ни оркестра, ни публики — разучивая какой-то лихой танец. Арник подозвал Янку:
— Кто эта дикая девуля?
— Подруга моей подруги.
— Что у вас общего? И, между прочим, как ты попала на танцплощадку?
— Так же, как ты, вход свободный.
— Ничего мне не сказала…
— А мне в милиции сказали, что я самостоятельная. И даже с паспортом поздравили.
Однако с подружкой Янка распрощалась и весь вечер посвятила Арнику. После того лохматая девица на глаза Максимчуку не попадалась.
А сейчас вот, у афиши, в красной кофте на фоне желтого афишного пятна: «Цирк. Последние гастроли».
— Если о жизни, это полезно… — Арник не договорил: приметил на руке Янки кольцо — золотистая змейка с хитрыми глазками. В школе этого кольца у Янки не было. Весь последний урок Арник смотрел на ее руки, ему нравились нежные руки с тонкими, красивыми пальцами.
Янка перехватила взгляд Максимчука.
— Ну, прощай, — Вика, — кивнула она подружке, — все, как договорились.
— Минутку, — остановила ее девушка в красной кофте и обратилась к Арнику: — Извини. Берем минутку!
Она отвела Янку в сторону:
— Опять этот парень. Что за тип?
Янка смутилась:
— Да так, школьный товарищ.
— Аккуратный цыпленочек. Приведи когда-нибудь на вечеринку. — Вика удалилась, раскачивая узкими бедрами.
— Чучело, — буркнул ей вслед Арник, — кто она? Ну, говори, кто?
— Я же сказала: общая знакомая.
— Ненавижу таких, общих!
Он смотрел на Янку так, будто старался что-то понять, будто в чертах ее лица заметил непривычное.
— Я сразу угадываю, когда ты бываешь у этих общих. Совсем другие глаза. Чужие! И говоришь со мной иначе. И думаешь, наверно, по-другому.
— Брось, Андрюшка… Не надо слишком глубоко в глаза заглядывать. Страшно станет.
Янка еще в шестом классе изобрела для Андрея красивое имя: Арник. И теперь только изредка, невзначай, обмолвится, вспомнит человеческое — Андрей.
— Смешной ты, Арник! Какой-то такой — мужичок с ноготок. С тяжелыми дровишками. Из леса, вестимо…
— Ты снилась мне Дюймовочкой, которую похитила отвратительная болотная жаба.
Ресницы Янки дрогнули, глаза стали жалостливыми, она хотела что-то сказать, но Арник перебил:
— Кольцо! Никогда раньше не видел…
— Разве не рассказывала? Наше… Наше фамильное кольцо. Старинное. Талисман. О нем в нашей семье целые легенды.
Арник верил ей. Это не было наивностью: он хотел, чтобы каждое ее слово было правдой. Она не могла, не смела изменить правде их детства, их юности.
И Янка заговорила торопливо, с напускной беспечностью:
— Знаешь, наша воспитательница, ну, еще в детском саду, — пела нам песенку:
Носи-носи колечко,
Носи, не потеряй…
А сама колечко не носила. Мы ее спрашивали: «А почему у вас нету?» Она отвечала печально: «Теперь не модно…»
— А теперь модно? — сощурился Арник.
— Да, модно. — И вдруг с неожиданной ласковостью, забыв все — и «общих», и то, как попал к ней перстень: — Возьми на память кольцо! Дай руку, я сама надену.
— Не надо. Зачем?
— Зачем! Разве так говорят девушке? Ты должен сейчас смотреть на меня святыми глазами и поцеловать. Да не меня! Кольцо!
Она взяла руку Арника и на безымянный палец надела перстень:
— Влитой! В школе можешь не носить. А в жизни…
— Школа для тебя одно, а жизнь другое?
— Разве я виновата? Так у всех.
— Ты как-то странно сегодня говоришь.
Янка не слушала:
— Носи, носи, колечко… Смотри, не потеряй!
Какой-то зеленоглазый молодец в сизой кепочке с куцым козырьком прошел мимо, больно задев Арника плечом.
