чувствовать. Это должна была быть связь, которая бы осталась между двумя любящим сердцами на всю жизнь. Мы могли бы чувствовать друг друга, примерно как ты можешь чувствовать, когда сливаешься с сознанием феникса, — со смешанными эмоциями скороговоркой объяснял светлый эльф, — но мы с тобой не любим друг друга, и к тому же мой след в тебе разрушается — скоро от него не останется и следа.
Сейчас Лиас ощущал то, о чём раньше ему только рассказывали: он чувствовал Наю — её реакции, её чувства, биение её сердца. Это было прекрасно, но всё это медленно исчезало по мере того, как в женщине растворялась его светлая энергия. И вместе с тем, чем сильнее терялась связь, тем меньше он из-за неё переживал. Как будто она больше не имела для него особого значения. Лиас не понимал. Это должно было быть важным событием, это должно было быть чем-то бесценным, это должно было стать смыслом его существования. Но теперь, когда от этой «важной, бесценной, смыслообразующей» связи уже осталась только его половина, ему вдруг стало всё равно. Просто грустно, что такой чудесный опыт переживания чужой жизни оказался лишь кратким мигом и больше ничем. Наверное, так было задумано природой, чтобы светлые эльфы не погибали в страданиях, если потеряют того, кого любят.
— Может, и в тебе тогда исчезнет? Если связи нет с одной стороны, то она неизбежно разрушится и с другой… — после паузы с надеждой предположила предводительница.
— Может быть спустя десятки лет так и будет… — отстранённо согласился светлый эльф. — А если нет? Что мне делать?
Лиас действительно хотел бы знать. Только что он буквально за несколько минут прожил то, на что светлые эльфы обычно тратили сотни, а то и тысячи лет — обрёл и потерял связь. И что дальше? Теперь у него вместо «жизни на двоих» было ещё одно свидетельство его принадлежности миру дроу. Но с другой стороны: одним больше, одним меньше — не всё ли уже равно? От него и так уже отвернулись, а благодаря Нае у него было по крайней мере несколько минут единства с женщиной. Возможно иначе он бы никогда этого и не почувствовал. Оправдывал ли он сейчас то, что произошло или просто увидел свою судьбу такой, какой она было — Лиас не знал, но больше ему об этом думать не хотелось.
— Радоваться, конечно! — вдруг усмехнулся Кьяр. — Тебя целовала тёмная эльфийка! Спорю, тебе понадобиться не один десяток лет, чтобы найти на поверхности кого-то, кто мог бы таким похвастать! Хочешь, я тебя ещё поцелую? Будешь вообще единственным в мире…
— Не надо! — перебил его Лиас, не желая слушать, что он там ещё напридумывал. — Мне достаточно уникальности!
Кьяр своими глупостями разрядил обстановку, и светлый эльф под дружный смех отряда наконец-то тоже ожил, вынырнув из своих размышлений и начав реагировать на происходящее вокруг.
— Так всё нормально? — обеспокоенно заглянула ему в глаза Ная.
— Нет. Но всё так, как есть, — немного вымученно улыбнулся ей Лиас, — и я, правда, не знаю, что мне делать и что чувствовать. Наверное, просто принять и считать это частью моей и без того странной жизни в отряде тёмных эльфов.
— Думаю, это лучший выход, — взъерошив его волосы предводительница встала, — ладно, сделаем вид, что ничего не было, и чтоб никто его не доставал этим, ясно?
— Предельно, — хихикнул Асин.
Светлый эльф ещё раз печально улыбнулся, но ничего говорить не стал: хоть она и чувствовала себя виноватой, но так до конца и не поняла что сделала. И если все остальные действительно могли об этом просто забыть, то Лиас — нет. Он прекрасно понимал, что для того, чтобы стереть этот крохотный отпечаток тёмной энергии, ему теперь потребуются годы, если такое вообще было возможно, в то время как в Нае уже сегодня не останется и намёка на то, что она к нему когда-либо прикасалась. Теперь Лиас был действительно обречён оставаться вдали от своей расы — ведь этот след, его связь с дроу, будут видеть все, даже те, кто ещё не знал о случившемся у границ Линдэля. Но жизнь продолжалась. Оставалось только отложить все беспокойства и душевные метания до того момента, когда его отпустят на свободу, а сейчас это всё не имело никакого значения — он всё равно не мог никуда уйти от отряда, и временно их законы были и его законами тоже. Судьба непредсказуема: кто знает, чем в действительность могла обернутся для него эта односторонняя связь с тёмной эльфийкой. «Добро» и «зло», «тьма» и «свет» — за последние месяцы Лиасу начали казаться эти понятия очень относительными. То, что его пленили, вероятно, спасло ему жизнь, а то, что он сам не позволил убить, обернулось для него осуждением и отверженностью: что было хорошо, а что плохо в этом мире? Он уже ни в чём не был уверен. Возможно, и этот проклятый поцелуй ещё мог обернуться для него не карой, а наградой. Лиас бы уже, наверное, даже не удивился.
Кьяр как раз заканчивал снова создавать для всех иллюзии, когда в дверь постучали и отряд пригласили к обеду.
В этот раз трапеза была намного более скромной, и дроу не стали особо задерживаться. Поблагодарив за еду и тёплый прием, они забрали приготовленных для них лошадей и двинулись в путь.
Через город они шли, осматриваясь и запоминая на будущее где что было расположено: в центре вокруг храма были дома местной знати, более-менее зажиточные торговцы жили недалеко от рынка, казармы тянулись внутри вдоль стены, рядом с ними были конюшни, а загоны для скота и амбары с запасами провизии были разбросаны по всему Куриндуру.
— Там обувь продают, — заметила Ная, глядя на один из прилавков в середине рыночной площади, — Иран, может ты хоть немного монет где-нибудь спрятал от нас?
— Нет, — печально отозвался тот, — а надо было…
Кьяр вздохнул и, отдав Шиину поводья своей лошади, пошёл туда, куда смотрела предводительница. Он указал продавцу на весь отряд, показал на пальцах восемь и, достав нож с чёрной резкой ручкой, протянул его мужчине. Тот мгновенно расплылся в дружелюбной улыбке и, схватив плату, с энтузиазмом принялся копаться в своём товаре.
— Кьяр… — Ная подошла к танцору, но тот отрицательно покачал головой, молча наблюдая,
