успел опередить его и сел за руль сам.
— Учитесь, человек все понимает! Поехали, Буба, тебе не впервой ходить со мной «на дело».
Как только здание аэропорта потерялось в зеркале заднего вида, Бурханов обернулся.
— Мы не по телкам?
— Нет, Сань, не сегодня…
****
— Вы все бесстрашные в этом городе? — я сидел на деревянной скамейке в парке у дома Макова. Найти его было совершенно не сложно. Перед сном он бегал по лесу, нарезая круги по узким тропкам. На фоне всеобщей белизны, ярко-красный спортивный костюм делал его легкой мишенью. Маков застыл, остановившись спиной ко мне. Прямая еще мгновение назад спина осунулась, а руки медленно поползли к карманам пухового жилета.
— Призрак? Сегодня ты мзду собираешь? — Маков резко обернулся и вздрогнул, словно до последнего надеялся увидеть соседа с нижнего этажа. — А почему приехал не в офис? Не знал, что ты все-таки работаешь на Моисея. Тебя долго не было в городе, думал, что все… Вы больше не в паре… А ты? Что тебе нужно?
Маков истерично перебирал все, что приходило в голову, не давая вставить и слова. Но мне и говорить не нужно было, я наслаждался страхом, который так и плескался в его глазах. Он нервно дергал плечом и оборачивался, осматривая частый лесок. Вот так любимое место становится капканом, куда попадают из-за своей самоуверенности.
— Мне нужно, чтобы ни тебя, ни твоего сынка-обдолбыша в моем городе не было.
— С каких времен он твой?
— С самого рождения. — я закурил и спрятал замерзшие руки в карман пальто. Несмотря на трескучий мороз, мне было жарко. Долбаная акклиматизация, организм перестраивается.
— Слушай, давай разберемся спокойно? — Маков сделал шаг, робко взглянув на скамейку.
— Давай. Кто дал деньги? — я отрицательно покачал головой, не дав разрешения присесть рядом.
— Какие деньги? — старик расстегнул жилет, ему стало жарко: впалые щеки зарумянились, а губы начали синеть.
— Шуршащие и такие зелененькие, на которые ты купил тонну «герыча». — старался говорить, как можно спокойнее, не выдавая бурлящих эмоций.
— Фу-у-у-у, — Маков выдохнул и заметно расслабился. — Ты же знаешь, что я не занимаюсь наркотой?
— Ну, и гнилье же ты, Маков. Даже сына готов сдать в первые пять минут страха. Еще раз спрашиваю, бабки кто дал?
— Я не занимаюсь дурью! — упорно повторял он, только на этот раз румянец, заливавший его лицо исчез.
— Спрашиваю в последний раз. Кто оплатил приговор Моисея?
— О чем ты?
— О том, что лично ты гол, как сокол. — Достал свернутый листок из кармана и еще раз пробежался по отчету по операциям его банковского счета. — Я знаю, что дурь оплатил ты. Причем лично. — кинул к его ногам фотографию, сделанную с камер слежения у дома Халика. — И теперь каждый месяц переводишь весь доход на вот этот счет. я потряс бумажкой в воздухе и убрал в карман.
— Я не понимаю…
— Я вот тоже не понимаю, что же тебе такого пообещали, что ты потерял всякий страх? Сам поехал в Кабул, потом и в дом к Халику пожаловал, да еще и Клима притащил. Так сказать, лично, чтобы выказать уважение барыге? Да? А Клима-то зачем привез? Знал, что выйдем на него? Чтобы Моисею побольнее сделать? Интересно… Поведай, Маков? Исповедуйся? Обожаю слушать откровения тупых барыг, возомнивших из себя невесть что! Ты за месяц прибрал к рукам бизнес не только Коновалова, но и еще трех комерсов из разных ниш. Местечко себе пригрел? Посулили, что взлетишь высоко и стремительно?
— Я не понимаю… — Маков округлил глаза и стал пятиться назад.
— И я не понимаю. Ты даже операции не спрятал. — хлопнул рукой по карману, в котором лежала выписка по счету.
— Олег…
— Да ты не парься, Маков. Просто знай, что тебя слили. Сначала дали почувствовать власть, пощупать деньги, ощутить запах крови. А потом отправили в Афган, как мясо. Ты думаешь Корней не знал, что я пойду по следу? Он знает меня так же хорошо, как и я его. — Не мог не улыбнуться, уловив тень просветления на лице Макова. — Я пришел не для того, чтобы узнать, а для того, чтобы наказать. Не заморачивайся, уже ничего не изменить. Ты стал всего лишь наживкой, чтобы выманить меня. Не переживай, ты свое отжил. Ты станешь моим первым. Слышишь? У тебя был шанс покаяться тогда, когда я пришел к тебе сам. Два шанса не даю. Плохая привычка. Так что, уж прости!
— Это не я! Я не занимаюсь дурью! — заревел, увидев ствол. — Я поговорю с сыном. Хочешь? И с Корнеем поговорю? Он поймет!
— Знаю я вас, горе-отцов…
* выстрел*
****
Темнота укрыла город, давая возможность покрасоваться высоткам, блистающим яркими неоновыми вывесками. На улицах суетились прохожие, торговые центры заманивали прохожих, находящихся в состоянии эйфории от предновогодней суеты, волшебными рождественскими мелодиями. Движение на центральных улицах остановилось, автомобили разных мастей замерли в длинной пробке. С неба посыпались пушистые хлопья снега.
Мы ехали в полной тишине, не включая даже магнитолу. Буба, отвоевавший место за рулем, нервно стучал пальцами по рулю и то и дело бросал в меня короткие, но очень многословные взгляды.
— Да! — он долго скидывал дребезжащий телефон, но все-таки сжалился. — Я буду поздно, не жди меня. Да не с бабами я!
Буба зарычал и забросил телефон в бардачок, с силой захлопнув его дверцу.
— Жена?
— Что? — он обернулся, посмотрев на меня так, словно я спросил что-то странное и неприличное.
— Оглох что ли? Жена, спрашиваю?
— Нет, мы развелись, — он сморщил лоб, но затем расслабился и закурил. — Девушка. Названивает каждый вечер, не может уняться.
— Буба… Буба…. Хорошо, когда женщина изводит тебя, плохо, когда не звонит. А теперь отвези меня домой.
— А как же Клим? Мы же договаривались, что вечером поедем к Моисею! — взревел Буба, с силой ударив ладонью по рулю. — Скала, можно я его грохну? Эта скотина… Он причастен к смерти Козырева, к бабке не ходи!
— Бабка надвое казала: либо дождик, либо снег, либо будет, либо нет.
— Что ты
