмической, химической отраслях, в добыче нефти в Северном море. Но реальность в том, что в рыночной экономике правительство не должно знать, откуда возьмутся рабочие места.
