– Вот про прочее давай поподробнее, – ядовито требую я.
– Нет, Саш… Давай лучше о тебе. Мы с Дашей всё выяснили. Она любит тебя. Да, Саша, она любит тебя! Она и ребёнка хотела от тебя, потому что любит! Она – прекрасный человек, а ты этого не понял. Ты же не понял, что она, обидевшись, кусала тебя специально. И говорила поперёк тоже специально. А ты не понял! И наврал мне, когда сказал, что ты её не любишь. Я это уже тогда понял. Ты нужен ей! Не я! Ей нужен ты! А тебе нужна она. Я это точно знаю.
Во мне просыпается мальчик-наоборот.
– Знаешь, а я тут вообще-то жениться собрался, – говорю я, имитируя зевоту.
Повисает пауза.
– Знаешь, братец, – каким-то шипящим голосом говорит Ванька, – я вот ближайшим бортом с теми летунами прилечу и набью тебе морду! Жениться он собрался! А у меня ты спросил? Я всё-таки – твой брат! Я не позволю тебе Серёжку сделать безотцовщиной! Понял?
Вижу, что Ванька расходился не на шутку.
– Ладно, Ванюха, я пошутил… – даю задний ход.
– Дурак ты, братец, и шутки у тебя дурацкие! Хотя, впрочем, я почти и не поверил. Серьёзно, Сашка, она любит только тебя. Я за это отвечаю. Она сама мне это сказала. Ты должен вернуться. Ты ей это должен!
– А ты как же? – задаю я неуместный вопрос.
– Сашка… – в Ванькином голосе звучит укоризна. – У меня же есть хороший учитель – ты! Ты меня научил не бояться обломов в жизни. Я проживу! Я пока обязательно закончу университет. Потом что-то прояснится. Сашенька, родной ты мой, возвращайся…
– Ладно… – устало и неожиданно хрипло говорю я. – В январе увидимся и поговорим.
– Странный у тебя тон, Сашка! Ты, наверное, очень устал сегодня?
– Есть немного… Только что с вызова пришёл. Ванюха, ты не представляешь, как я рад тебя слышать. Я тут часто тебя вспоминаю… Нашу жизнь вспоминаю… Ладно. В январе поговорим.
– Сашка, ты отдыхай… Я тоже о тебе очень часто вспоминаю. Мне тебя всё равно не хватает. Давай, ложись спать! Счастливо!
– Счастливо, Ванюха! Обнимаю и целую тебя в ухо…
Беру сигарету и иду на кухню к Кириллу Сергеевичу.
– Ванька сказал, что Даша меня любит… – признаюсь я в ответ на его вопросительный взгляд. – Она, якобы, сама ему это сказала…
– Вот видишь!
– Пока ничего не вижу. У меня в голове всё плывет от этих новостей. Кирилл Сергеевич, дорогой! Я уже настроился на другую жизнь!
– А ты задай себе вопрос – имел ли ты на это право? – строго вопрошает он. – Только сделай это завтра. А сейчас иди-ка ты спать. Вид у тебя опять совсем измождённый.
Послушно иду стелить постель. Насчёт моего вида всё точно. Сам заметил. Пора вспомнить про солнечный пляж и текущую сверху энергию.
* * *
Да… За меня взялись. Я теперь практически на каждой операции ассистирую Николаю Фёдоровичу. Иногда он приказывает мне что-то сделать самому, а сам стоит рядом и наблюдает. Начинаю входить во вкус.
Таня тихой маленькой мышкой суетится около меня на вечерних приёмах. Пожалуй, в чём-то Кирилл Сергеевич прав, неделю назад экипаж Ил-76, таскающий меня сюда и отсюда, привозил ещё одного пациента. Какой-то родственник Серёги, второго пилота. Пришлось потрудиться… Серёга на меня даже, кажется, обиделся, потому что я, как всегда, не взял у него денег. Я отшутился, сказав, что налетал с ними на большую сумму.
…Вертолёт прилетел ещё час назад, а мне об этом сообщили только что. Конечно, на это была веская причина, поскольку я десять минут как вышел из операционной, где получал очередной урок у Николая Фёдоровича.
– Александр Николаевич, я уже всё собрала! – докладывает Таня, а сама аж светится!
– Ты чего такая праздничная? – спрашиваю я.
– Ну мы же с вами летим!
– Я, положим, лечу, а ты?
– Я тоже! Я уже с Кириллом Сергеевичем договорилась! – и она немножко показывает мне язык.
– Понятно… Опять обошли со всех сторон, – ворчу я.
– Ну Александр Николаевич… Почему вы всегда против того, чтоб я с вами ездила на дальние вызовы?
– Потому что там может случиться всякое…
– У нас с вами всякое уже было… – тихонько, как ни в чём ни бывало, говорит она и невинно улыбается.
– Ладно, давай одевайся, а я к Кириллу Сергеевичу зайду.
– Кирилл Сергеевич, – с порога его кабинета сразу обращаюсь я. – Таня уже, как я смотрю, с вами всё решила!
– Решила, Сашенька, решила! – он усмехается. – Тебе хоть сказали, что там тебя ждёт?
