родине не в пример хуже… Получил от государства квартиру, еле как поступил по квоте на юридический — а тем временем старательно собирал информацию о Зарницыне… и о магии в мире Земля. Перечитал все книги автора… и в одной из них — «Осенних приходах» — узнал историю той самой печи — завуалированную и искажённую, конечно, однако был важен сам факт. Это именно тот человек, который мне нужен. Но жил он в Питере, и мне по-любому надо было побывать там.
И вот однажды на летних каникулах я собрался ехать. Тогда писатель был уже серьёзно болен и лежал в больнице, так что это был, возможно, мой последний шанс поговорить с ним. А выяснить номер больницы было всё-таки проще, чем адрес самого Зарницына.
Я приехал, нашёл место… Меня сначала не хотели пускать, но я был очень убедительным — и в итоге прошёл в палату, где лежал Зарницын.
Он сначала принял меня за какого-то своего фаната, но я рассказал ему о себе и о том, что мне удалось нарыть за эти годы. Спросил его, что же произошло в девяносто пятом, видел ли он моего деда… и правда ли то, что магия на Земле в самом деле существует, но скрыта от простых людей, как в «Ночном кошмаре».
Нет, о том, что она есть, я знал точно: иначе бы земляне не смогли бы открыть свой портал, — просто я не мог никак понять, почему они её не замечают…
Зарницын испугался. Наверное, подумал, что я подосланный агент или что-то вроде этого, что ФСБ спустя десятилетия обо всём вспомнила… Я разговорил его — и узнал как раз, что Эндл убил всех, кто был тогда в НИИ… кроме него. Ярослав в те мгновения пытался оттащить от установки Маргариту с Костей, которые принялись экстренно глушить портал, но, когда Эндл, разобравшись с майором, прикончил и их, — побежал. В Маргариту учёный был тайно влюблён, но в миг её смерти этот смысл враз ушёл из его жизни, и Зарницын спасал тогда одного себя. Он успел выбежать, прежде чем громыхнуло…
Я всё испортил своим вопросом о том, куда он унёс из института документы и большую часть приборов. Те, что достались мне, оказались как раз детекторами магии, но я был уверен, что есть и другие их виды, а к тому же считал себя пострадавшей стороной — с правом на компенсацию морального ущерба. Например, в виде приборов.
Ярослав разозлился, резко ответил мне: мол, я не туда лезу, прошу то, чего не заслужил… Тут ему стало плохо. Перед тем как в палату вбежали врачи и выставили меня, он успел сказать что-то вроде того, будто на этих приборах строится какое-то равновесие… нечто в таком духе.
Это были его последние слова. Через считанные часы в Википедии появилась запись о том, что писатель-фантаст, основатель жанров, классик рубежа веков и вообще хороший человек — скончался. С ним умерла и часть моих надежд.
Но я-то был жив — и у меня в планах было успеть вернуться. Это был четвёртый год моей жизни на Земле, и я заметил, что скучаю по родине, — какой бы отсталой по сравнению с новой реальностью она ни казалась.
Я вернулся в Москву, продолжил учиться — а в назначенный срок пришёл к разрушенному институту, чтобы переместиться в родной мир. Но… — Голос «пришельца» опять дрогнул, и тот закрыл лицо руками, борясь с нахлынувшими эмоциями. — Но портал не открылся. Ни в этот день, ни в следующий, ни в ближайшую неделю.
Я ходил тогда сам не свой, переживая и нервничая. Даже чуть было из универа не вылетел, пропустив десяток лекций и завалив затем один экзамен. Через какое-то время немного успокоился: может, там что-то у них случилось, из-за чего они не могут открыть портал… может, пока им не до меня… В конце концов, у меня оставался ещё пятый год, когда всё должно было решиться окончательно.
Была, кстати, мимолётная мысль, что время идёт в мирах с разной скоростью, — но её уже давно опровергли круги портала, открытого на второй, одиннадцатый и сто первый день моего пребывания в Москве. Их я видел — а значит, тогда обо мне явно помнили. Но помнили ли теперь? Об этом я ничего узнать не мог.
Что делать, я всё пересдал, проучился ещё год и снова пришёл на то же место. И опять — ничего. Ни намёка на открытие портала. Обо мне просто забыли. Или же устали меня ждать и намеренно оставили здесь, полагая, что раз не вернулись Эндл и Эргван, то, значит, не вернусь и я…
Теперь ты понимаешь, Шитов? — вновь посмотрел следаку в глаза лже-Гречко. — Магия не просто отняла у меня деда, взорванного вместе со всеми, кроме Зарницына, в том институте, и отца, который отправился следом на поиски. Она ещё и заперла меня в этом мире, отняв возможность возвратиться, и вот уже двадцать семь лет я безуспешно ищу выход… и ты первый, кому я смог сказать об этом. Выговориться.
Вот тебе истинная причина создания ГООНЧ. Я просто хотел вернуться домой и отомстить за то, что меня бросили, — а единственным известным мне ключом к этому были канувшие в неизвестность документы из НИИ, в которых должна была быть описана технология портала…
Я стремился найти то, что позволило бы мне осуществить обрушенные планы, и при этом не оставлять случайных свидетелей. То, что я не отсюда, было моей маленькой тайной, которую я мог доверить лишь самым близким людям, а их-то у меня изначально и не было. Так организация и появилась… А наличие всей остальной магии я посчитал нужным скрыть, чтобы никто посторонний не мог не то что раскрыть, а даже и представить себе мой замысел…
— Зачем, если всё равно в неё никто верит?
— Кто-то — верит. Кто-то — догадывается. Кто-то — знает. Уверен, есть и такие. Чтобы все они боялись, молчали и этим поддерживали всеобщее отрицание. К тому же, это было что-то вроде мести самой магической сути мира. Уничтожить всё, что не способствует достижению цели…
— Как расшифровывается «ГООНЧ» на самом деле? — спросил Георгий. — И можете, пожалуйста, рассказать мне о своём молчаливом друге, который во время известной вам мизансцены во дворе хотел ликвидировать вашего же агента Красовского? — Лёгкий кивок в сторону «правой руки» начальника. — Это ведь он виновен в смерти сегодняшнего ролевика?..
«Гончий» напрягся и собрался было привстать и ответить, но Гречко жестом осадил
