любимого брата. Ему грозит виселица.
— Бр-р-р…
— За преступление, которого он не совершал.
— Mon pauvre enfant…[85]
— Мадемуазель, умоляю вас проявить серьезность. Брату предъявили обвинение, и он предстанет перед судом.
Как только удалось завоевать ее внимание, она превратилась в само сочувствие. Ее голубые глаза отличались необычной и манящей особенностью — полные нижние веки превращали их в мерцающие щелки.
— Мадемуазель, прошу вас, вспомните, что было в письме.
— Как, мой бедный друг? Я же его не читала. Оно было длинным и скучным, полным histoires. Все было кончено — я никогда не пекусь о том, что нельзя спасти.
Но ее тронуло его отчаяние.
— Послушайте, может, не все еще потеряно, и письмо где-то завалялось. Можно спросить Адель. Она моя служанка. Собирает письма, чтобы шантажировать людей — ох, да, знаю, знаю! Но она habile comme tout pour la toilette[86]. Подождите расстраиваться, сначала поищем.
Из безвкусного секретера, ящиков шкафа и сумок — сотен сумок — полетели письма, безделушки и всякая ароматная ерунда. (Я такая неаккуратная! Адель от меня в отчаянии.) Адель — тонкогубая женщина с настороженным взглядом — все отрицала, пока госпожа в ярости не ударила ее по лицу и не обругала по-французски и по-немецки.
— Бесполезно, — проговорил лорд Питер. — Как жаль, что мадемуазель Адель не может найти такую ценную для меня бумагу.
Слово «ценная» навело Адель на мысль, и на свет появилась принадлежащая мадемуазель шкатулка для драгоценностей, которую еще не осматривали.
— Мсье ищет это?
Затем последовало внезапное появление господина Корнелиуса ван Хампердинка — очень богатого, крепко сбитого подозрительного мужчины, и тактичное, ненавязчивое вознаграждение Адель у шахты лифта.
Грант что-то крикнул, но слова, безвольно канув в темноту, потерялись.
— Что? — гаркнул ему в ухо Питер.
Пилот крикнул снова, и слово «горючка» на этот раз, обратившись в звук, достигло слуха его светлости. Но Питер не мог судить, хорошая это новость или плохая.
Вскоре после полуночи Мерблса поднял с постели оглушительный стук в дверь. Он в тревоге высунул из окна голову и увидел швейцара с мерцающим сквозь дождь фонарем. За ним маячила размытая фигура, которую в эту минуту Мерблс не сумел узнать.
— В чем дело? — спросил адвокат.
— Вас срочно хочет видеть молодая дама, сэр.
Фигура подняла голову, и в свете фонаря под маленькой шляпкой блеснули золотистые волосы.
— Мистер Мерблс, пожалуйста, выйдите. Мне позвонил Бантер. Пришла женщина, хочет дать показания. Бантер боится оставить ее одну. Она жутко напугана, но он говорит, что дело ужасно важное. А вы знаете, Бантер всегда прав.
— Он назвал ее имя?
— Миссис Граймторп.
— Боже праведный! Один момент, милейшая леди, я вас сейчас впущу.
С неожиданным проворством Мерблс в шерстяном халате оказался у двери.
— Входите, дорогая. Я моментально оденусь. Правильно, что вы ко мне пришли. Я очень, очень рад. Какая жуткая ночь! Перкинс, будьте добры, разбудите мистера Мерфи, попросите оказать мне любезность — дать воспользоваться его телефоном.
Мерфи, беспокойного ирландского барристера с дружелюбными манерами, будить не пришлось: коротая время в компании друзей, он обрадовался возможности оказать услугу.
— Это вы, Биггс? Говорит Мерблс. То алиби…
— Да?
— Явилось само.
— Боже! Что я слышу?
— Можете приехать на Пикадилли, сто десять «а»?
— Выезжаю.
Странное общество собралось у очага лорда Питера: вздрагивавшая при каждом звуке женщина с бледным как смерть лицом, умудренные опытом деловые юристы, леди Мэри, сноровистый Бантер. История гостьи была достаточно простой. С момента разговора с лордом Питером она непрестанно мучилась от того, что услышала. Воспользовалась моментом, когда ее муж напился в трактире «Господь во славе», запрягла лошадь и поехала в Степли.
— Не могу молчать. Пусть лучше убьет меня муж — я и так несчастна, в руках Господних мне хуже не будет. Только бы герцога не повесили за то, чего он не совершал. Он был ко мне добр, я в глубоком отчаянии, это правда, и надеюсь, его жена не будет к нему слишком строга, когда все узнает.
— Нет-нет. — Мерблс закашлялся. — Простите, мадам. Сэр Импи…
Законники зашептались в нише окна.
— Понимаете, — начал сэр Импи, — явившись сюда, она сожгла мосты. Вопрос в том, оправдан ли риск. Мы же не знаем характер улики Уимзи.
— Именно поэтому я склонен, несмотря на риск, принять ее показания, — возразил Мерблс.
— Я готова рискнуть, — упрямо вмешалась сама миссис Граймторп.
— Мы это ценим, — кивнул сэр Импи и пояснил: — Но в первую очередь обязаны учитывать, чем рискует наш клиент.
— Рискует? — удивилась Мэри. —