– Нет… Но на всякий случай мы взяли по полной программе.
– Там, судя по тому, что мне рассказали, гнойный абсцесс. Больной категорически отказывается ехать в больницу. Олени, видите ли, у него! Николая я не посылаю, он здесь нужен. Операция завтра. А у тебя такие опыты уже были. Ты сможешь.
– Тогда зачем мне там Таня? – не понимаю я.
– А общаться с якутами ты как собираешься? На пальцах? А Таня язык знает.
– Понятно, – понуро соглашаюсь я. – А кто будет ассистировать Николаю Фёдоровичу?
– Петю поставлю. Пусть тоже учится.
– Думаете, научится? – скептически спрашиваю я. – Мне кажется, ему специальность неинтересна.
– Не будь к Пете слишком строгим, – укоризненно замечает Кирилл Сергеевич. – Он ещё молод. Да и надежда умирает последней!
– Ничего себе – молод! Он всего на три года моложе меня! – не выдерживаю я.
– Саша! Успокойся. Сделаем из него специалиста. Сделаем!
«Дон Кихот», – вспоминаю я слова Юрия Степановича.
Старый Ми-8 дрожит мелкой дрожью, но вперёд продвигается. Надо сказать, после операции я ещё не совсем пришёл в себя и очень хочется спать.
– Александр Николаевич, вы хоть немножко поспите, – уговаривает Таня, которая прекрасно видит, как у меня периодически падают веки.
А меня и уговаривать особо не надо…
И вот Таня аккуратно трясёт меня, пытаясь разбудить. Открываю глаза. Моя голова на её плече. Хорошо я заснул…
Из относительного тепла брюха вертолёта вываливаемся в холодную темноту. Нас встречают какие-то люди с фонарями. Сразу обращаю внимание на то, как лихо Таня начинает с ними говорить на непонятном мне языке.
– Александр Николаевич! Пойдёмте! – командует она, для пущей уверенности берёт меня за руку и тянет к какой-то постройке сомнительного вида.
Да-а… Обалденный гнойник, да ещё и в паху…
– Ну что, Танюша, будем оперировать, – говорю я. – Готовь инструмент и анестезию.
– Угу! – весело принимает она указание к исполнению.
Продолжаю осматривать больного. Бедняга… И ведь ходил!
– Александр Николаевич… – видно, что Таня растеряна.
– Что, Танюша?
– Я новокаин… Коробка пустая…
– Ну ты даёшь…
– Простите…
– И что теперь мне делать?
– А вы как тогда…
– Я же языка-то не знаю!
Очевидно, что наше беспокойство передаётся больному и его жене.
– Ладно… – решаю я. – Попробую…
Что-то мне подсказывает, что есть выход, и, кажется, я знаю, какой.
«Господи, помоги!» – машинально про себя говорю я и кладу ладонь на лоб пациента. Я представляю, что он засыпает, и через свою руку внушаю ему желание заснуть. Даже вспоминаю мелодию детской колыбельной. При этом внимательно смотрю за его реакцией… Глаза его закрываются, он глубоко вздыхает… И засыпает! Удача! Благодарю тебя, Господи!
– Можно начинать, – говорю я Тане, поворачиваясь к ней, и вижу вытаращенные глаза.
– Александр Николаевич…
– Работаем! – одёргиваю я её, и мы начинаем.
…Приятно ощущать себя человеком, сделавшим дело. Мой пациент полусидит с раздвинутыми ногами и внимательно смотрит на меня. Пусть смотрит!
Гнойник в паху… Надо сказать, это вполне естественно, поскольку понятия о гигиене тут, на этой стоянке, либо отсутствуют вовсе, либо в зачаточном состоянии. А ведь на дворе уже двадцать первый век!
– Таня, переведи, пожалуйста. Надо лететь в больницу. Рана требует ежедневной обработки.
Она начинает бойко разговаривать с хозяином и его женой.
– Ну что? – интересуюсь я.
– Они говорят, что вы – великий шаман и вас надо слушать. Когда вернётся вертолёт, мужчина готов лететь в больницу.
– Опять шаман! Ладно… Лишь бы полетел…
Скоро сам поверю в то, что я – шаман.
Доставили в больницу этого бедолагу. Дав отчёт Кириллу Сергеевичу, разбираем с Таней сумки в нашем кабинете.
– Александр Николаевич… А вы всех можете так?
– Что могу? – не понимаю я.
– Ну загипнотизировать?
– Не знаю, Танюша. Я стараюсь этим пользоваться только тогда, когда других выходов у меня уже не остаётся. Понимаешь… Это слишком сильное средство, чтобы им пользоваться по пустякам.
При этом вспоминаю Илью Анатольевича. Спасибо ему огромное! Это он сумел научить меня, а главное, убедить в том, что любые способности представляют собой аванс, который надо реализовать с осторожностью и рассчитываться полной мерой. Истина вроде расхожая – чем больше человеку дано, тем больше с него спрашивается, но, как я уже успел увидеть за свою недолгую жизнь, далеко не все этот постулат воспринимают. А потом жалуются, что жизнь наказала! А ведь фактически это наказала даже не жизнь… Короче, Ему наверху видно всё!