Арник, едва не вскрикнув, процедил сквозь зубы:
— Ну, ты, полегче!
— А ты что, опасаешься подарочек потерять?
Арник хотел было ответить ему как полагается, но Янка судорожно стиснула руку Максимчука, прижалась к нему испуганно — из магазина вышла низенькая сухощавая женщина и направилась (так показалось Янке) прямо к ним. Морщинистое лицо, воспаленные глаза, недобрые и настороженные — Янка сразу узнала владелицу сумочки.
— Ты что, — удивленно глянул на девушку Арник, — жоржика испугалась?
Янка только еще крепче прижалась к Арнику, украдкой наблюдая за маленькой женщиной: «Шилина-Жилина-Милина…» Потом Янка оттолкнула Арника, подалась вперед, шагнула навстречу маленькой женщине, а та остановилась, осматриваясь, — нет ли машин, — перешла улицу и скрылась в подъезде старого одноэтажного дома, прижившегося в ряду новостроек, как гриб при корнях дуба. Янка облегченно вздохнула:
— Пошли, Арник. Проводи немного…
С утра Максимчук собрался на воскресник, нужно было подготовить пришкольный участок к весне, привести в порядок двор, площадки.
Малыши уже копошились в саду, на крыльце, на грядках.
Малышня поспевала всюду. Шумела больше всех. Звон стоял над школой.
Издали глянуть: бегут по двору метлы. И только уж потом приметишь муравья. Гремит железо, движется, грохочет, а за ним — мальчонка. И вцепятся всей гурьбой — тащат в разные стороны. Только и слышно: «Девочки! Мальчики!»
Арника приветствовали со всех сторон:
— К нам! В нашу команду!
А Максимчук не спеша шагал школьным двором, высматривая Янку.
Янки не было.
— Арни-ик! Давай к нам!
Но Максимчук покинул уже школьный двор.
Знакомая улица, серый дом смотрит сотнею окон. Максимчук остановился посреди каменного колодца и, сложив руки рупором, крикнул:
— Янка-а! Янка-а-а!
И чудилось, смотрят на него все окна, кроме одного.
— Янка-а-а! — звал Арник.
Наконец она выглянула — всклокоченная голова из-за занавески.
— Арник, зайди! Заходи, слышишь!
— Ты выходи. Выходи скорей!
— Нет, ты зайди. Мне нужно что-то сказать.
— Выходи, Янка-а! В школе ждут!
Теперь они перекликались так, словно в доме было только одно окно и обитала только одна душа:
— Мне нужно что-то сказа-ать. Что-то сказать…
Она вышла открыть дверь в шелковистой пижаме.
Арник, не переступая порога, повторял:
— Ребята ждут. Все ребята собрались.
— Мне нездоровится.
— Пойдем. Поработаешь — поздоровится.
— А я говорю…
— Все ребята работают, а ты в капроновой пижаме сидишь.
— Это не капроновая, чудак.
— Ты что, работы боишься?
— Ничего не боюсь. Сегодня сыро и грязно.
— Это земля, а не грязь. Забралась на верхний этаж, думаешь, далеко от земли ушла? Земли боишься?
— Да, видишь, боюсь. Колхозник объявился. Небось, тоже черного не любишь.
— У меня нет такого деления. У меня: могу или не могу — и все. Если могу — сила! Не могу — слабак, последний человек на земле. Короче: идешь или не идешь?
— Не могу, Арник. Ты мужичок. Из леса, вестимо. А я нежная.
— Ну и ладно. И сиди тут, нежная, в капроновой пижаме.
Прыгая через ступени, Арник сбежал на лестничную площадку.
— И забудь про меня!
Ступени замелькали под ногами, гулко отсчитывая мгновения.
И вдруг сверху, множась в пролетах:
— Арник! Арни-ик! Андрюшка-а-а!
«Ага, и про Андрюшку вспомнила!» — Запрокинув голову, он крикнул:
— Жду в шко-оле! Приходи-и!
Вернулся с воскресника, едва открыл дверь, чует — в доме
