признаться, почему избегал родителей, и Дженис с нетерпением предвкушает, что он снова станет частью ее жизни. Да и детство Саймона больше не рисуется ей в таком мрачном свете. Она была хорошей матерью и старалась, чтобы детские годы ее сына были ни капли не похожи на ее собственные. Так же воспитывает своих детей Джой.
Гораздо тяжелее думать о тех мячиках, которые проваливаются внутрь аппарата. Но их Дженис тоже должна вытащить наружу и изучить. Начинает она с самого простого. Что делать, когда приедет Джорди? До его возвращения осталось меньше недели. У Дженис есть немного денег, но идти ей некуда. Она вспоминает, как сидела в машине возле старых амбаров, и ее охватывает тот же страх, но отчаяния больше нет. Она обязательно что-нибудь придумает. Теперь в ее жизни есть те, кого она может попросить о помощи. У Дженис есть друзья и… тут она спотыкается. Кто для нее Юэн? Называть мужчину пятидесяти пяти лет от роду парнем как-то неуместно, а любовниками они не стали – во всяком случае, пока. При этой мысли сердце Дженис начинает биться быстрее, и собственный пульс напоминает ей ритм танго – шаги в технике стаккато. Дженис старается сосредоточиться. Если Юэн не любовник, то… кто же он ей? Как-то раз она читала о шотландской паре (очень уместно, ведь Юэн из Абердина), и, хотя их история оказалась не настолько примечательной, чтобы попасть в ее «библиотеку», одна фраза Дженис понравилась. Эти мужчина и женщина жили вместе, не будучи официально женаты, и называли себя близкими соседями. Пожалуй, она хотела бы, чтобы Юэн тоже когда-нибудь стал ее близким соседом.
Последние два мячика достать гораздо труднее, не говоря уже о том, чтобы внимательно их рассматривать. Один относится к прошлому, второй – к самому непосредственному настоящему. Дженис любит одного фокстерьера, но ее с ним разлучили. Мало того, мальчик, недавно потерявший отца, тоже утратил возможность с ним видеться. Но размышления на эту тему ведут лишь в тупик. Остается только горевать из-за этой потери. А фраза «он же всего лишь собака» к Децию ну никак не подходит. И вообще, как Дженис теперь понимает, на самом деле он волк.
И вот наконец пришло время подумать о матери. Здесь скрывается источник чувства вины, годами растущего внутри нее, будто опухоль. В том, что касается сестры, в душе Дженис воцарился мир, но в глубине души она уверена, что подвела маму. Особенно когда та спивалась все сильнее. И логика, и доводы рассудка здесь бессильны. Дженис от них никакой пользы. Она убеждена, что именно ее поступки привели к тому, что мама запила, а потом умерла. А тот факт, что Дженис оказалась даже не в состоянии оплакивать ее смерть, только вгоняет вину глубже, будто нож в рану.
Раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает Фиона:
– Я вам принесла чая.
Резко вернувшись в настоящее, Дженис испытывает новое чувство: надежду, что у Фионы все будет хорошо. У нее есть все шансы наладить отношения с Адамом. За вчерашним ночным ужином Фиона рассказала, что после возвращения сына они долго разговаривали у него в комнате. Было пролито много слез, но случившееся помогло им открыться друг другу. Фиона выразила уверенность, что они оба будут вспоминать эту ужасную ночь с теплыми чувствами.
Фиона садится на край кровати.
– Расскажите-ка о Юэне поподробнее, – просит она. – Замечательный мужчина!
Описывая их знакомство и свои нынешние обстоятельства, Дженис вспоминает, что слышала всего две из четырех или, возможно, пяти его историй.
– Как думаете, у вас все серьезно? – спрашивает Фиона.
Дженис не готова делиться своими фантазиями об очень близких соседях, поэтому она лишь смеется в ответ и благодарит хозяйку за чай.
Во время завтрака Адам появляется на кухне совсем ненадолго. Сегодня суббота, в школу ему бежать не надо. Адам тих и задумчив. Дженис размышляет о том, что сейчас жизнь этого мальчика полна потерь: Адам лишился отца, а теперь у него отобрали еще и Деция. Когда Дженис наливает себе вторую чашку кофе, Юэн подходит к Фионе и что-то тихо ей говорит. Фиона глядит на него с удивлением, однако в ее взгляде есть еще что-то, но что именно, понять трудно. Фиона кивает Юэну и дотрагивается до его руки, а потом он выходит из кухни. Дженис бросает на хозяйку вопросительный взгляд.
– Юэн хочет сказать пару слов Адаму.
Некоторое время они с Фионой сидят вдвоем, пьют кофе и обсуждают, как хорошо себя проявили и полицейские, и соседи. Фиона ломает голову, как всех отблагодарить, а Дженис заверяет ее, что благополучный финал истории – уже достаточная награда. Проходят минуты, и Дженис все больше одолевает любопытство: о чем Юэн говорит с Адамом?
Наконец примерно через час дверь открывается, и на кухню заходят оба. Юэн и Адам не рассказывают, о чем беседовали, да и ведут себя как обычно, но Дженис замечает в Адаме перемену. Наверняка и Фиона тоже ее видит. Конечно, Адам не превратился в беззаботного двенадцатилетнего паренька, но взгляд у него уже не такой напряженный. Он кажется спокойнее. А еще обе женщины замечают, что он плакал. Взяв тост, мальчик садится в одно из удобных кресел возле стеклянных раздвижных дверей и глядит на улицу. Дженис и Фиона продолжают болтать, но получается у них неловко.
– Мам, поедем сегодня в город.
– Да, конечно, – торопливо соглашается Фиона и замирает в ожидании: скажет ли сын еще что-нибудь? Объяснит ли, почему хочет в город?
Но Адам невозмутимо жует тост. Наконец Фиона переводит взгляд на Дженис и пожимает плечами. Похоже, он снова вернулся к нормальному для двенадцатилетнего мальчишки формату общения.
Когда Юэн и Дженис выходят из дому, она спрашивает:
– О чем вы говорили с Адамом?
Тот оглядывается, словно боится, что мальчик услышит:
– Потом расскажу.
В Кембридже они отправляются в бар у реки для позднего ланча. Светит солнце, но уже собираются тучи. Обычный дождливый весенний день.
Бар полон студентов и людей, отдыхающих после похода по магазинам, но Юэн с Дженис находят столик возле стены и заказывают ассорти тапас с красным вином.
– Вы обещали рассказать про Адама, – произносит Дженис, и вдруг ей приходит в голову, что она даже не поблагодарила его за все, что он вчера сделал.
Дженис спешит исправить оплошность, но Юэн ее перебивает. Изъявления благодарности его явно смущают, и его реакция напоминает Дженис о том, как в одном человеке сочетается несочетаемое и застенчивость сменяется твердой уверенностью.
– Ну так о чем же вы говорили? – торопит
